Вихри Мраморной арки - Конни Уиллис

— Зря я про это сказал. — Квинси озабоченно глядел, как кровь стекает по капельнице из пакета мне в вену, словно это было плохим признаком. — Я знаю, вы с ним дружили. Не стоило вам об этом говорить. Но папа велел передать, что последнее, чего он сказал перед смертью — ваше имя. Прямо перед тем, как разорвалась бомба. «Джек», — сказал. Как будто чувствовал, что умрет. И позвал вас.

«Никого он не звал», — подумал я. «Грязный убийца Нельсон» не запрещал ему эвакуироваться. Джек просто делал свою работу — забыв и о Нельсоне, и о бомбе замедленного действия. Он разбрасывал груду мусора, словно вонзая нож в тело жертвы, требуя время от времени то пилу, то кусачки, то распорки… то джек. Он не думал ни о чем, только о том, чтобы извлечь людей из-под обвала, пока их не погубил газ, пока они не истекли кровью. Он забыл обо всем, кроме своей работы.

Я неправильно понял причины, по которым Джек записался в ПВО. Наверно, у него была очень тяжелая жизнь где-то там, в Йоркшире — тьма, убийства, ненависть к себе. Но с приходом война, когда он узнал о людях, погребенных рухнувшими зданиями, и о спасателях, слепо ищущих их среди обломков, — этот шанс показался ему даром божьим. Благословением.

«Вряд ли он старался искупить то зло, которое причинил людям — это невозможно», — думал я. Сам я убил десятерых, считая Джека, а спас около двадцати; но одно другое не зачеркивало. Да и вряд ли ему этого хотелось. Все, чего он желал — приносить пользу.

«За хорошее в плохой ситуации», — сказала миссис Люси. Это искал и Суэйлс со своими шутками и сплетнями, и Твикенхем, и Джек. Если они нашли дружбу, любовь и примирение с собой — что ж, они это заслужили. Но плохое все равно оставалось плохим.

— Ладно, я пойду, — попрощался Квинси, обеспокоенно глядя на меня. — Вам нужен отдых, а мне пора на работу. Немецкая армия на полпути к Каиру, Югославия примкнула к фашистам. — Он был взволнован и счастлив. — А вы отдыхайте. Вы нам еще понадобитесь на войне.

— Спасибо, что навестили, — поблагодарил я.

— Ну, папа хотел, чтобы я рассказал вам, как Джек вас звал. — Он поднялся. — Да, не повезло вам — прямо в шею угодило. Ненавижу эту войну! — притворно вздохнул он и хлопнул фуражкой по ноге.

— Я тоже.

— Скоро выпишитесь, убьете еще кучу немцев.

— Обязательно.

Он надел фуражку под лихим углом и ушел бомбить распутных полковников на пенсии, детей и вдов, которым не удалось получить брусья для подвала от гамбургского Управления гражданской обороны. Рисовать фиалки на фюзеляже. Исполнять свой долг.

Вошла сестра с подносом. У нее на переднике был нашит красный крест.

— Спасибо, я не голоден, — сказал я.

— Вам надо хорошо питаться, восстанавливать силы. — Она оставила поднос на тумбочке возле кровати и вышла.

«Война для нашей Ви стала настоящим благословением», — говорил я Джеку. Может, так оно и было. Но не для большинства людей. Не для девушек, что работали в «Джоне Льюисе» под началом старой перечницы, которая сроду не отпускала их пораньше — даже если включали сирены. Не для тех, кто открыл в себе способность сойти с ума, предать, истечь кровью. Или убить.

Завыли сирены. Появилась медсестра, проверила капельницу и унесла поднос. Я долго лежал, глядя, как кровь стекает по трубке в вену.

— Джек, — произнес я, сам не зная, кого я зову — и зову ли.

ПОСЛЕДНЯЯ ИЗ «ВИННЕБАГО»[27]

По дороге в Темпе мне попался мертвый шакал. Я ехал по крайней левой полосе Ван Бюрена, а он лежал в десяти рядах от меня, длинными лапами к обочине. Приплюснутая к асфальту угловатая морда казалась уже, чем есть, и я сперва принял шакала за собаку. Последний раз я видел сбитое машиной животное пятнадцать лет назад. На разделенки им не попасть, а большинство многополосных огорожено. Да и хозяева теперь своих питомцев больше берегут.

Шакал вполне мог быть домашним. Здесь жилая часть Финикса, а люди кого только не пытаются приручить, даже вонючих падальщиков. Хотя, конечно, то, что он вонючий падальщик, — еще не повод сбивать его и тем более бросать на проезжей части. Это карается законом, равно как и умолчание о происшествии, но виновника давно уже и след простыл. Я выкатил «хитори» на разделительную полосу и какое-то время сидел неподвижно, глядя на пустое шоссе. Кто мог сбить шакала? И остановился ли этот водитель хотя бы проверить, вдруг не насмерть.

Кейти тогда остановилась. Ударила по тормозам так резко, что джип занесло и развернуло носом в кювет, а сама выпрыгнула. Я бежал, увязая в снегу. Мы добежали почти одновременно. Я повалился на колени, и висящий на шее фотоаппарат в сломанном раскрывшемся футляре стукнул меня по груди.

— Я его задавила! — вскрикнула Кейти. — Джипом.

Я посмотрел в зеркало заднего вида. Ничего не разглядеть за горой наваленного на сиденье фотооборудования, увенчанной айзенштадтом. Пришлось вылезти. Все равно не видно, я ведь успел отъехать от того места примерно на милю, но теперь я не сомневался, что это был шакал.

— Маккоум! Дэвид! Ты уже там? — раздался из машины голос Рамирес.

Я сунул голову внутрь и крикнул, обращаясь к телефонному динамику:

— Нет! Я на трассе.

— Матерь божья, что ж так долго-то? Конференция у губернатора в двенадцать, а тебе еще в Скотсдейл на закрытие Талиесин-Вест. Там назначено на десять. Слушай, Маккоум, я тут нарыла кое-что про Эмблеров. Они заявляют «стопроцентную подлинность», но на самом деле все враки. Никакая у них не «виннебаго», а обычный общедорожник. Но все-таки, по данным патрульной службы, других «передвижных домов» на ходу сейчас больше нет, у них действительно последний. Еще один был у некоего Элдрижда, тоже, правда, не «виннебаго», а «шаста», он на нем путешествовал до марта, но в Оклахоме у него отобрали права за выезд на полосу для цистерн, так что теперь всё. Автофургоны разрешены только в четырех штатах. В Техасе закон пока на рассмотрении, Юта уже в следующем месяце разделяет полностью все дороги. Дальше на очереди Аризона, так что давай, Дейви, постарайся, отщелкай побольше. Другого случая может не быть. И зоопарк сними, не забудь.

— Так что там с Эмблерами?

— Это их настоящая фамилия, хочешь верь, хочешь нет. «Путники», понимаешь ли. Я глянула их личную страницу. Он раньше работал сварщиком, она — кассиром в банке. Детей нет. Разъезжают с восемьдесят седьмого, с тех пор как Эмблер вышел на пенсию. Девятнадцать лет. Дэвид, ты айзенштадтом снимаешь?

Третье задание подряд она эту пластинку заводит.

— Я еще не доехал.

— На конференции у губернатора попробуй обязательно. Постарайся подложить куда-нибудь на стол.