Советская агентура: очерки истории СССР в послевоенные годы (1944-1948) - Джеффри Бурдс

Во-вторых, Константинов критиковал общий недостаток конспирации и слишком большую осведомленность участников обо всей операции в целом. Очевидно, что каждый агент должен был располагать только той информацией, которая была ему строго необходима. Однако на практике все они знали гораздо больше, чем требовалось. В данном случае это обернулось особенно плачевными последствиями: хотя АПРЕЛЬСКА и не знала остальных агентов, тем не менее она смогла на допросе сообщить повстанцам важные сведения. Эти данные позволили Службе безопасности установить их личность. АПРЕЛЬСКА стала сотрудничать с НКВД в апреле 1944 г. Ее выдал советским властям на жестоком допросе один из ее близких друзей в Киеве. Она сама, однако, держалась очень стойко, несмотря на пытки и другие применявшиеся к ней чрезвычайные меры воздействия, в том числе и почти двухмесячное одиночное заключение. АПРЕЛЬСКА пошла на сотрудничество с советскими органами против украинских националистов только тогда, когда ее связи с подпольщиками стали угрожать жизни ее родителей, живших на селе под Житомиром. В этом, как и в других случаях, Советы чрезмерно полагались на завербованных на свою сторону агентов украинского подполья, совершая ту же ошибку, что и Большой брат в классическом романа Дж. Оруэлла “1984 год”. Иными словами, они, кажется, действительно верили в то, что если сопротивление человека удалось сломить, то он останется таким навсегда. На самом деле, как показывает история с АПРЕЛЬСКОЙ, перевербованный агент испытывал глубокий внутренний конфликт. Обычно это приводило к тому, что он с радостью встречал свое разоблачение повстанцами. После разоблачения АПРЕЛЬСКА, как и многие другие, всячески сотрудничала с подпольщиками, чтобы поддержать их в борьбе с советской властью. Даже такой неопытный советский агент, как она — а АПРЕЛЬСКА была скорее нормой, чем исключением, — мог оказаться большим приобретением для контрразведки повстанцев.

В своем заключении Константинов прямо осудил всю операцию, а также исходные посылки, на которых она основывалась. Если бы совершенно случайно в ходе совсем другой операции не были обнаружены ЧУПРИНКА и его архив, то украинское подполье скорее всего смогло бы перевербовать всех трех советских агентов и тем самым проникнуть в тайны многочисленных операций НКГБ, а не наоборот. Только случайность спасла НКГБ от такого потенциально катастрофического развития событий[151].

Этот пример показывает, какие серьезные препятствия стояли на пути советской власти, стремившейся установить свой контроль на Западной Украине. Информация из органов НКГБ на Украине утекала как из решета, и с этим нужно было что-то делать. Не решив эту очевидную проблему, советская власть не могла по-настоящему вступить в схватку с противником. Общим принципом советской политики усмирения враждебно настроенных регионов было одновременное использование шпионов и осведомителей вместе с беспощадным подавлением протестов населения в целом. Однако, хотя Советы располагали преимуществом в вооруженной силе, им обычно не хватало надежной информации. Складывается впечатление, что в течение первых трех лет вторичной советской оккупации Западной Украины проводилось множество случайных операций. Местное население подвергалось беспощадному террору, однако отрядам повстанцам или их руководству был нанесен лишь незначительный урон. В докладе на имя Н. С. Хрущева (в то время занимавшего пост Первого секретаря Коммунистической партии УССР), датированном 8 августа 1946 г., его заместитель в ЦК, курировавший Западную Украину, А. А. Стоянцев горячо критиковал советские операции в этом регионе. По его словам, они в основном сводились к праздной болтовне: “Учитывая их слабую агентурную подготовку, [советские — Дж. Б.] военные операции в большинстве случаев не приносят никаких результатов: Из 3753 операций, проведенных в июле [1946 г.] во всех [семи] западных областях [Украины], 2813, или 75 %, -совершенно никаких результатов, из 4238 столкновений 3929, или 93 %,- также без результата”[152].

Эти показатели нельзя расценивать как нетипичные или случайные. В сентябре 1946 г. в совершенно секретном докладе Хрущеву Стоянцев указывал, что из 42 175 операций и вылазок на Западной Украине, в которых участвовали истребительные батальоны, менее 10 процентов (4210 операций) дали удовлетворительный результат. В большинстве же случаев столкновения с противником не происходило или же повстанцы разоружали такой отряд, а поддерживающих советскую власть командиров убивали или похищали[153]. В своих выводах Стоянцев подвергал эти операции резкой критике: “Органы МВД, МГБ, внутренние и пограничные войска на сегодня не перешли в своей работе от активных военных операций к глубокому агентурному проникновению в подполье ОУН. Большинство акций бандитов [повстанцев — Дж. Б.] оставались без расследования, ответные меры не проводились и бандитам [повстанцам] удавалось уйти без всякого наказания. Командиры воинских частей МВД стараются уклониться от руководства своими отрядами, которые в большинстве случаев наносят удары вслепую”[154]. Стоянцев жестко критиковал органы МВД/МГБ западных областей за то, что они отказались от проверенных на практике методов — держать оппозицию “на крючке” и проводить массовые аресты с целью вербовки осведомителей. Он указывал также на недостоверные и чрезмерно оптимистичные отчеты, на неспособность восстановить потерянные источники информации и полноценно использовать сохранившиеся — и даже на “трусость и нерешительность” в работе органов.

В целом эти данные наглядно показывают, как много в советских органах безопасности по всей Западной Украине было осведомителей, сочувствовавших повстанцам. Вплоть до 1947 г. контрразведка украинского националистического подполья до такой степени контролировала осведомительные сети противника, что фактически сводила на нет советское превосходство в вооруженной силе. При помощи осведомителей НКВД украинские повстанцы устраивали преднамеренные утечки дезинформации. Часто им удавалось водить за нос советские органы безопасности, играя в опасные игры, где ставками были жизни людей.

Более того, как показывают эти же материалы, районное и областное советское руководство на Западной Украине, не желая рисковать, гораздо чаще имитировало энергичные меры, нежели делало конкретные шаги по действительному уничтожению украинской националистической оппозиции. Проанализировав данные за июль 1946 г., Стоянцев приходил к малоприятному заключению: “Многие секретари обкомов и в особенности райкомов [на Западной Украине — Дж. Б.], несмотря на активизацию банд ОУН-УПА, ослабили борьбу [с подпольем]. Не учитывая изменившихся вражеских методов борьбы — … бегства в глубокое подполье, индивидуальный террор, операции и вылазки местных отрядов из 3–4 человек… — они продолжают проводить массовые операции без достаточной агентурной подготовки, которые в большинстве ничего не дают”[155]. Двумя днями ранее Стоянцев писал о том же другому секретарю ЦК Компартии УССР, Д. С. Коротченко: “Нужно подчеркнуть, что хотя есть послабление в борьбе против [украинских повстанческих — Дж. Б.] банд, в ряде случаев [партийные функционеры на местах] больше стремятся продемонстрировать, что борьба ведется успешно”, нежели действительно пытаются ликвидировать повстанцев. Местные партийные руководители на Западной Украине “вяло относятся к делам у себя под боком”[156].

Поэтому информация и дезинформация стали мощным оружием в руках украинского националистического подполья, сознательно работавшего над тем, чтобы отрезать командные структуры Советов на Западной Украине от своих сил на местах. Повстанцы стремились во что бы то ни стало добиться неуклонного соблюдения конспирации среди своих членов: “Соответственно необходимо: (1) Избавиться в организации [повстанцев — Дж. Б.] от неоправданного доверия, от нестойких элементов, уничтожить агентуру в наших рядах. БОЛЬШЕВИКИ ЗНАЮТ, ЧТО ОНИ НЕ МОГУТ ЛИКВИДИРОВАТЬ НАС ТОЛЬКО ВООРУЖЕННОЙ СИЛОЙ И ТЕРРОРОМ”[157]. Без надежной агентуры советские вооруженные операции не могли принести никаких результатов.

Для Советов положение дел должно было стать критическим, прежде чем ситуация начала исправляться. В письме от 25 апреля 1947 г. Министр Внутренних Дел СССР Круглов подверг резкой критике своего коллегу на Украине Строкача (в то время занимавшего пост Министра Внутренних Дел УССР) за резко возросшее число зарегистрированных случаев уголовного бандитизма и вылазок повстанцев. В первом квартале 1947 г. соответствующие статистические показатели по всей Украине выросли более чем на 100 % по сравнению с данными за последний квартал 1946 г.! “Агентурная работа и усилия по ликвидации активно действующих банд слабые”, — констатировал Круглов[158]. К этому времени программа по радикальной перестройке тактики советской агентуры действовала уже почти год. К ее реализации приступили в основном по инициативе Строкача, наметившего ее общие принципы в совершенно секретном сообщении, датированном 20 июля 1946 г.[159] Катастрофическое положение дел в начале 1947 г. дало Строкачу возможность, которой он давно добивался, — испытать новые методы работы в регионе, ограниченном семью западными областями Украины.