Амос Счастливчик, свободный человек - Элизабет Йетс

— Благодарю Тебя, Господи, от всего сердца благодарю, — он благоговейно, как перенял от белых людей, прижал руку к сердцу. Потом опустился на колени и поцеловал землю — зачем, почему, он и сам не знал.

Когда Амос вошел в хижину, Виолет сидела за ткацким станком. Жужжание педали заглушило шаги. Она не знала, сколько времени муж простоял у нее за спиной, покуда тот не положил руки ей на плечи. Женщина прекратила работу и молчала, не зная, что сказать. Но его ладони, мягко покоящиеся на ее плечах, дали понять — они с мужем больше не в ссоре.

— Виолет, — начал он задумчиво, — я подумал, что человеку надлежит владеть своим куском земли, это на пользу и ему, и его семье. Я отправляюсь к Уильяму Тернеру, но негоже приходить к нему с пустыми руками.

Она радостно всплеснула руками, а потом указала на очаг.

Амос повернулся и увидел медный котелок, наполовину зарытый в золу.

— Почему ты принесла его обратно? — удивленно спросил он.

Как же легко было ответить — в первый раз за эти три дня:

— Я знала — что бы ты ни решил, когда вернешься с горы, больше тебя удерживать не буду. Это твое решение.

— Накопленное нами принадлежит нам обоим. Ты имела полное право охранять семейное достояние.

В тот же день Амос и Виолет оправились к Уильяму Тернеру и подписали купчую на двадцать пять акров вырубки и леса с протекающим по участку ручьем. Теперь этой землей будет владеть Амос.

Там, на берегу ручья, Амос построит им крепкий дом — чтобы выдержал непогоду и зимние вьюги, поставит амбар и дубильню, выроет дубильные ямы. А Виолет посадит бережно хранимые ею, пока они жили на земле пастора Эйнсворта, сокровища — сирень и чайные розы, нарциссы и ландыши.

Так, в 1789 году, когда Амосу шел восьмой десяток, он стал владельцем собственной земли — мечта его жизни, наконец, сбылась.

9. Продана на свободу

Еще не наступила зима, а Амос, не без помощи соседей, уже закончил постройку дома. Получился маленький домик, такой же, как и многие дома поблизости, с большой трубой и двумя каминами. Сначала обстановка была самая простая, но работы только прибавлялось, дела шли хорошо, и в медном котелке снова начали позвякивать монетки. Тогда Амос прикупил кое-какие вещи, чтобы сделать жизнь поудобней, — пуховые перины, письменный стол, комод и зеркало, пресс для отжимания сыра и маслобойку, новое колесо для прялки и ткацкий станок побольше.

Рядом с домом он пристроил большой хлев, расчистил поле под посев, купил еще одну лошадь. Теперь Циклоп, уже совсем состарившийся, мог до скончания своих дней спокойно щипать травку на пастбище. В хлеву стояли две коровы, а к инструментам дубильного ремесла прибавились орудия земледельца.

Заказчики приносили Амосу кожи и шкуры издалека. Те, которым нужна была особенно хорошо выделанная кожа, не ленились приезжать из самого Ридинга[41] и Стерлинга[42], что в Массачусетсе, не говоря уже об Амхерсте[43] или Нью-Ипсвиче[44], что в Нью-Гемпшире. Репутация кожевника из Джаффри росла год от года. Теперь, когда у Амоса стало больше места, он нанял постоянными помощниками двух сыновей Луизы Бурдо. Появился у него и ученик, Симон Петер, с которым он подписал договор на три года. Теперь можно было брать больше заказов, а они совсем неплохо оплачивались, иногда даже вперед, до того, как работа была готова, — люди привыкли доверять старому кожевнику.

«Сэр, пожалуйста, одолжите мистеру Джоэлю Адамсу выделанную шкуру теленка, если моя еще не готова. Отдайте ему одну из ваших, а взамен возьмите мою, или я вам за нее уплачу сполна. Уильям Пресскотт», — подобные письма приходили нередко, и Амос всегда читал их вслух жене.

— А у тебя есть телячья шкура? — спросила Виолет.

— И весьма неплохая, — кивнул Амос, довольный тем, что большой сарай позволяет ему хранить немалый запас кожи — как раз для таких случаев.

В другой раз пришло письмо от Симеона Батлера с просьбой ссудить Сэмюэлю Эвери двенадцать шиллингов, которые Симеон обещается вскорости уплатить.

— Ты можешь ссудить его такой большой суммой, не зная, когда именно он сумеет вернуть долг? — удивилась Виолет.

— Мы никому ничего не должны, а монеты в котелке плодятся, как кролики в норе, — Амос широко улыбнулся жене, и улыбка сказала больше, чем слова. Он был ей по гроб жизни благодарен и никогда не забывал об этом. Виолет слегка склонила голову, молчаливо принимая признательность мужа, зная в глубине сердца, что заслужила ее.

В Джаффри построили Народную библиотеку, и Амос стал туда нередко захаживать. Он читал книги зимой, когда работа кожевника замирала, и часто обсуждал прочитанное с другими жителями городка. Кожевник знал, что творится вокруг, потому что всегда получал газету со свежими новостями. Знания, помноженные на природный ум, позволяли ему здраво судить о том, что происходит; к нему нередко обращались за советом, и при этом почти никогда не забывали почтительное «мистер».

Амоса признавали равным благодаря его умению хорошо делать свое дело и жить честной и достойной жизнью. Но уважение к Амосу не всегда распространялось на его близких. Селиндии уже исполнилось шестнадцать, и у нее набралось немало друзей среди белой молодежи, но все равно на чернокожую девочку нередко косились в школе. Мать, однако, не позволяла дочери пропускать занятия. Виолет, как никто другой, знала, как тяжело прожить жизнь, когда не обучен ни читать, ни писать. Достаточно того, что у дочери черная кожа, грамотность поможет ей избежать лишних страданий. Селиндия храбро шагала в школу, но куда больше ей нравилось сидеть рядом с матерью за ткацким станком, а то и работать на нем самой.

Чем лучше жилось Амосу, тем сильнее болело у него сердце за тех, кому и малый кусок попадал только из милости. Городок продолжал помогать Луизе Бурдо — и дровами зимой, и продовольствием, — но помощь, казалось, не шла впрок. Дети приходили в школу в лохмотьях, и даже когда им покупали новую одежду, на другой день она уже была порвана и запачкана, словно колючие кусты и дорожная пыль просто притягивали их.

Столько лет уже городок заботится о бедной вдове, а толку никакого нет. Наконец, она получила предупреждение, что 31 декабря двое старших детей будут переданы на общинное попечительство. Состоятся торги, на которых жители городка могут приобрести право оказать посильную помощь самым бедным. Выиграет тот, кто согласится принять в дом бедняка за самую маленькую плату.

Такое средство для борьбы с бедностью было не раз опробовано в соседних городках, и теперь настал черед Джаффри. Многие помнили, как в 1774 году собрание жителей городка приняло резолюцию не собирать больше денег на нужды бедняков. Однако, бедняки никуда не подевались, многим не хватало средств на поддержание жизни — кому из-за случившегося несчастья или неудачи в делах, кому от неспособности справляться с тяжелыми условиями. Значит, что-то нужно было делать. Ни один город не мог полностью освободиться от ответственности за тех, кто живет в нужде, и подобные торги были призваны помочь в решении этой трудной задаче.

Перед началом нового года в общественных местах появились объявления о торгах, подписанные главным аукционистом. Селиндия заметила один из таких листков и рассказала о нем матери.

В тот же вечер Виолет обратилась к мужу:

— Похоже, Луиза наконец сдалась. Двое ее старших пойдут на аукцион.

— Но не Полли же! — воскликнул Амос в ужасе.

— Да, Полли и Моисей.

— Но у Полли не хватит сил работать на того, кто согласится на самое низкое пособие.

— Что теперь поделаешь, у Луизы нет возможности кормить детей, а город не может позволить им умереть голодной смертью.

Амос надеялся, что Виолет ошиблась, но позже он сам отправился в город и увидел объявление на стене молельного дома.

Там были перечислены имена городских бедняков, всего восемь. Кое-кого он знал, но никто так не близок его сердцу, как дети Луизы.

Объявление гласило:

Каждый из вышеупомянутых будет передан тому, кто согласится на самое низкое пособие от города для того, чтобы содержать, кормить и заботиться в болезни и здравии, и оплачивать все расходы одного из вышеупомянутых, кроме счетов от доктора, а они будут оплачиваться из городской казны. Одежда также будет покупаться за городской счет. Договор подписывается на год, начиная с первого числа первого месяца года, а по истечении года каждый из вышеупомянутых будет передан в новое место, обязующееся его содержать, однако это место должно быть в пределах города Джаффри.

Амос медленно покачал головой. Долгие годы его снова и снова тянуло туда, где проходили торги и продавали невольников. Он все надеялся увидеть девочку из Африки. И опять ничто не может удержать его от торгов, ибо и на этот раз решается судьба девочки, которая хорошо ему знакома.