От Руси к России - Александр Петрович Торопцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Софья, прекрасно понимая, что в случае поражения ее ждет монастырь, пошла на решительные меры: стала вести переговоры с Шакловитым (опять же, с его показаний, данных под пыткой) об организации покушения на царя Петра. Охочих на это грязное дело не нашлось.
В конце 1687 года Петр стал пока еще не смело осваивать государственное дело. По свидетельству некоторых иностранцев, именно с этого времени Голицын обязан был докладывать Петру о важнейших делах, а в январе 1688 года царь принял участие в заседании Боярской Думы.
Это обрадовало Наталью Кирилловну. Ее пугали «потешные игры», она не чувствовала (как и Софья, и в этом они были схожи – обе были родом из XVII, боярского века) в них зарождающееся преображение Российского государства. Ей мечталось видеть сына степенным, мудрым, деловитым царем, умело руководящим страной, расставляющим на ключевые посты обиженных, оскорбленных Нарышкиных и их союзников. О реформах, о косметических преобразованиях она тоже мечтала – и об этом говорилось в рассказе о последних годах жизни Алексея Михайловича. Но Петра влекло гораздо дальше.
В 1688 году, прогуливаясь по Льняному двору в селе Измайлово, копаясь в заброшенных амбарах, он увидел в одном из них старый английский бот. Это что за диво на окраине Мосвы? Откуда здесь английское судно, да такое красивое, хоть и старое? Когда-то это английское чудо кораблестроительной техники приобрел Никита Иванович Романов, двоюродный брат Михаила Федоровича, увлекающаяся натура, время которого в те годы еще не пришло в стране Московии.
Никита Иванович умер, но люди не пустили бот на дрова, упрятали его в старый амбар, будто знали наверняка, что увлекающиеся люди когда-нибудь да понадобятся Родине. Понадобились.
Юный царь приказал отремонтировать бот. В Москве специально для подобного случая проживал голландец Христиан Брандт, знавший толк в корабельном искусстве. Он выполнил поручение Петра, спустил отремонтированное судно на речку Яузу. Английскому боту в ней было тесновато. Как ни старался Христиан Брандт, как ни хотелось ему продемонстрировать возможности судна, которое может ходить даже против ветра, ничего у него не получилось. Ветра-то ему московского вполне хватало, да воды было маловато. Бот с трудом разворачивался в узкой реке, бился то и дело в берега, должного эффекта на публику не произвел. Голландец видел равнодушные лица людей, но горевать ему Петр не дал! Глаза царя горели азартом. Он приказал перенести бот на Просяной пруд в Измайлово. Там парусам было чуть привольнее, но только – чуть-чуть.
Петр, будто завороженный фигурами несложных парусов, в тот же день узнал о Плещеевом озере длиною в 9, шириной в 6 километров, отпросился у матушки, съездил в Переяславль, понял, что здесь можно начать дело великое и вернулся, возбужденный в Москву, сказал Наталье Кирилловне: «Надо строить флот!».
У матушки другое было на уме: «Надо поскорее женить сына!». Этим она бы убила сразу трех зайцев: женившись, Петр, согласно обычаям, стал бы совершеннолетним; это остепенило бы его, отвлекло бы от «потех»; позволило бы отодвинуть от престола Софью, строившую против них козни.
«Надо строить флот!» – упрямо повторял сын, и мать не могла отказать, разрешила ему отправиться в Переяславль, где он в том же году заложил на реке Трубеж, впадающей в Плещеево озеро, верфь.
Софья шла своим путем. Мечтая воцариться на Российском престоле и уже не скрывая мечту свою ни от кого, она повелела написать свой портрет в короне, с державой и скипетром в руке и с надписью «Самодержица». Портрет получился на славу. Но Шакловитому и Медведеву этого показалось мало. Они повелели украсить работу аллегорическими изображениями семи добродетелей Софьи: разума, целомудрия, правды, надежды, благочестия, щедроты, великодушия. Каждой добродетели царевны были посвящены вирши.
Оттиски с портрета по приказу правительницы-«самодержицы» печатались на атласе, тафте, объяри, бумаге, и царевна вручала свое драгоценное изображение самым преданным и достойным людям.
Один оттиск она отправила в Амстердам, где по ее просьбе сделали еще более сотни оттисков с надписями на латинском языке, с переводами вирш. Чтобы во всех странах знали полное имя и титул Софьи Алексеевны и полюбили Российскую «самодержицу» за ее добродетели и суровый округловидный лик.
Наталья Кирилловна нашла наконец достойную пару своему неугомонному сыну, и 27 января 1689 года Петр женился на Евдокии Федоровне Лопухиной, дочери окольничего Федора Абрамовича Лопухина. Мать была рада, уверенная, что женитьба остепенит Петра.
Но ему, как боту в Яузе, было тесно в семье, в Преображенском, в Кремле, куда он иной раз наведывался в Боярскую думу, в Москве. Он с нетерпением ждал весны и, как только начали вскрываться реки, бросил все мирское, суетное, поехал в Переяславль.
Летом 1689 года вернулся из второго Крымского похода Василий Васильевич Голицын. 8 июля по случаю праздника Казанской Божьей Матери Петр и все царское семейство прибыло на крестный ход. Естественно, рядом с царем находилась «самодержица» вместе со всеми семью добродетелями. По окончании службы Петр потребовал от Софьи, чтобы в Крестный ход она с ним не ходила. «Самодержица» ослушалась царя, взяла образ и вышла к народу. Царь разозлился, не принял участие в обряде, уехал из Москвы.
В начале августа борьба между Софьей и Петром перешла в решающую фазу. В Преображенском собрались потешные войска. К Кремлю, к Софье стекались стрельцы. Казалось, ни у кого не могла вызвать сомнение победа царевны. 9 августа Петр через слуг поинтересовался у сестры, с какой целью она собирает в Кремле крупное войско.
Софья ответила, что хочет сходить на богомолье в монастырь (какой – не сказала), а для этого ей очень нужно войско. Ответ не удовлетворил Петра. В ту же ночь из Кремля прибыло несколько стрельцов, доложивших сонному царю, что на него готовится покушение.
Петр перепугался, вскочил с постели, побежал без сапог в конюшню, приказал седлать коня и поскакал в постельном белье в ближайший лес. Он очень жить хотел. Он помнил бешенные лица стрельцов, бросавших пять лет назад его самых близких людей на копья, и дрожал от страха, и конь скакал в ночи, чудом выбирая дорогу. В лесу дрожь стихла. Конь остановился. Подоспели люди. Петр оделся и отправился дальше, в Троице-Сергиев монастырь.
В шесть часов утра он прибыл, напуганный, в Лавру. Совсем еще юный,
