Хроники Средиземья - Джон Толкин

— Надо возвращаться, — сказал Боромир. — Я не раз попадал в горные метели и знаю, как воет по ущельям ветер… но сейчас мы слышим вовсе не ветер! Это же голоса вражеских сил! Да и камнепад здесь начался не случайно.

— Думаю, что воет-то именно ветер, — заметил Арагорн, — но Боромир прав — дальше идти в самом деле нельзя. У Совета Мудрых много врагов, хотя и не все они — союзники Саурона.

— Эльфы назвали Карадрас Кровожадным задолго до появления Врага, — буркнул Гимли.

— Не важно, кто нам препятствует, — сказал Гэндальф. — Важно, что препятствие сейчас неодолимо.

— Так как же нам быть? — горестно спросил Пин. Он стоял, привалившись к холодной стене, и его сотрясала мелкая дрожь.

— Ждать перелома погоды на месте или возвращаться, — ответил Гэндальф. — Пробиваться вперед бессмысленно и опасно. Чуть выше, если я правильно помню, тропа выходит на открытый склон. Там не укроешься от ветра и камней… или какой-нибудь новой напасти.

— И возвращаться бессмысленно, — добавил Арагорн. — От подножия горы до этой стены нет ни одного сносного укрытия.

— Тоже мне, укрытие, — проворчал Сэм. Но никто, кроме Фродо, его не слышал.

Хранители стояли, прижавшись к стене. Карниз, врезанный в южный склон, тянулся, полого подымаясь вверх, с юго-востока на северо-запад и впереди круто поворачивал к югу, так что стена загораживала путников от резкого северо-восточного ветра, но бешено крутящиеся белесые вихри — снег валил все гуще и гуще — захлестывались к ним и сверху и снизу.

Они касались друг друга плечами, а пони Билл стоял перед хоббитами, заслоняя их от снежных смерчей, но вокруг него уже намело сугроб, и, если б не рослые спутники хоббитов, их очень скоро завалило бы с головой.

Фродо одолевала стылая дрема; потом он пригрелся в снежной норе, и завывание ветра постепенно заглохло, сменившись гулом каминного пламени, а потом у камина появился Бильбо, но в его голосе прозвучало осуждение.

— Не могу понять — зачем ты вернулся? Зачем прервал этот важный поход из-за самой обычной зимней метели?

— Мне хотелось отдохнуть, — прошептал Фродо, но Бильбо, проворно затушив камин, выволок племянника из теплого кресла, и в комнату вползла ледяная тьма…

— …слышишь, Гэндальф? Их занесет с головой, — проговорил Бильбо голосом Боромира, и Фродо почувствовал, что висит в воздухе, вытащенный из уютной снежной норы. Тут уж он окончательно проснулся. — Они же заснут и замерзнут насмерть, — опуская Фродо, сказал Боромир. — Надо немедленно что-то предпринять!

— Ты прав, — озабоченно отозвался Гэндальф и достал из кармана кожаную баклагу. — Пусть каждый отхлебнет по одному глотку, — сказал он, передав баклагу Боромиру. — Это необычайно живительный напиток — здравур-драгоценный дар Имладриса.

Глоток пряной, чуть терпкой жидкости не только согрел окоченевшего Фродо, но и прогнал его недавние страхи. Остальные Хранители тоже оживились. Однако ветер свирепствовал по-прежнему, а метель даже стала как будто сильней.

— Не разжечь ли костер? — спросил Боромир. — Похоже, мы уже поставлены перед выбором — погибнуть или отогреться у огня.

— Что ж, можно, — ответил Гэндальф. — Если здесь есть соглядатаи Саурона, они все равно уже нас заметили.

У Хранителей были и дрова и растопка (они последовали совету Боромира), но ни эльф, ни гном — уж на что мастера — не сумели высечь такую искру, которая зажгла бы отсыревший хворост. Пришлось взяться за дело Гэндальфу. Он прикоснулся Жезлом к вязанке хвороста и скомандовал: «Наур ан адриат аммин!» Сноп зеленовато-голубого пламени ярко осветил метельную темень, хворост вспыхнул и быстро разгорелся. Теперь яростные порывы ветра только сильнее разжигали костер.

— Если перевал стерегут соглядатаи, то меня-то они наверняка засекли, — с мрачной гордостью заметил маг. — Я просигналил им ГЭНДАЛЬФ ЗДЕСЬ так понятно, что никто не ошибется.

Но Хранители едва ли слышали Гэндальфа. Они, как дети, радовались огню. Разгоревшийся хворост весело потрескивал, и Хранители, не обращая внимания на буран, на лужи талой воды под ногами, со всех сторон обступили костер, чтоб согреться в его животворном тепле. На их изнуренных, но раскрасневшихся лицах играли огненно-золотистые блики, а вокруг, словно бы заключив их в темницу, кипела сизая метельная тьма.

Однако хворост сгорал очень быстро.

Пламя приугасло, и в тускнеющий костер бросили последнюю вязанку дров.

— Ничего, скоро начнется рассвет: ночь-то на исходе, — сказал Арагорн.

— Ночь-то на исходе, — пробормотал Гимли, — да в такое ненастье и рассвета не заметишь.

Боромир немного отступил от костра.

— Буран стихает, — объявил он. — Да и ветер как будто начал выдыхаться.

Фродо утомленно смотрел в костер; из черной тьмы выпархивали снежинки, вспыхивали, словно серебряные звездочки, и тут же гасли, растаяв над пламенем; а, вокруг неумолчно завывал ветер и клубилась беспросветная метельная мгла. Фродо сонно закрыл глаза, покачнулся, разлепил отяжелевшие веки — и вдруг заметил, что ветер умолк, а над холмиком слабо золотящихся углей лениво кружится лишь несколько снежинок. Он поднял голову и увидел, что на востоке черное небо слегка посветлело.

Сеющийся сквозь серые тучи рассвет открыл глазам измученных путников немые, в саване снегов, горы. Внизу горбились глубокие сугробы, и под ними угадывалась извилистая тропинка, но вверху тяжелые снеговые тучи, угрожающие путникам новой метелью, плотно занавесили седловину перевала.

— Баразинбар не смирился, — проговорил Гимли. — Если мы осмелимся идти вперед, он снова обрушит на нас буран. Надо возвращаться, и как можно скорей.

Все понимали, что надо возвращаться. Но как? В нескольких шагах от карниза на тропе громоздились такие сугробы, что хоббиты утонули бы в них с головой. Да и на карнизе, где стояли путники, возвышались холмы снеговых заносов — а ведь карниз прикрывала от ветра стена!

— Гэндальф расчистит невысокликам путь своим огненным Жезлом, — сказал Леголас. Буран ничуть не встревожил эльфа, и он, один из всего Отряда, сохранил до утра хорошее настроение.

— Или Леголас слетает на небо, — откликнулся Гэндальф, — и разгонит тучи, чтоб солнце растопило для Отряда снег. Мой Жезл — не печка, — добавил он, — а снег, по несчастью, невозможно испепелить.

— Не сумеет умный — осилит сильный, — вмешался Боромир, — так у нас говорят. Буран начался, — продолжал гондорец, — когда мы обогнули вон тот утес, — он указал на большую скалу, которая заслоняла от путников тропку. — До нее отсюда пол-лиги, не больше. И вот, если самый сильный из нас осилит дорогу к этому утесу, оттуда мы все спустимся без труда.