Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

Я намерен остановиться на один или два дня в Берлине. Приеду в Петербург четвертого или пятого, а пятнадцатого, вероятно, отправлюсь в Москву, хотя еще не знаю, останусь ли там до отъезда в Каменку или снова возвращусь в Петербург, прослушавши “Онегина”. Сначала я сомневался, поеду ли в Москву по этому случаю, но теперь мне до того захотелось увидеть сценическое воплощение своей мечты (особенно в виду того, что, судя по телеграмме, опера идет недурно), что моя поездка в Москву не представляет никакого сомненья.

Не могу ли я быть Вам полезен в Петербурге? Не хотите ли поручить мне наем для Вас помещения, вообще не нужно ли что-нибудь устроить там для Вас? Уверяю Вас, милый друг, что мне доставило бы огромное удовольствие быть Вам полезным.

Я еще не знаю, где помещусь в Петербурге. Брату Анатолию я поручил устроить мне помещение, но, во всяком случае, у него остановиться я не могу, ибо для меня с Алексеем места нет, притом же для занятий его жилище совершенно не подходит к моим требованиям. Но если Вам вздумается написать мне отсюда, то попрошу Вас адресовать по адресу Анатолия: Новая улица, на углу Невского проспекта, дом 2/75, квартира № 30.

По поводу этого предупреждаю Вас, милый друг, что я. решительно не буду ждать от Вас писем до тех пор, пока не устроитесь в своем московском доме. Я знаю, что скоро Вам предстоят сборы, потом самое путешествие и что Вам будет не до писем. Прошу Вас в случае, если все-таки захотите написать мне, ограничиваться коротенькими записочками, из которых я мог бы знать, что Вы здоровы и где находитесь. Я же, если позволите, буду продолжать писать Вам в тех размерах, как это было в Париже.

До свиданья, друг мой! Еще раз горячо благодарю Вас за все счастье, которое я испытывал в эту поездку и которым я обязан Вам.

Ваш П. Чайковский.

Р. S. Я в первый раз в жизни читаю “Les Confessions” Руссо. Мне неловко рекомендовать Вам эту книгу, если Вы ее не читали, ибо рядом с ежеминутными проблесками гения в ней множество очень цинических признаний, которые делают эту книгу почти недоступной для женщин. Но я не могу не изумляться, во-первых, поразительной силой и красотой его стиля и, во-вторых, глубиной и правдивостью анализа человеческой души. Кроме того, я испытываю невыразимое наслаждение, когда нахожу в его признаниях черты своей собственной натуры, которых ни в каком литературном произведении я не встречал описанными с такой непостижимой тонкостью. Например, я сейчас прочел его объяснение, почему, будучи умным человеком, он в обществе никогда не производил впечатления умного. По этому поводу он распространяется о нелюдимости своей натуры и о невыносимой тяжести поддерживать по обязанности разговор, причем ради поддержания разговора приходится говорить пустые слова, не прочувствованные и не выражающие никакого действительного умственного процесса или душевного движения. Боже мой? до чего он тонко и глубоко верно рассуждает об этом биче общественной жизни! Недавно я хотел в моем письме к Вам выразить. эту самую мысль, но до чего слабо я ее высказал, и до чего сильно и рельефно развил ее Руссо!!

41. Мекк - Чайковскому

Париж,

28 февраля 1879 г.

8 часов утра.

Мой милый, бесценный друг! Благодарю Вас от всего сердца, глубоко. и горячо благодарю за все, что Вы для меня делали в мое зимнее пребывание за границею, за то безграничное удовольствие, которое мне доставляла Ваша жизнь вблизи меня, за Ваше милое, доброе участие, по моей просьбе, и к моему protege Пахульскому. Я уверена, что никогда и ничто другое в жизни не принесет ему такой пользы, как эти занятия с Вами. Они просветлили его; до сих пор он бродил в тумане, теперь же у него есть ясное сознание, есть точка опоры для его фантазии. Для меня же Ваше пребывание вблизи меня было не только бесконечным источником блаженства, но и огромною пользою для здоровья. Я такой человек, что мое здоровье главным образом зависит от душевного состояния. Если у меня есть какая-нибудь радость на душе, я и здоровее себя чувствую и другое дурное легче переношу. А вот тяжело мне, когда ничего радостного нет, потому что дурного-то всегда много, а ничто не поддерживает-переносить его. Такого же глубокого удовольствия, какое я ощущала в особенности на Viale dei Colli, я давно не имела, да вряд ли и буду когда-нибудь иметь. Благодарю Вас, благодарю, мой дорогой, добрый, хороший. никогда я не забуду этого счастливого времени.

Я также стараюсь придвинуть время своего возвращения в Россию, мечтаю теперь, как бы выехать 11 марта, потому что мне, вероятно, ехать на Варшаву и остановиться там дня на два. Я написала туда приглашение к одному управляющему поступить ко мне в Браилов, и если его ответ будет утвердительный, то мне надо окончательно переговорить с ним, потому что у меня в Браилове все безобразничают, нет возможности выносить дальше такой порядок или, вернее, беспорядок вещей, хотя прежний управляющий все-таки останется на моем попечении, но я его возьму в Москву....

Какое сокровище везете Вы с собою из Парижа, мой милый друг! Ваше новое, последнее детище! Но как грустно подумать, что нам, бедным людям, не скоро еще придется его услышать или увидеть хотя бы в печати. Это ужасно досадно такие медленные издания. Так хотелось бы поскорее насладиться, а тут надо ждать, долго ждать. Подгоните Юргенсона, дорогой мой! Но однако сколько ни говори, а надо прощаться, но я не люблю слово “пpощай”, а до свидания, мой милый, горячо любимый друг, счастливого Вам пути, доброго здоровья, много радости в кругу родных, а среди всего этого не забудьте сердца, которое бьется самою искреннею, беззаветною любовью к Вам. Не забудьте человека, который всегда и везде думает о Вас, ждет от Вас известий, как единственной неомpачимой радости, которому все интересно знать о Вас, которого заботит все, касающееся Вас. Одним словом, не забудьте меня, мой милый, добрый друг. Всем сердцем Ваша

Н. ф.-Мекк.

42. Мекк - Чайковскому

1879 г. февраля 28. Париж.

Среда.

От всей души благодарю Вас, мой несравненный друг, за Ваше милое предложение приготовить мне помещение в Петербурге. С особенным удовольствием воспользовалась бы им, но это повело бы к вопросам, которых я избегаю, и потому должна отказаться от Вашей милой любезности.

У Милочки вся рожица смутилась, когда я-ей сказала, что Вы уезжаете, и она сейчас спросила, приедете ли Вы в Москву.

Юля очень благодарит Вас за память и посылает Вам сердечный поклон и желание доброго пути. Благодарю Вас очень, очень, мой дорогой, за обещание писать мне, это облегчит мне разлуку с Вами.

До свидания. Всем сердцем Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

43. Чайковский - Мекк

1879 г. февраля 28. Париж.

Среда.

Ваше письмо мне вдвойне трогательно, друг мой. Кроме того, что я с величайшею благодарностью и радостью читаю в нем выражения Вашей дружбы, мне почему-то кажется, что в нем звучит какая-то грустная нотка. Как часто при малейшей маленькой невзгоде я жаловался Вам на неполноту счастья, и как редко Вы жалуетесь, а между тем сквозь строки писем Ваших иногда проскальзывает та грустная нотка, которую читаю в нем и сегодня. О, как я желал бы Вам принести хоть десятую долю того счастья, которым я Вам обязан!

И Вы еще меня благодарите!

Я очень радуюсь предстоящей перемене правления в Браилове. Дай бог, чтобы это случилось как можно скорее и чтобы летом Вы могли утешаться созерцанием полного порядка в администрации.

Желаю Вам, милый друг, благополучного и приятного возвращения в Россию.

Потрудитесь передать мой поклон Юлье Карловне и нежный поцелуй Милочке.

В моем вчерашнем письме, если не ошибаюсь, есть вопросительные знаки. Я уже нашел на них ответы в Вашем письме. Ради бога, не беспокойтесь отвечать.