Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мы проснулись, наступал рассвет. Я лежал на спине, а голова Сигрид покоилась на моей руке. Не помню, чтобы мы мерзли, ведь мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, укрывшись одеялами, хотя костер уже давно прогорел, а морды наших лошадей были покрыты инеем. Я понимал, что мне надо встать, чтобы помочиться. Сигрид почувствовала, что я проснулся, что-то сонно мурлыкнула и потянулась. Когда я встал, она приподнялась, опираясь на локоть, и уставилась на меня.
– Куда ты? – спросила она, я пробормотал что-то насчет того, что мне надо сходить за деревья, и она легла обратно. Я отошел за старый дуб и пустил струю в снег, потом вернулся обратно и принялся ломать ветки и сучья, которые остались, нашел трут в сумке и начал стучать огнивом по кресалу. Сигрид пристально наблюдала за мной, как будто ей это было интересно. Когда мне удалось поджечь веточки, я начал раздувать огонь дальше. Сигрид села, укутавшись в одеяла.
– Ты знаешь, что теперь ты не сможешь уехать от меня? – спросила она.
Я сидел на коленях возле костра, с тлеющими прутьями и щепками в руках.
– Я не думал об этом…
– Я теперь могу быть с ребенком. – Она убрала волосы со лба, и ее взгляд упал на дымящиеся ветки в моей руке. Я так и сидел, пока до меня доходил смысл сказанного Сигрид. Я понимал, что она была права, но еще вечером так не считал. Я вообще об этом не думал. И тут почувствовал раскаяние.
– Ты ведь не уедешь от еще не рожденного ребенка, как твой брат?
– Нет. – Мой голос прозвучал на удивление решительно, в нем не было слышно сомнения или раскаяния.
– Поклянись, Торстейн Тормудсон. Клянись Одином.
Я обжегся об угли и быстро их бросил под ветки в костер.
– Поклянись Одином, – повторила Сигрид.
– Да. – Я кивнул и потер руку. – Клянусь Одином.
В то утро мы больше не разговаривали. Сигрид попросила, чтобы я вернулся к ней под одеяла, и мы так сидели, греясь возле костра. Мы съели половину ржаного хлеба, который Сигрид взяла с собой. Своим сыновьям я рассказывал, как мы сидели рядом в то ясное зимнее утро, двое влюбленных, наконец-то познавших друг друга как мужчина и женщина. Обычно я еще рассказывал сыновьям, как я отрезал кусочек хлеба и бросил его в костер в знак благодарности Фрейе, но правда заключалась в том, что вскоре мне пришлось позабыть и про хлеб, и про свой страх, что она могла уже быть с ребенком. А пока я лежал с Сигрид у костра, как мы делали это и накануне вечером. Когда мы вернулись на хутор, на дворе нас ждал Свартур со своим младшим сыном. Когда я спешился, Свартур подошел ко мне и взял за руку, взглянул на Сигрид, потом похлопал меня по плечу и кивнул. Он махнул рукой, чтобы мы шли за ним, бормоча, что нам лучше зайти внутрь, а мальчик присмотрит за нашими лошадями. Ко мне приехал гость.
Эйстейн Пердун сидел за столом с Фенриром в обнимку и кружкой на столе. Рядом с ним на земляном полу лежала мохнатая меховая накидка и специальная одежда, сделанная из кожи козла, наполовину пустой колчан, два зайца и пара свернутых шкур. Эйстейн посмотрел на нас, когда мы с Сигрид вошли, опустил Фенрира на пол и подошел, чтобы поздороваться. Он схватил меня в охапку, в нос мне ударил сильный запах человека, долго находившегося в пути, он рассмеялся и обнял меня еще крепче. Сигрид прижималась ко мне. Она взяла мою руку и поинтересовалась, не хотели бы мы присесть, потому что я устал после охоты и мне надо было отдохнуть. Свартур усмехнулся и сказал, что я действительно выглядел уставшим, что закономерно после такой охоты. Эйстейн сел за стол, Сигрид отпустила мою руку и шепнула мне на ухо, что слышала, зачем он приехал.
Эйстейн вначале не сказал ни слова, лишь пил пиво из кружки и с интересом разглядывал дом, казалось, что он только приехал. Сигрид ушла на ту половину, где были животные, там они стояли с Силой, одной из дочерей Свартура, склонив головы друг к другу. Сила поглядывала на меня и хихикала, потом что-то шепнула Сигрид на ухо. Я понимал, что теперь всем будет известно, чем мы занимались с Сигрид. Эйстейн отпил из кружки, прежде чем рассказать мне, зачем он приехал. Он вытер усы ладонью и откашлялся.
– Бурицлав устал кормить Олава с его людьми. Говорят, что норвежский конунг отправится в путь на север, как только сойдет лед.
– Да, я думал об этом, – кивнул я.
– Свейн сказал, что ты был у него. Он рассказал, что ты был у него и выдал Олава.
Я снова кивнул.
Эйстейн сделал большой глоток, поставил кружку на стол, погладил свой указательный палец, весь грязный после длинной дороги.
– Я понимал, что ты поедешь этой дорогой, Торстейн. Я предполагал, что ты поедешь наверх сюда, чтобы рассказать датскому конунгу, что Олав Воронья Кость находится в берлоге Бурицлава и надоедает ему. Что ты захочешь отомстить.
– Да, – согласился я. – Захочу.
– Твой брат… – Он искоса посмотрел на меня. – Я хочу поздороваться с ним.
Я ничего не ответил. Что я мог сказать? Эйстейн очень бы удивился, узнав, что мой брат предпочел остаться у датского конунга, а не приехать ко мне. Я и сам этого не понимал.
– Хальвар и другие воины интересуются, будешь ли ты сражаться вместе с ними, когда придет Олав.
Вначале я ничего не ответил. Я посмотрел на Сигрид. Она по-прежнему стояла с Силой. Они обе поглядывали на меня, взгляд Силы стал лукавым.
– Сигрид это не понравится, – тихо сказал я. – Если я погибну… Она останется одна.
Эйстейн в раздумье погладил свою взъерошенную бороду. Он посмотрел на меня, потом на Сигрид, хмыкнул и пробормотал, что он все понял, что мне больше не надо ничего говорить. Он добавил, что меня никто не будет судить, если я не присоединюсь к воинам Свейна, чтобы сражаться с Олавом, но разве я не мечтал о мести?
– Если ты пойдешь с нами, – добавил он, – возможно, именно твоя стрела отправит норвежского конунга к Хель. Или… – Он кивнул в сторону моего топора, стоявшего возле входа у двери. – Твой топор.
К столу подошел Свартур. Он принес две
