Генералиссимус князь Суворов - Александр Петрушевский

Кавалерийские атаки под Брестом и под Кобылкой напоминают, хотя и в разной степени, такую же атаку Суворова под Ланцкороной, 22 года назад, кончившуюся поражением Дюмурье. Это показывает, что в тактических правилах Суворова была устойчивость, и что он поступал так не по минутному порыву. В этих приемах, называемых анти-тактическими, действовала не опрометчивость, а необходимое военное качество-смелость и с нею трезвая осмотрительность. Пуская кавалерию в атаку, Суворов непосредственно затем двигает пехотные части на её поддержку. Не так поступают люди, увлекаемые фантазией, и кидающиеся на неприятеля очертя голову; не так действовали неразумные подражатели Суворова в Польскую войну 1792 года и потому платились дорого. Наконец, для правильного освещения действий Суворова, укажем еще на его непрерывные, злые атаки и на настойчивое (под Брестом) преследование. Такой способ действий ошеломлял неприятеля, не давал ему придти в себя и успокоиться, пока окончательно не подрывал его духа и физических сил, после чего следовали плен или смерть. Это ли не тактика?

Дело при Кобылке, представляя собою подобно предшествовавшим наглядные особенности Суворовской военной теории, имеет еще одну характерную частность — атаку спешенной кавалерии на пехоту с ударом в сабли. Атака эта была вызвана, как мы видели, необходимостью — местностью и отсутствием пехоты; Суворов не задумался прибегнуть в крайности к такому необычному средству, и оно увенчалось полным успехом. Практикуя часто на полях сражений приемы, которые нельзя найти в учебниках, он уже привык к ним и приучил свои войска, но настоящий случай даже и ему казался заслуживающим особенного внимания. «Если бы ты был при Кобылке», говорил он потом одному французскому эмигранту, вступившему в русскую военную службу: «ты бы увидел то, чего и я никогда не видал». Но спешивая эскадроны легкой и тяжелой кавалерии и пуская их на пехоту, Суворов постарался однако же обеспечить успех атаки вспомогательными способами, какие имел в своем распоряжении: он пустил в атаку с этими эскадронами единственный пехотный батальон, которым мог распорядиться. И что же? Такое живое его отношение к военному делу осталось или незамеченным, или приравнено к способу действий первобытных полудиких воителей. У одного из новейших военных писателей сказано, что под Кобылкой «Суворов сделал самое жалкое употребление из своей конницы, ввалив одну часть её в болото, а другую заставив спешиться и атаковать с одними саблями пехоту, находившуюся в лесной засаде». Как различно можно осветить один и тот же факт, и до какой степени может доходить путаница понятий! 17.

Вообще странным путем иногда складываются репутации и долго держатся по одной инерции, вопреки простому здравому смыслу. Так создалась и живет в западной Европе репутация Суворова, как ни нелепо объяснять непрерывную цепь тождественных явлений случаем, или, что тоже, счастьем. Ценители и судьи проглядели в Суворове самую важную его особенность — неограниченное нравственное владычество над своими войсками. Не заметили они и другой его черты — знания своего противника со всех сторон и построенного на этом знании уменья — пользоваться его слабостями и недостатками, по указанию слагавшихся обстоятельств. Оттого он и мог делать многое такое, на что не осмеливался никто другой, а если бы и осмелился, то жестоко поплатился бы за свою дерзость. Откиньте эти Суворовские особенности, и подведите его действия под один формальный тактический шаблон, — выйдет счастье; возьмите в расчет не одни внешние данные, а также животворящий их дух, — выйдет гений. Невольно припоминаются здесь слова Суворова, сказанные им 10 лет перед тем в письме к Потемкину: «я был счастлив, потому что повелевал счастьем».

Глава XVII. Польская война: Прага; 1794.

Решение штурмовать Прагу; присоединение Дерфельдена; военный совет; послания из Праги и Варшавы; ответы Суворова. — Расположение польских сил; состояние Варшавы; избрание Вавржецкого главнокомандующим; разномыслие его с другими; интриги Колонтая. — Приготовления Русских к штурму; приказ по войскам; наставление Ферзену. — Укрепления Праги; силы обеих сторон; диспозиция Суворова. — Ночь перед штурмом; распоряжения Вавржецкого. — Начало штурма и его ход; быстрые успехи Русских; их ожесточение; зажжение моста; канонада до ночи; её поводы; пожар в Праге и грабеж. — Потери. — Суворов после штурма; возводимые на него обвинения. - Параллель штурмов Праги и Измаила.

После Кобылки оставалась одна ступень до Варшавы — Прага. На защите Праги Поляки должны были сосредоточить всю свою энергию, собрать все средства, ибо Польша с её революцией заключалась теперь в Варшаве, а с потерей Праги погибала и Варшава, и Польша, и революция. Суворову надо было завладеть Прагой во что бы то ни стало, а выбор для этого средств оказывался не велик. Для правильной осады время было слишком позднее, и Русские не имели ни одного орудия осадной артиллерии. Блокада Праги вместе с Варшавой может и привела бы к желаемому результату, так как продовольствия там запасено было не много, но для этого требовались большие силы, помимо другого препятствия — позднего времени. Оставалось одно — штурмовать. Средство это было рискованное, так как по сведениям укрепления Праги были обширны, грозны, вооружены крупнокалиберной и многочисленной артиллерией, а гарнизон превышал 30,000 человек, не считая вооруженных варшавян. Но все это не могло остановить Суворова. Почти везде и всегда ему приходилось иметь дело с неприятелем, более многочисленным, чем его, Суворовские войска; не задумывался он над предприятиями рискованными, неоднократно ставя на карту свою будущность и приобретенную репутацию. Он твердо верил прежде всего в самого себя и затем в свои войска; теперь, после блестящей кампании, такая уверенность могла только возрасти. Он решился сделать последний шаг, к которому был готов еще находясь в Немирове, в качестве зрителя, ибо рассчитывая покончить с Польшей в 40 дней, он конечно не имел в виду ни осад, ни блокад. Как ни велико будет число жертв, но оно во всяком случае окажется гораздо ниже цифры, которую принесет затянувшаяся война. Кроме того подобный решительный удар потрясает, наводит ужас, подсекает остатки энергии и иссушает войну в самом её источнике. Суворов решил штурмовать Прагу.

Дерфельден присоединился 19 числа и расположился на правом фланге, Ферзен стоял на левом; общая числительность всех трех корпусов простиралась до 24-25,000 человек при 86 полевых орудиях. Суворов собрал военный совет и передал ему свой взгляд на дело; состоялось постановление — идти к Праге и брать ее приступом, несмотря ни на какие укрепления. Началось приготовление штурмовых лестниц, фашин, плетней.