Город золотых теней - Тэд Уильямс

Генерал извлек из-за уха кабель.

— Никогда не имел высокого мнения об этих импортных машинах. — Он подождал, пока Уэллс тоже не выдернул кабель, и добавил: — Да успокойся, я пошутил. Знаю я, что такое греческая мифология. Итак, когда ты собираешься запускать своего маленького монстра? А бутылочку шампанского о стенной экран будешь разбивать?

— Я его уже запустил, — немного обиженно ответил Уэллс. — Пока мы тут разговариваем, он уже гуляет по системе, учится, меняется, занимается своим делом. Не просит ни еды, ни выходных. Идеальный работник.

Якубиан кивнул и встал.

— Одобряю. Кстати, об идеальных работниках… когда тебе надоест этот Танабе, дай мне знать. Я его или найму, или убью.

— Сомневаюсь, что у тебя появится тот или другой шанс, Дэниел. Текучка в ТМФ еще меньше, чем в армии. Наш набор льгот для сотрудников очень неплох.

— Могу себе представить. Где здесь выход?

— Я тебя провожу.

Шагая по устланному толстым ковром коридору, генерал повернулся и вежливо взял основателя «Телеморфикса» под руку.

— Боб, мы ведь не заходили в саму лабораторию, верно? В ту ее суперохраняемую часть, где важна секретность. А значит, меня не нужно было обыскивать, чтобы провести в комнату для совещаний, так?

Уэллс немного помедлил с ответом.

— Ты прав, Дэниел. Я это сделал, чтобы тебя позлить.

Якубиан кивнул, но на Уэллса не посмотрел. Его голос был очень и очень спокоен:

— Я так и подумал. Очко в твою пользу, Боб.

Он всегда не любил летать. Но ему приходилось делать это довольно часто, и он знал, что даже сейчас, когда воздушные пути забиты под завязку, такой способ передвижения, возможно, самый безопасный. И все равно это не успокаивало более примитивную часть его сознания — ту, что не доверяла любым обстоятельствам, которые он не мог контролировать руками или разумом.

Вот в чем была причина: его лишили возможности контролировать. Если в «скайуокер» на взлете или посадке ударит молния — когда самолет летит на высоте сорок семь километров, ни о какой грозе речи быть не могло, — он ничего не сможет сделать. Он способен убить столько людей, сколько пожелает, создать помехи в работе любой электроники, воспользовавшись странным умением, унаследованным от одного из давно умерших родителей, но все равно это не подчинит его воле суборбитальный пассажирский лайнер китайской сборки, если тот выйдет из-под контроля.

Дред страдал от этой и подобных мыслей потому, что посадка в Картахене предстояла тяжелая. Тропический ураган, как невозмутимо сообщил пассажирам капитан Куантас, бушует над всем Карибским бассейном, и во время спуска их ждет болтанка. И все же, напомнил капитан, он предлагает им полюбоваться огнями Боготы, которые с минуты на минуту должны показаться по левому борту.

Едва капитан закончил обращение и его лицо исчезло с вмонтированных в кресла экранов, самолет снова содрогнулся раненым зверем. Гул двигателей утонул в нервном смехе пассажиров. Дред вжался в кресло и стиснул подлокотники. Внутреннюю музыку он выключил, потому что она лишь подчеркивала его беспомощность, к тому же сейчас он не писал сценарий собственного сетефильма. Он абсолютно ничего не мог сделать, чтобы себя подбодрить, оставалось лишь надеяться на лучшее. Ей-ей, это словно работаешь на старую сволочь.

Снова воздушная яма — словно съезжаешь с горки на аттракционах. Дред стиснул челюсти, ощутив во рту горький привкус желчи. Старик, этот будущий бог и немыслимо богатый человек, до сих пор заставлял своего служащего летать в бизнес-классе, словно желал оскорбить его еще и этим.

— Esta usted enfermo, senor? [33] — спросил кто-то.

Дред открыл глаза. Над ним склонилась красивая молодая женщина, круглолицая и золотоволосая. На ее лице читалась профессиональная, но все равно искренняя забота. На табличке с именем значилось «Глориана». Что-то в ней показалось странно знакомым, но не имя. И не неприятно спартанский комбинезон, в который она была одета, — Дред надеялся, что эта мода для стюардесс скоро пройдет.

— Все в порядке. Просто я не очень хороший летун.

— О, — немного удивилась она. — Так вы тоже австралиец!

— Родился и вырос. — При столь необычном генетическом наследстве его часто принимали за латиноамериканца или выходца из Центральной Азии. Дред улыбнулся, все еще пытаясь сообразить, почему ее внешность всколыхнула его память. Самолет снова содрогнулся. — Господи, как я это ненавижу, — сказал он, смеясь. — Прихожу в себя только после посадки.

— Мы приземлимся через несколько минут. — Она улыбнулась и похлопала его по руке. — Не бойтесь.

Ее интонация и улыбка внезапно выпустили наружу поток воспоминаний. Стюардесса была похожа на юную учительницу первоклашек в его первой школе, одну из тех немногих, кто был к нему по-настоящему добр. Осознание этого вызвало у Дреда нечто вроде нежной боли — ощущение незнакомое и несколько смущающее.

— Спасибо. — Сделав над собой усилие, он улыбнулся в ответ, зная по опыту, что у него впечатляющая улыбка. Старик, когда взял Дреда под крылышко, едва ли не в первый же день отвел его к лучшему дантисту Сиднея. — Мне так приятна ваша забота.

Капитан объявил, что самолет идет на посадку.

— Это моя работа, разве нет? — Стюардесса изобразила на лице чрезмерную приветливость, и оба дружно рассмеялись.

Таможню он, как всегда, прошел легко. Дред давно зарекся возить с собой что-либо необычное и оставлял дома даже все свое безупречно законное оборудование — поди узнай заранее, когда нарвешься на пограничного чиновника, собирающего коллекцию конфискованных вещей и способного запомнить и опознать аппаратуру последних моделей. На такой случай, в конце концов, и существуют тщательно взращенные местные агенты — чтобы снабдить тебя тем, что не хочешь или не можешь привезти с собой. Как и обычно, в инсулексовой дорожной сумке Дреда лежал лишь ширпотребовский блокнот «Криттапонг» и немного одежды.

После краткой поездки на такси он успел вскочить в монорельсовый поезд, который пересекал гетсеманскую секцию старого города, смотрящую на залив из-за Мураллы — многовековых стен, возведенных испанцами для защиты своего портового города. В отеле он зарегистрировался под именем Дидс, достал из сумки одежду, повесил ее в шкаф, положил блокнот на полированный стол и вышел. Выполнив необходимые дела, он через час вернулся, убрал в шкаф то, что принес с собой, и снова ушел.

Ночь была теплой. Дред шагал по мощеным улицам, и на него не обращали внимания ни местные, ни туристы. Запах Карибского моря и тягучий тропический воздух мало отличались от тех, к каким он привык дома, хотя влажность напоминала больше брисбенскую, чем сиднейскую. И все же, подумалось ему, это странно — преодолеть такое расстояние и обнаружить, что лишь усталость после восьмичасового полета подсказывает, что здесь что-то от чего-то отличается.