Золотая ветвь - Джеймс Фрэзер

По этим примерам можно судить, что употребление в пищу мяса священного животного часто считалось причиной проказы и других кожных заболеваний. Так что свинья, как мы и предполагали, наверное, была в Египте священным животным, так как молоко ее якобы вызывало проказу.

В пользу святости свиньи говорит также правило, предписывавшее омывать свое тело и одежду после прикосновения к свинье. Дело в том, что у многих народов след соприкосновения со священным предметом необходимо было смыть или устранить каким-либо другим путем, прежде чем человек, прикоснувшийся к нему, получал разрешение общаться со своими товарищами. Так, у иудеев после чтения священного писания полагалось вымыть руки. До того как выйти из скинии после принесения искупительной жертвы, иудейский первосвященник был обязан омыться и снять с себя одежды, которые были на нем зо время пребывания внутри святыни. По предписанию греческого ритуала, эллин, принося искупительную жертву, не должен был к ней прикасаться, а после совершения жертвоприношения, прежде чем войти в город и в собственный дом, обязан был омыть свое тело и одежду в реке или в источнике. Повелительную необходимость освободиться от, так сказать, священной заразы чувствовали и полинезийцы. С этой целью они совершали разного рода обряды. Нам уже известно, что, случайно прикоснувшись к священной особе вождя или к какой-нибудь из его личных вещей, житель островов Тонга мог есть пишу своими руками только после совершения искупительного обряда. Считалось, что в противном случае такой человек распухнет, умрет или, по меньшей мере, заболеет золотухой пли другой болезнью. На примере Новой Зеландии мы также убедились, какие роковые последствия влечет за собой соприкосновение со священным предметом. Короче говоря, по мнению первобытного человека, все священное таит в себе опасность. По нему как бы пропущен ток святости, который ударяет и даже поражает насмерть всякого, кто к нему прикоснется. В силу этого первобытные люди крайне неохотно притрагиваются к таким предметам и стараются не смотреть на них.

Бечуанам из клана крокодила увидеть тотемное животное представляется делом „дурным и неблагоприятным“; они полагают, что от лицезрения крокодила у них воспалятся глаза. Тем не менее для бечуанов нет ничего священнее крокодила: они называют его отцом, клянутся им, устраивают в его честь празднества. Бушмены Маденассаны почитают козла священным животным, хотя „человек, бросивший на него взгляд, на время становится нечистым и пребывает в состоянии некоего беспокойства“. Равным образом индейцы племени омаха, принадлежащие к клану лося, уверены, что от прикосновения к этому животному их тело покроется волдырями и белыми пятнами. Индейцы того же племени, входящие в клан змеи, верят, что от прикосновения к этому пресмыкающемуся или от вдыхания его запаха у них поседеют волосы. Жители Самоа, поклонявшиеся бабочке, считали, что поймать ее для них равносильно смерти. Тарелками на Самоа обычно служили листья бананового дерева с красноватыми подпалинами. Но если бы использовать их в качестве тарелок пришло в голову кому-нибудь из членов клана дикого голубя, ему не миновать ревматических опухолей и сыпи по всему телу, как это бывает при ветряной оспе. Бхилы в Центральной Индии, принадлежащие к клану мори, имеют своим тотемом павлина и совершают ему подношения зерном. Тем не менее они верят, что стоит им наступить на след павлина, как их поразит какая-нибудь болезнь. Если на глаза женщине из клана мори попадается павлин, ей следует закрыть лицо и отвернуться. Таким образом, святость представляется первобытному человеку чем-то вроде опасного вируса, которого благоразумному человеку нужно всеми силами остерегаться. Если же это не удается, для устранения заразы необходимо прибегнуть к тщательному ритуальному очищению.

В свете этих параллелей верования и обычаи египтян, относящиеся к свинье, скорее основывались на представлении об исключительной святости этого животного, нежели на представлении о его крайней нечистоте. Выражаясь точнее, египтяне видели в свинье не просто нечистое, отталкивающее животное, но и существо, в высшей степени одаренное сверхъестественными способностями. Они относились к свинье с тем изначальным чувством религиозного ужаса, в котором почти в равных дозах перемешаны глубокое преклонение и глубокое отвращение. От внимания самих древних не ускользнуло то обстоятельство, что у чувства неприязни, которое свинья вызывала в египтянах, имелась обратная сторона. У греческого астронома и математика Эвдокса, который провел в Египте 14 месяцев и беседовал с тамошними жрецами, сложилось впечатление, что египтяне не трогали сытней не из чувства отвращения, а из соображений их полезности в сельском хозяйстве. Если верить этому греческому ученому, после отлива Нила египтяне выпускали на поля стада свиней, которые втаптывали семена в сырую землю. Отношение к животному, которое возбуждает столь противоречивые чувства, конечно, не отличалось однозначностью и постоянством. С течением времени одно из противоречивых чувств одерживало победу, и в зависимости от того, преобладало ли чувство почитания или чувство отвращения, животное то поднималось на уровень бога, то опускалось до уровня дьявола. Эта последняя судьба и постигла у египтян свинью. Действительно, в исторические времена в Египте чувство отвращения по отношению к свинье явно перевесило чувство поклонения, которое египтяне испытывали к ней в прошлом и следы которого сохранились в позднейшие эпохи. Свинью стали рассматривать как воплощение Сета или Тифона, египетского варианта дьявола, врага Осириса, Согласно преданию, Тифон в образе черной свиньи поранил глаз бога Гора, который предал его за это сожжению и учредил жертвоприношение свиньи, после того как бог солнца Ра объявил это животное отвратительным. Что же касается предания о том, что во время охоты на вепря Тифон обнаружил тело Осириса и искалечил его, что и послужило причиной ежегодного принесения в жертву свиней, то оно представляет собой модернизированную версию более древнего предания: что Осириса, равно как и Аттиса и Адониса, растерзал вепрь или Тифон в образе вепря.

Итак, ежегодное принесение свиньи в жертву Осирису можно истолковывать как месть враждебному животному, убившему и растерзавшему бога. Но главное не это, а то, что раз уж животное только один раз в году предают закланию с соблюдением пышного обряда жертвоприношения, то речь идет о священном животном, о животном, которое из чувства благоговения не решаются трогать на протяжении остальной части года и, наконец, убивают тоже в качестве бога. Кроме того, пример Диониса и Деметры (не говоря уж об Аттисе и Адонисе) убедил нас в том, что животное, которое приносят в жертву богу на том основании, что оно враждебно ему, первоначально могло быть и действительно было самим этим богом. Поэтому ежегодное принесение свиньи в жертву Осирису наряду с утверждением, что это животное якобы враждебно богу, свидетельствует, во-первых, о том, что первоначально свинья была богом, а во-вторых, что была она именно Осирисом. Когда в белее позднюю эпоху Осирис приобрел черты антропоморфного божества и его связь со свиньей была предана забвению, это животное сначала стали отличать от бога, а затем мифологи, которым показалось, что приносить животное в жертву богу можно единственно на том основании, что оно ему враждебно, превратили свинью во врага Осириса. Ибо приносить в жертву богам, по выражению Плутарха, надлежит не то, что им дорого, а то, что им ненавистно. Пресловутый вред, который наносят посевам дикие кабаны, послужил достаточным основанием для того, чтобы изобразить этих животных врагами духа хлебов, хотя первоначально, если принять нашу гипотезу, сама свобода передвижения кабанов по посевам наводила крестьян на мысль о тождественности этих животных духу хлеба. Противопоставлять же их ему стали позднее.

Отождествление Осириса со свиньей доказывает и то, что принесение свиней в жертву Осирису совершалось как раз в тот день, когда этот бог, по преданию, был умерщвлен. Следовательно, умерщвление борова представляло собой ежегодную инсценировку убийства Осириса, подобно тому как сбрасывание свиней в пещеры во время празднования тесмофорий было аллегорией нисхождения Персефоны в подземный мир. Параллели этих обычаев имеются в жатвенных обрядах европейского крестьянства, во время которых в качестве представителей хлебного духа убивают козла, петуха и других животных.

Итак, первоначально боров был самим Осирисом, и лишь позднее в нем стали видеть воплощение его врага Тифона. В пользу этой теории говорит также то обстоятельство, что воплощениями Тифона служили рыжеволосые люди и рыжие быки. Что касается рыжеволосых людей, которых сжигали и чей пепел рассеивали при помощи веялок, то выше мы привели сильные доводы в пользу того, чтобы считать их наряду со щенками рыжей масти, которых убивали весной в Риме, представителями самого духа хлебов, то есть Осириса. Мы, в частности, считаем, что убивали таких людей явно с целью заставить золотиться спелые хлеба. Однако в более поздние времена этих людей стали рассматривать уже не как представителей Осириса, а как представителей его врага Тифона, а в их умерщвлении стали видеть акт справедливого возмездия. Относительно волов с рыжей шерстью позднее также пришли к выводу, что закалывали их-де по причине сходства с Тифоном, хотя можно с большей долей вероятности допустить, что первоначально убивали их как раз по причине сходства с Осирисом. Волов, как мы убедились, часто закалывали на поле жатвы как представителей хлебного духа.