Кофейная горечь - Софья Ролдугина

Эллису эта новость понравилась необычайно.

— Значит, морфий? Приятно слышать. После того, как герцога Горинга обманутая служанка пыталась отравить морфием, Парламент обязал аптеки вести учет покупателей, которые берут значительные дозы этого наркотика или приходят за ним постоянно. Надо будет потом съездить в Найтскраун и Вуден, проверить записи за последние пару лет. В Бромли-то проверять — дело гиблое, там аптек как грязи. Кстати, а Максвеллу-то морфий зачем? Для обезболивания на операциях вроде используют хлороформ.

— Я поинтересуюсь у него, — пообещал Брэдфорд.

На этом разговор был окончен. Доктор любезно проводил меня до особняка, а Лайзо с Эллисом задержались еще ненадолго в саду. Я же, вернувшись в свои комнаты, не сразу легла спать, а сперва написала несколько писем — мистеру Уоткинсу, миссис О'Бёрн, а еще — Кэтлин Хэмбл: обращаться к самому баронету у меня не было ни малейшего желания. С Пауэллами мы уже давно договорились о встрече на этой неделе, а в остальных случаях требовалось лишь уточнить дату, что я и сделала. И, придирчиво просмотрев свое расписание, нахмурилась. Получалось, что мне придется выезжать из поместья каждые два дня. Утомительно, если учесть, что Лайзо по просьбе Эллиса занят в расследовании, и на автомобиль рассчитывать нельзя.

Значит, снова лошади. Как же я не люблю верховую езду!

Осень. Бромли тонет в ледяных туманах. Промозглая сырость сочится изо всех щелей, и от нее одеяла делаются влажными и тяжелыми. Единственное спасение от холода — камин. В самой маленькой гостиной особняка на Спэрроу-плэйс, в Семейной, как зовут ее слуги, всегда тепло и приятно пахнет. Иногда — подогретым хлебом и кофе, иногда — специями и дымом.

А сегодня — горячим шоколадом. Котелок подвешен высоко, и рыжий огонь до него не достает; тягучий напиток не булькает, закипая, а томится на сильном жару.

— Замерзла?

Леди Милдред — в тяжелом платье из темно-красной шерсти. Ворот его глухой, а юбки старомодно длинны. На плечо падает одна-единственная прядь, выбившаяся из гладкой «анцианской раковины» на затылке. На правой руке у бабушки скромно поблескивает кольцо — роза из черненого серебра.

Зябко переступаю с ноги на ногу. Детское домашнее платье мне, взрослой женщине, коротко и узко.

— Да. Можно? — киваю на котелок с шоколадом.

Ковш медный, а ручка у него из красного дерева, как у моей любимой турки в «Старом гнезде». Чашка — фарфоровая, тонкая, белая; снаружи она расписана голубым и золотым. Шоколад не льется из ковша — тягуче перетекает бархатно-коричневым языком.

На вкус — горьковато-пряный. Милдред любит добавлять в напитки перец и мускатный орех. Но сейчас это сочетание отчего-то меня не греет.

— Мир — бесконечная зимняя ночь, Гинни, — задумчиво произносит она. — Те, кого мы любим и кто любит нас — это дар тепла и света. Без них жизнь становится борьбою и мукой… Но те, кто никогда не знал тепла и света, страдают без них куда меньше тех, кто знал, но утратил…

Заставляю себя улыбнуться.

— Со временем к морозу привыкаешь и перестаешь ощущать его укусы. А глаза начинают видеть в темноте.

Милдред качает головой. Зыбкие тени колеблются.

— Обман себя, Гинни. Не мороз перестает кусать тебя — нет, это ты немеешь, а онемение — первый знак смерти. Глаза начинают видеть в темноте, это так; но цветов они не различают. Мир становится унылым и тусклым.

— И что же делать? — раздраженно отставляю чашку — слишком резко, и горячий шоколад выплескивается мне на пальцы. — Ох…

— Конечно, искать другой источник тепла и света, Гинни. Сначала тебе покажется, что ты предаешь память о своих близких самой любовью к другим людям; но потом осознаешь, что эти другие нуждаются в тебе не менее, чем ты в них.

— Ты говоришь о Дугласе Шилдсе? — голос мой звенит от волнения.

Она улыбается. Я не вижу, но чувствую.

— Нет, Гинни. О тебе.

Эллис придержал свою лошадь и с интересом развернулся ко мне.

— Итак, Виржиния. Еще раз расскажите мне, что это за люди — Пауэллы? Что в них необычного? Материалы из архива в Бромли придут только завтра, а сейчас я целиком и полностью завишу от вас.

На сей раз Эвани осталась дома; Пауэллы — старинные друзья Эверсанов, и при визите к ним можно оставить некоторые светские условности, вроде обязательного сопровождения леди компаньонкой. Детектив только обрадовался такому повороту. Да и Эвани, кажется, была счастлива, что может выгадать несколько часов и провести их за непринужденной беседой с Оуэном.

А я тоже наслаждалась прогулкой, несмотря на то, что спина уже начала побаливать от напряжения. Шелестели бумажно выгоревшие на исходе лета высокие травы; сухо трещали цикады, выводя бесконечную свою песню; темнели вдалеке громады лесов — дуб, вяз, граб, ясень… Поговаривали, что хоть Бромли и был совсем близко, дикие звери еще не перевелись в округе, и встречались тут не только зайцы и косули, но даже и лисы, и волки, а особенно невезучий путник мог столкнуться и с медведем.

Впрочем, как показали последние дни, в здешних местах водились хищники и пострашнее.

— Что необычного? — я с некоторым трудом вернулась из сумрачных мыслей к действительности. — Пожалуй, что и ничего. Обыкновенная семья. Эрик Пауэлл — сын древнего рода. Титул и земли первый барон Пауэлл получил за сражение при замке Рок, когда спас жизнь Георгу Второму Счастливчику. С тех пор, правда, Пауэллы не воевали. Что же до Черити, то ее отец — богатый промышленник, и ныне здравствующий, к слову. Девичья фамилия у нее Дэвис, приданное к свадьбе давали очень щедрое. Брак был совершен по уговору, однако вскоре супруги с удивлением обнаружили, что «терпеть» друг друга им вовсе не нужно — они, оказывается, успели влюбиться, взаимно и накрепко. Черити до сих пор обожает своего «драгоценного Эрика», хоть он и облысел, а он и рад бы носить супругу на руках, да вот беда — она после рождения трех сыновей изрядно пополнела, — я улыбнулась, вспомнив забавную пару.

Эллис расхохотался от души:

— А вы говорите — «ничего необычного»! Виржиния, да такая любовь, пронесенная через годы — это самое настоящее чудо, без преувеличения! Ну, скоро я смогу наблюдать его воочию. Долго ли еще до особняка Пауэллов?

— Обогнем холм, проедем по Дубовой аллее и как раз окажемся у порога. Пауэллы живут весьма скромно. Для баронов, разумеется. Поместье у них обширное, но ничем не огороженное и нисколько не облагороженное — дубы растут, дикие нарциссы по весне, трава по пояс… Впрочем, вы сами увидите, и уже очень скоро.

Как ни готовила я себя к встрече с Пауэллами, но, как обычно с ними и бывало, все пошло не по плану.

Когда мы проезжали мимо густых зарослей шиповника, послышалось негромкое пение. Не знай я Черити так хорошо, то так и поехала бы дальше. Но…

— Эллис, будьте любезны, помогите мне спешиться. Я познакомлю вас с баронессой Пауэлл.

Детектив скептически выгнул брови, но возражать не стал и любезно исполнил мою просьбу. Закрепив шлейф амазонки, я привязала повод к молодому дубку и решительно направилась вглубь зарослей по еле заметной тропке. Колючие ветви шиповника цеплялись за ткань, как будто не хотели пускать меня дальше, но когда это мелкие неприятности могли переломить упрямство Валтеров?

Пение подозрительно стихло.

— Черити, дорогая! — окликнула я негромко, и спустя всего мгновение окрестности огласились радостным:

— Гинни, малютка!

Черити сложно было перепутать с кем-то еще — только она говорила, как девочка десяти лет, таким же чистым, дрожащим и тоненьким голоском.

— Гинни! — кусты шиповника опасно заколебались, отмечая путь маленькой баронессы. — Как же я соскучилась, деточка! Дай-ка, я тебя обниму! — и из шиповниковой арки вынырнула немолодая уже, полненькая женщина на две головы ниже меня.

Она была облачена в странный костюм, какой обычно носят садовники, только из более плотной ткани. Голова у Черити была завязана ярким платком, на манер гипси. За спиной у баронессы мотался ивовый короб, в котором ворохом лежали ароматные лепестки.

— Ах, милая! — она стиснула меня в самых сердечных объятиях, уткнувшись носом куда-то в подмышку. — Давно же ты нас не навещала, совсем забросила стариков! А как похорошела-то, как похорошела — чисто фея!

— А вы ничуть не изменились, Черити, — я обняла ее в ответ. — Кажется, время обходит вас стороною… Я тоже скучала. Как Эрик?

— Чудесно! — Черити запрокинула лицо и счастливо рассмеялась, жмуря желтоватые, как у кошки, глаза. — Все так же охоч до моих домашних настоек. Я как раз собираю шиповник — замечательный из него ликер получается, честное слово! Кстати, а ты сама не хочешь опрокинуть рюмочку-другую? Моего фирменного? — и она задорно подмигнула.