Ночная жажда - Скотт Сиглер

Женщина тоже закричала, охваченная ужасом.

Мальчик увидел приближающихся к нему чудовищ. Он забился в истерике, как эпилептик, брызгая слюной и кровью, а его глаза настолько расширились, что даже Эгги, находящийся от него на расстоянии в добрых пятнадцать футов, увидел их коричневые радужные оболочки. Мальчик цеплялся руками за свой металлический хомут, царапая ногтями мягкую кожу на шее.

Мужчина продолжал что-то угрожающе кричать по-испански, и его бессильный рев отзывался гулким эхом от белых стен.

Но облаченные в белое люди со звериными головами не обращали на него никакого внимания.

Они остановились всего в нескольких шагах от мальчика. Один из них достал какой-то прибор, с виду напоминающий пульт дистанционного управления, и нажал на кнопку. Натяжение цепи, к которой был прикован мальчик, ослабло. Он рванулся вперед, но успел сделать лишь три или четыре шага, прежде чем цепь снова дернулась, и он резко повалился на спину. Обхватив руками ноги, мальчик весь сжался от страха, закричал, пытаясь встать, но эти пятеро уже оказались рядом. Из белых рукавов высунулись руки в черных перчатках и крепко схватили его. Свинорыл взял свой шест и подцепил мальчика за кольцо в задней части хомута.

Человек с пультом нажал еще одну кнопку. Цепь, удерживающая мальчика, совершенно ослабла и полностью вышла из отверстия в стене. Она звонко ударилась о пол. Один конец цепи все еще был прикреплен к металлическому хомуту на шее мальчика, другой – абсолютно свободен.

Свинорыл ухватился за шест и направился к двери, волоча мальчика позади. Свободная цепь болталась сзади, словно дохлая змея, и ее звон отдавался леденящим эхом на каменном полу.

Эгги хотел очнуться. Очнуться прямо сейчас. Он все еще думал, что находится в бреду…

Мать молила о помощи.

Отец захлебывался в бессильной злобе.

Стиснутые пальцы мальчика оставляли тонкие красные полосы и пятна на белом полу. Свинорыл вышел. Повернув направо, он исчез из виду. Мальчик скользил за ним по полу. Трое узников увидели, как цепь, извиваясь по полу, в последний раз мелькнула перед ними и, стукнувшись о стену кольцом, исчезла.

Остальные монстры стали выходить из комнаты. Один за другим, они повернули за угол и исчезли. Последним вышел человек с мордой гоблина. Он повернулся и закрыл за собой дверь. Раздался металлический лязг, звуки поворачивающегося ключа, утонувшие в плаче и криках безутешной матери…

У Рекса неприятности

Рекс сидел в приемной больницы имени Святого Франциска. На сломанную правую руку был наложен гипс. Гипс начинался чуть выше локтя и захватывал все предплечье и даже ладонь. Наружу выглядывал лишь большой палец. И эту штуку предстояло носить не меньше четырех недель.

Ощущение ужаса до сих пор не покидало его, и в голове то и дело всплывали страшные картины недавних событий. Рука его, конечно, находилась в очень плохом состоянии, но скоро должна была приехать Роберта…

Алекс Пейнос – это ничто по сравнению с матерью.

Рекс едва сдерживал слезы. У них на это совсем не было денег. У них даже не имелось страховки. Но Алекс сломал ему руку… что теперь делать?

Она вошла в приемную, сразу же увидела сына и бросилась прямо к нему. Роберта… эти тонкие, противные жесткие волосы, пропахшие табаком, и такая же отвратительная кожа…

Она встала рядом. Рекс втянул голову в плечи, не ожидая ничего хорошего. А она впилась в него взглядом.

Ему захотелось просто умереть.

– Значит, ты снова подрался?

Рекс покачал головой, но знал, что это бесполезно.

– Не лги мне, мальчишка! Только взгляни на свой разбитый нос. Ты опять ввязался в драку…

Рекс чувствовал, что к глазам подступают слезы. Он ненавидел себя за то, что плачет. Он ненавидел мать за то, что она вызывала у него слезы. Он ненавидел Алекса. Ведь все слезы и синяки – из-за него.

Он ненавидел свою жизнь…

– Но они напали на меня, мама, и…

– Не смей меня так называть! – Громкий голос Роберты звонким эхом прокатился по приемному отделению. Она увидела, что в ее сторону стали оборачиваться, и понизила голос до привычного отвратительного шипения. – Прекрати немедленно, Рекс. Ты вообще представляешь, во что это все мне обойдется?!

Рекс снова затряс головой. По его лицу потекли слезы.

Тяжело дыша, Роберта подошла к стойке выписки счетов. Она обменялась парой фраз с женщиной за стойкой, после чего та вручила Роберте счет.

Роберта пробежала его глазами. Затем она повернулась к сыну, и под ее грозным взглядом Рекс съежился еще сильнее…

Мальчик прикрыл лицо здоровой рукой, и его пальцы быстро намокли от слез. Он качался взад-вперед. Он не хотел никуда идти, но деваться ему было некуда.

У него никого не было…

Шэрроу отправляет Брайана домой

– Клаузер.

Кто-то похлопал его по плечу. Брайан, не оборачиваясь, попытался ответить что-нибудь вроде: «Оставь меня в покое, или я тебя убью», но смог пробормотать лишь что-то нечленораздельное.

Его снова похлопали по плечу.

– Клаузер!

Это был голос капитана Шэрроу. Брайан заморгал и очнулся.

– Клаузер, здесь не место для сна.

Проклятье… Выходит, он заснул за столом.

– Простите, капитан.

Джесси Шэрроу неодобрительно покосился на него. Белые волосы и густые белые брови лишь подчеркивали его угрюмый взгляд. Брайан начал вставать; едва приподнявшись, он ощутил ноющие боли в мышцах и костях и снова бессильно упал в кресло.

– Боже милостивый, – проговорил Шэрроу. – Вытри-ка свой подбородок…

Брайан потрогал щеки: что-то мерзкое и липкое. Ничего не скажешь: представил себя перед боссом в самом выгодном свете… Он вытер слюну.

Шэрроу указал на кучу бумаг на столе Брайана:

– Перепечатай это.

Слюна, как назло, просочилась и на отчет Брайана…

– Простите, – растерянно проговорил тот.

– Отправляйся-ка домой, инспектор Клаузер. Ты совершаешь большую глупость, болтаясь здесь и разнося повсюду свои микробы. Хочешь весь отдел уложить наповал?

– А я ни с кем… не общался, капитан. За исключением вас, естественно.

– Все, уноси отсюда свою задницу, – сказал Шэрроу. – Ты сейчас настолько уродлив, что даже моя благоверная рядом с тобою выглядит красоткой. Тебе это хоть о чем-нибудь говорит?

– Конечно, конечно.

Нагнувшись к Брайану, Шэрроу сердито проворчал:

– Вот что, Клаузер, не говори плохо о моей жене.

– Да-да, капитан.

– И, серьезно, отправляйся домой.

– Но, капитан, у меня еще не оформлены документы для комиссии по расследованию…

– Не трудись, это не стоит хлопот. Можешь отправить свой отчет по электронной почте. Я не хочу прикасаться ни к чему, до чего ты дотрагивался. В общем, чтобы через десять минут тебя здесь не было.

Шэрроу повернулся и удалился прочь.

Брайан уже четыре года не брал больничный. Но задремать за рабочим столом, пустить слюни на документы… Может быть, это и к лучшему, если он сейчас отправится домой. Положив обе руки на стол, Брайан оттолкнулся и встал, чувствуя, как надрывается каждый мускул.

На стол упала скомканная двадцатка.

Клаузер поднял взгляд. Ее швырнул Пукки.

– Возьми такси, – сказал он. – Я тебя не повезу.

– Не хочешь сажать больного парня в свою машину?

Пукки с отвращением выдохнул.

– Ты уже был в моей машине. Я не повезу тебя, потому что ты сказал, что хочешь пообщаться с Шэрроу, а не со мной. У меня, знаешь ли, тоже есть чувства.

– Прости, не хотел.

Пукки покачал головой.

– Мужчины. Все вы свиньи… Может быть, вместо такси лучше вызвать «Скорую»?

– Нет, я в порядке.

Брайан с трудом выбрался из своего кабинета и подошел к лифту. Чем скорее он заснет – в настоящей кровати, – тем лучше.

Телефонный звонок

Редкий момент, когда она наконец-то дома и никто ее не беспокоит…

Воспользовавшись этими минутами, Робин сидела на диване и ничего не делала. Только почесывала ухо своей собаки Эммы. Голова Эммы покоилась на коленях у Робин.

Конечно, Эмме не разрешалось забираться на диван. Об этом знала собака, об этом знала и Робин, и все-таки ни та, ни другая ничего не могли с этим поделать. Робин в эти дни так редко бывала дома, что ей просто не хотелось препятствовать желанию шестидесятипятифунтового немецкого короткошерстного пойнтера быть к ней поближе. Робин медленно теребила черное ухо собаки. Эмма стонала от счастья, издавая урчание, очень похожее на кошачье мурлыканье.

Поскольку обязанностей у Робин прибавилось, увеличилось и ее время пребывания в морге. К счастью, ее сосед, Макс Бланкеншип, мог почти всегда выручить ее и позаботиться об Эмме, если Робин задерживалась на работе. Макс отводил Эмму к себе домой, где они играли с Билли, гигантским питбультерьером. Макс был мил, добр, умен, красив, чертовски сексуален, и к тому же у него был ключ от ее квартиры. В общем, прекрасный человек, если бы не одно маленькое «но»: «Большой Макс» был геем.