Уроки Великой депрессии - Александр Шубин

Постановка проблемы Б. Борисовым интересна и нуждается в полноценном ответе со стороны американских исследователей. Официальные данные о том, что и смертность существенно не росла, вступают в противоречие с современными демографическими исследованиями, проведенных американскими демографами «без задней мысли» провести аналогию между социальными катастрофами в США и СССР. Так, например, ожидаемая продолжительность жизни в США в 1933–1936 гг. упала с 65 до 61 лет у женщин и с 62 до 57 лет у мужчин[79]. Это может свидетельствовать как раз о значительном росте смертности в 1933 г. Даст Бог, честные американские специалисты обратятся к серьезному исследованию статистических архивов — как историки России и Украины после падения коммунистического режима.

Согласно официальной американской статистике, опубликованной в сводном труде, вышедшем под эгидой Общественной службы общественного здоровья США, Федерального бюро безопасности и Национального бюро жизненной статистики в 1947 г. (то есть в годы, когда сохранялась власть партии Рузвельта, и уже началась «Холодная война»), смертность на 1000 (без новорожденных) в штатах, где производится регистрация, составила в 1925 г. — 11,7; 1929 г. — 11,9; 1930 г. — 11,3; 1931 г. — 11,1; 1932 г. — 10,9; 1933 г. — 10,7; 1934 г. — 11,1; 1936 г. — 11,6; 1940 г. — 10,8[80]. Даже без голода в собственном смысле слова, в годы социально-экономических бедствий это невероятно.

Рождаемость в США во время Великой депрессии упала, но все же не так, чтобы объяснить демографические парадоксы. Уточненные данные рождаемости на 1000 человек населения в 1930 — 20,7; 1931 — 19,7; 1932 — 19,1; 1933 — 18,1; 19,4 — 1940[81].

Часть статистических парадоксов (например, резкий прирост населения (на 6 миллионов) в 1932–1933 гг. связан с расширением территорий, где осуществляется регистрация. Бюро статистики стало собирать данные по всей стране только с 1933 г.[82] Полнота регистрации по штатам составляла 75,9 — 99,4 % (но в большинстве — более 90 %)[83]. Однако эти данные — оценочные. Если есть неполнота регистрации смертей, откуда точно известно — какова она? Подсказку дает пояснение к некоторым таблицам рождаемости и смертности — «по месту жительства»[84]. Возможно, в этом и кроется разгадка американских демографических парадоксов. Своих, постоянных жителей регистрируем, а проходящие мимо толпы нищебродов можно и так закопать. Уйдя с места жительства в поисках лучшей жизни, человек мог пропасть из статистической жизни и статистической смерти.

Однако, пока Америка хранит свои тайны, мы все же не можем согласиться во всем и с Б. Борисовым. Когда его статья еще готовилась к публикации, у меня была возможность сообщить автору некоторые сомнения, которые я готов повторить и сейчас. Б. Борисов применяет в критике США те же методы, которые осуждает в тенденциозных оценках масштабов голода в СССР и, в частности, на Украине.

Не значит ли, что одинаковые демографические ямы СССР и США в 30-е гг. свидетельствуют об одинаковых потерях от голода? Только гипотетически. То есть мы можем подозревать, что США потеряли от голода сотни тысяч жизней. Но сколько?

Демографические потери страны никак нельзя отождествлять с числом погибших от голода. Поэтому безграмотными являются транслируемые по телевидению утверждения, что в СССР погибло от голода 7 миллионов человек. Это — демографические потери. Они включают собственно рост смертности (но не только от голода, а от социальных потрясений вообще), недоприрост населения, в том числе от снижения рождаемости. Снижение рождаемости всегда происходит во время социальных потрясений — люди не уверены в завтрашнем дне, с трудом могут прокормить уже имеющихся членов семьи — не до прибавления. Однако снижение смертности нельзя записывать в «жертвы голода». Хотя бы потому, что снижение смертности может происходить и во вполне благополучных обществах — как результат урбанизации. Нельзя вывести точную цифру погибших и из разницы в «недостаче» рожденных детей и общей «недостаче» населения, если бы оно росло прежними темпами (даже с учетом статистики падения иммиграции). Здесь может быть множество составляющих такой недостачи. Дело в том, что часть населения могла покинуть США, не попав в статистику (из США легче выехать, чем въехать). К тому же, зафиксировав, что в США не приехало докризисное количество иммигрантов, мы должны добавить к ним и число детей, которые не были рождены этими иммигрантами в Америке. То есть, чтобы констатировать ориентировочное число жертв социально-экономического бедствия в США, требуется более тщательное, более многофакторное исследование.

Пока могу высказать лишь гипотезу: голод в США имел несколько меньшие масштабы, чем в СССР. Голодало прежде всего городское, а не сельское население. Горожане имели большие возможности мобильности, их не изолировали в месте голода с помощью заградительных отрядов. Они могли перемещаться в поисках пищи по стране, получая помощь от сердобольных фермеров, родственников в других штатах, от государственных и благотворительных структур, осуществлявших пусть скудную и унизительную, но помощь, ограничивая себя во всем и прежде всего — в рождении детей. В этом отношении более уместно сравнение ситуации в США не с Украиной, а с Казахстаном, где значительная часть населения спасалась бегством, понеся большие (но точно неизвестно — какие) потери в пути. Но в любом случае эти потери колоссальны. Люди ведь умирали не только от полного истощения. Миллионы людей были ослаблены недоеданием, находились на холоде без жилья, были лишены нормальной медицинской помощи. Сколько из них остались в неучтенных могилах вдоль «пути миграции». Вероятно, в обоих случаях речь идет о сотнях тысяч жизней.

Между тем американское руководство вело себя подобно Карлу I, Людовику XVI, Николаю II и прочим монархам, которые своей политикой спровоцировали великие революции. Президент Герберт Гувер продолжал твердить: «Единственной функцией правительства является сейчас создание условий, которые благоприятствовали бы развитию частного предпринимательства»[85]. Он «видел наши собственные экономические неудачи результатом распада европейской экономической и финансовой структуры»[86]. Разумеется, раз во всем виноваты соседи, не стоит что-то менять дома. Добиваясь международных компромиссов, Гувер пытался восстановить глобальный рынок. Но не преуспел. Пузырь уже лопнул, и сшить его было нельзя.

Президент не был равнодушен к начавшимся народным бедствиям, и пытался уговорить овец и волков жить дружно в голодный год. В начале кризиса Гувер собрал представителей предпринимателей и крупнейшего профсоюза АФТ, чтобы убедить их отказаться от борьбы за изменение заработной платы вверх или вниз. Все согласились, но летом 1930 г. предприниматели стали сокращать зарплату — у них не было средств на ее поддержание. В ответ начались забастовки.

С тем же успехом президент пытался регулировать работу предпринимателей: «В соответствии со своей концепцией промышленных отношений Г. Гувер осуществлял следующую схему: сбор информации, координация деятельности различных групп и отдельных лиц, привлечение общественного мнения и осуществление им давления, приводящего к разумному компромиссу»[87]. Гладко было на бумаге. Промышленные группы финансировали собственное «общественное мнение», когда им это было выгодно. Никто не хотел добровольно отказываться от своего места под солнцем. Политика добровольных взаимных уступок не дала результата.

Президент стремился оказать помощь безработным. Но в соответствии со своими либеральными принципами он не мог направить на эту помощь и доллара из государственного бюджета. Почему честные налогоплательщики должны оплачивать этих голодранцев? Президент категорически утверждал: «процветание не может быть восстановлено налетами на государственную казну»[88]. Поэтому президент под свое слово привлекал средства добровольных благотворителей. С тем же успехом можно было призвать платить милостыню. Метод предоставления помощи, «отстаиваемый администрацией, по существу, сводил помощь к жалким подачкам»[89]. Да и эти подачки получили только 32 % безработных.

6 марта 1930 г. более миллиона человек вышли на демонстрацию безработных, проводившуюся компартиями и советами безработных в ведущих странах Запада. Во главе движения безработных стояли коммунисты и священники, остро критиковавшие друг друга. Это ослабляло движение. Но все же оно было очень внушительно. В 1931–1932 гг. по всей стране прошли голодные походы на столицы штатов. Их главным требованием было социальное страхование — выплата пособий по безработице. Но только власти Вирджинии в результате похода начали выдачу пособий. У остальных не нашлось лишних денег для лишних людей. Походы повторялись вновь и приобретали все более агрессивный характер.