Сон в Нефритовом павильоне - без автора

— Мы скоро уезжаем на родину, неужели нам так и не удастся повидать госпожу Хун?!

Князь в ответ:

— Сегодня все смогут увидеть княгиню!

Он подозвал Чжан-сина и сказал ему, что гости хотят приветствовать его мать. Хун тотчас привела себя в порядок и надела лучший свой наряд с драгоценностями.

В сопровождении Сунь Сань и служанок Хун вышла в залу и приветствовала каждого гостя, начав с князя Шэня, который сказал ей так:

— Небо милостиво к вам: сын ваш удостоился титула циньского князя, сами вы — циньская княгиня! От души поздравляю вас с высокой наградой.

Хун низко поклонилась.

— Мой сын, возможно, еще не заслужил титула князя, но в одном я ручаюсь: он так же предан государю, как я.

Старый воин Лэй Тянь-фэн не выдержал.

— Мне уже далеко за семьдесят. Я видел Чжан-сина в бою: он такой же необыкновенный герой, как его мать! Когда он дрался с богатырями варваров и с предводителем северных сюнну, я все время вспоминал Лотосовые мечи нашей княгини!

Заговорил Су Юй-цин:

— В одном из боев сюнну окружили Сына Неба, прорваться было невозможно, но Чжан-син нашел выход. Он достойный сын своей матери, хотя и неизвестно, нашла бы она выход или нет!

Хун потупила глаза и улыбнулась.

— Ну разве могла бы я придумать что-нибудь дельное, ведь я всего лишь женщина. На войне бывает так: глаза не боятся — сердце дрожит, глаза боятся — сердце как камень. Сюнну перед нападением на империю Мин заключили союз с чжурчжэнями и туфанями — можно ли было надеяться, что, завидев войско минского императора, они побросают оружие и побегут? Тут-то и пригодился человек, у которого глаза боятся, зато сердце как камень. Мы не выставили своевременно заслонов на северных рубежах, потому и оказались в трудном положении! Дальновидный военачальник загодя заботится об обороне. А придумать что-либо, попав в окружение, не смог бы и сам Тянь Жан-цзюй, не то что полководец Хун Хунь-то!

Тут к Хун подошли Начжа и Огненный князь. Начжа начал так:

— Прошло уже десять лет с той поры, как мы с вами расстались, и все эти годы я мечтал вновь увидеть ваше мужественное, доброе лицо. Мне повезло: государь допустил меня в столицу. И я решил, что не вернусь домой, не повидав вас, потому и явился сегодня в ваш дом.

Затем заговорил Огненный князь:

— Я доверил вам свою дочь, и вы отнеслись к ней, как к родной. Никогда мне не расплатиться с вами за ваши безграничные милости!

Хун отвечала обоим так:

— Узнав, что великие князья прибыли в столицу, я сразу же вспомнила далекие суровые годы, и мне снова захотелось увидеть вас. Однако сегодняшняя Хун — не та, которую вы знали когда-то, и я смущена. Начжа засмеялся.

— А я до сих пор вспоминаю с досадой, как вы, слова мне не сказав, убежали с Лотосового пика в минский стан! Я тогда крепко осерчал и ринулся к даосу Белое Облако, чтобы излить на него весь свой гнев, но его и след простыл. Вы не знаете, где он теперь?

Хун отвечала:

— О даосе я больше ничего не слышала. Я ведь пошла за вами только потому, что не видела другого пути вернуться на родину. Неужели вы могли подумать, что Хун согласилась бы остаться в стане варваров?!

Начжа продолжал:

— И о чем я еще до сих пор жалею, так это о двух псах львиной породы. У вас сохранился тот меч, каким вы их убили? И нельзя ли на него взглянуть?

Хун попросила Сунь Сань принести мечи и показать их Начжа. Князь Шэнь, слышавший разговор, полюбопытничал узнать, что это были за псы.

Начжа потрогал Двойной меч, вздохнул и заговорил:

— Эти страшные звери охраняли мой дворец. Происходят они от льва, который водится у нас на юге, и охотничьей собаки, потому и называются львиными псами. Достать их было невероятно трудно, но мне удалось заполучить пару: они оказались такими свирепыми, что с ними можно было охотиться на волков, шакалов, тигров и барсов, такими чуткими, что слышали запах человека за сотню шагов, а шкура у них была железной — не проткнуть ни копьем, ни мечом. Однако госпожа Хун беспрепятственно прокралась ночью во дворец, срезала коралловый шарик с моего шлема и убила обоих псов, изрубив их тела на мелкие кусочки. До сих пор вспоминаю о той ночи с содроганием!

Князь Шэнь и другие гости раскрыли от удивления глаза. Но настало время расставаться. Хун подошла к Начжа и Огненному князю и тепло с ними простилась. Оба не в силах сдержать слез, оба говорят разом:

— Мы варвары, но нам грустно: мы никогда уже не увидим вас! Сердца наши обливаются кровью!

Когда Хун вернулась к остальным гостям, заговорила госпожа Шао:

— Я люблю Хун, словно родную, и не столько за красоту или ум, сколько за великодушие. Впервые оказавшись в Ханчжоу, я сразу поняла, что это самый красивый город Цзяннани, а жители его даже превосходят столичных! Хун тоже из тех краев и щедро одаряет нас богатствами своей души. Небо выбрало ее достойнейшей супругой князю Яну, а теперь она на веки вечные стала подругой нашей юной дочери. Наша славная Хун — настоящий образец для подражания!

Госпожа Сюй вздохнула.

— Я выросла в глуши, там же родила своего единственного сына. Мечтала всегда об одном — чтобы женился он на девушке, пусть бедной, но доброй. Вы знаете всех жен и наложниц моего сына, но полное счастье, мир и благоденствие воцарились в нашей большой семье, когда в нее вошла Хун!

К похвалам присоединилась и госпожа Вэй:

— Бывая у нас, дочь без конца нахваливает госпожу Хун: мол, и красавица она первая, и любви достойна больше всех других. А меня убеждать не требуется, я и сама это знаю!

Появился князь Ян, и госпожа Шао со смехом обратилась к нему:

— Как это вы, такой благовоспитанный юноша, который угождает старшим, как некогда своим родителям Лао Лай, и отличается скромностью, что была у Ван Си-чжи в отношениях с его будущей тещей, как это вы оказались в зеленом тереме госпожи Хун в свое время?

Князь улыбнулся.

— Говорят, что в любви героев нет. Посмотрите на красавицу Хун: разве не верны эти слова вдвойне и разве найдется мужчина, который устоит перед ее чарами?!

Хун взглянула на князя и сказала Фее:

— Совсем молодым князь отправился в столицу держать экзамен на должность, по дороге на него напали разбойники и обобрали дочиста. Он и пришел-то ко мне не из любви, а потому, что ему деваться было некуда!

Фея посмеялась, но возразила:

— Не шути так! Я ведь знаю, что в Павильоне Умиротворенных Волн князь сложил вдохновенные стихи и в них воспел цзяннаньскую Хун, а потом Хун предстала пред ним отроком, — разве это было не от любви?!

Вмешался князь Ян:

— В те дни я еще не потерял головы из-за нее, а она, выходит, уже завлекла меня в свои сети! Кто тут говорил, что госпожа Хун скромница?

Улыбнулась и Хун.

— Да и про вас говорили, что вы человек благовоспитанный, не какой-то повеса, — зачем же вы расспрашивали торговку вином о зеленых теремах, когда искали меня? Хорошенькое занятие для юноши, направляющегося на экзамен!

Фея подсела к Хун.

— Скажи, а что тебя покорило в юноше, который оказался в Павильоне Умиротворенных Волн?

— А чем тебя привлек ночной гость, что печально бродил в горах Лазоревого града?

Фея в ответ:

— Среди изгнанников всегда было много поэтов и музыкантов,[462] взять хоть Су Дун-по с его, по словам старушки, «весенним сном» или Бо Цзюй-и с его воспоминаниями о девушках, играющих на лютне. Этих людей можно было полюбить за красоту, но труднее было полюбить их души, ведь они бродили в рубище и питались объедками с чужих богатых столов. Мне это удалось!

Хун подхватила:

— Да, и Ян был в рубище, но всех поразил своим поэтическим талантом, нимало ни перед кем не смущаясь. Но я еще слышала, что Фея Лазоревого града как-то глубокой ночью играла на лютне и приворожила случайного прохожего. Правда, потом ее охватило раскаяние, и она долго отказывалась соединиться с ним в объятиях любви, хоть и вздыхала по нему все это время!

Заговорила и госпожа Вэй:

— Я хочу сказать несколько слов о Фее. Если бы не ее родимое пятнышко, разве избавилась бы она от невзгод, что год за годом преследовали ее? И это же пятнышко сделало меня и мою дочь людьми!

Князь обратился к Лотос:

— Ну, а ты что молчишь?

— Все мы говорили о вас не слишком почтительно, — вместо Лотос ответила Хун, — но не стоит на нас обижаться! Зато Лотос всегда вела себя достойно, никогда этикет не нарушала, потому и сейчас сидит себе да молчит и, наверно, посмеивается над нашей с Феей невоспитанностью!

Лотос улыбнулась.

— В дальних южных землях, госпожа Хун, я приняла вас за мужчину и поехала за вами в страну Мин, — о каком достоинстве можно говорить, о каком этикете?! А молчу просто потому, что мне до сих пор стыдно!

Князь Ян посмеялся и приказал принести еще вина. Через короткое время все разошлись по своим спальням.