05-Мой престол - Небо (Дилогия) - Сергей Абрамов

— Тогда со мной были ученики… — Теперь показалось, что гость ищет оправданий.

И хозяин услышал это. Но даже не улыбнулся.

— Где они? — спросил он. — Вспомните Новый Завет. Как скоро они — те, кто начинал с вами, — стали лишними на разворачивающемся в Средиземноморье празднике христианства?.. — Неожиданно осенил себя крестным знамением. — Прости меня, Господи, за слишком вольную трактовку Святых текстов…

А вот гость улыбнулся — в отличие от хозяина. Широко улыбнулся, весело:

— Спасибо за советы. Я их учту в искусстве мгновенных превращений, где я и вправду достиг многого. А что до конечного вывода, то вы правы: я опять — один. Значит, Господь того хочет. Опять. И нам ли с вами Ему противиться?.. А судить уж точно — Ему. Об этом написано в ваших книгах — Ему. Так что поживем увидим.

И вдруг исчез. Мгновенно. Был — и не был. Может, фантом все-таки? Как бы этого хотелось хозяину кабинета!..

Он медленно вышел из-за стола, медленно подошел к креслу, в котором сидел гость, медленно погладил ладонью теплую кожу сиденья. Глянул на высокие часы в углу за столом, еле видные во мгле: сорок минут всего прошло. А показалось вечность.

Вернулся назад, вызвал на экран монитора латинский текст, быстро просмотрел его и решительно «кликнул» на клавиатуре кнопкой «delete» — стер написанное. Занес расставленные черные пальцы над белыми клавишами, замер, задумавшись на секунду, и начал с чистой страницы.

Что напишет?

Бог знает…

ПРОЛОГ — 2

ИУДЕЯ, ДОРОГА ИЗ ИЕРУСАЛИМА В НАЗАРЕТ, 37 год от Р.Х., месяц Ияр

Дорога, дорога, дорога… Однообразная, знакомая до каждой ямы, до мельчайших камушков, до пыли столбом, вечная дорога, надоевшая за вечные эти годы — до оскомины. Похоже, и вправду вечная — как любая: без дорог людям никогда не обойтись. Что в первом веке, что в двадцать втором, дороги — это неизменные спутники людей. Покуда есть люди — есть и дороги. Не будет людей дороги умрут, превратятся в тропы для диких животных, в траву, в пустыню, в лес, в умозрительные направления. Вот только было бы кому зрить умом… Даже в сверхдалеком будущем, когда неспокойный человеческий разум исхитрится изобрести какой-нибудь новый, невероятный, без сомнения — убийственный метод перемещения в пространстве, и для него дороги не потребуются, они все равно сохранятся, раз есть люди. Раз есть влюбленные, которым надо в пеших прогулках выносить или, точнее, выходить свое чувство, раз есть — а куда они денутся? — консерваторы, хранители устоев, кто не согласится использовать новые технические достижения, раз есть спасатели, наконец, коим предстоит устранять последствия несовершенности человеческих изобретений, ибо ничего совершенного человек придумать не в состоянии.

Разве только вот дорогу… Совершенную в своей простоте полосу мертвого грунта, предлагающую на выбор целых два направления — туда и сюда; иногда красивую, мощеную, по которой удобно и прият-но идти, иногда узкую, тесную, зажатую меж головокружительным обрывом и отвесной стеной скалы, иногда невидимую глазу, существующую лишь в памяти идущего.

Эта дорога для Петра, известного в местных палестинах как Апостол, была уже как родственник. Этакий добрый, ненавязчивый родственник, с которым и помолчать можно, и вспомнить пережитое. Благо событий доставало…

Вот дуб, под которым они, Христос и ученики, еще не ставшие Апостолами, да и всякий путник, выбравший эту дорогу, — всегда устраивали привал, вот камень, частенько игравший роль подушки, — на нем будто специально высечена природой ложбинка для головы. А вот родник — редкость для этих мест, вода холодная и чистая…

Петр присел под деревом, развязал суму, достал хлеб, сыр, пучок зелени. Короткий привал, и — опять в путь. Брести неторопливо, поднимая пыль сандалиями, и вспоминать, вспоминать…

Нынче, можно сказать, юбилей. Десять лет. Три тысячи шестьсот пятьдесят два дня цельной — именно так! — жизни. Неразорванной, нераздробленной, не поделенной на броски в разные времена. Жизни оседлой, спокойной, предсказуемой — в лучшем смысле этих надежных мирных слов.

Отсчет десяти лет начался летним утром в подвале дома в Иершалаиме, в Нижнем городе, дома, который Петр держал для собственных, тайных от окружающих его людей нужд. Начался отсчет с письма, написанного бесконечно дорогим человеком, которого Петр все время ждет, не признаваясь в том даже самому себе, поскольку стыдно признаваться в бессмысленном, бесцельном. С неисправного электронного устройства, разбитого вдребезги в приступе ярости… или жалости?.. к собственной персоне. Со слез, таких непривычных на лице Мастера…

Мастер… Давно же он себя так не называл! Высшая каста, элита Службы Времени двадцать второго от Рождества Христова века — Мастера!.. Сегодня это просто смешно звучит. Какой смысл в генерале без войска? Кому нужен Мастер, если нет никакой Службы? Или, может, есть, сохранилась, но до нее не дойти, не докричаться… Самому себе нужен? Чушь! Мастер — существо общественное, по большому счету — подневольное, порабощенное не кем, но чем: своими Уникальными качествами и возможностями, коим предписано служить людям. Если все же иметь в виду Службу Времени, то — весьма ограниченному кругу людей.

Неприятные мысли…

Куда легче, оказывается, быть простым человеком. Уметь плакать, любить, тосковать, радоваться — не в применении к работе, а просто так, по-человечески. Десять лет уже исполнилось, как Петр не по своей воле и не желая того перестал быть Мастером. Тяжело и больно было выводить, вытравлять из себя этот напыщенный, всегда в себе уверенный, не ошибающийся персонаж. Означенный простой человек рождался в муках, прямо скажем, недетских.

Но вот парадокс: в естественном отчаянии от внезапного осознания брошенности, одиночества среди людей обострились все профессиональные качества, качества Мастера, кстати, а никакого не простого человека: внимание, память, интуиция и тэдэ и тэпэ. Облазив по сантиметру весь иершалаимский дом, он обнаружил с десяток «жучков», с давних пор так называемых, подслушивавших и подглядывавших за ним в всеми, кто бывал в доме. Значит, кто-то должен был снимать с них информацию, передавать ее в Службу Времени. Значит, в первый век техники наведывались из двадцать второго регулярно, а не от случая к случаю, как думал Петр. Значит, они контролировали каждый его шаг, каждое дыхание, каждый чих. Спецы, ничего не скажешь… Петр поначалу, в первые месяцы исчезновения связи со Службой, втайне надеялся, что за оборудованием кто-нибудь как-нибудь когда-нибудь вернется, несмотря на очевидный разрыв каналов связи: по правилам, после сворачивания проекта не должно остаться ни одной приметы чужого времени. То, что его проект уже свернут, сомнений не было, как и постепенно исчезали сомнения в том, что свернуты вообще все проекты Службы. Да и есть ли она сама?.. Но электронные глаза и уши исправно работали, питаясь энергией тепла, смотрели на отчаявшегося Мастера, слушали его шаги…