Тигр. Тигр! - Альфред Бестер

Бро отшатнулся и сдвинул очки на лоб, арифмометр продолжал пощелкивать. Отстранение и почти не удивляясь, Бро про себя отметил, что стрелки исполинского хронометра, заполнявшего всю верхнюю часть купола, успели за это время сдвинуться на три месяца.

Вот, думал он, мне и ответ — жуткий, жестокий ответ на все мои вопросы, и мистер Некто в бомбоубежище был абсолютно прав. Истина это ад. Все мы марионетки. Мы почти не отличаемся от бездушных тряпичных кукол, подвешенных на ниточках и только притворяющихся, что живут. Вот здесь, в этом здании, некий старичок, приятный, но не слишком-то умный, нажимает на клавиши, а там, у себя внизу, мы принимаем это за свободную волю, судьбу, карму, эволюцию, веление природы и тысячу прочих сущностей, не значащих в действительности ровно ничего. Да, горькое открытие. Ну почему так всегда выходит, что истина тошнотворна?

Он посмотрел вниз. Старик Сатана сидел на ступеньке, уронив голову набок, с полузакрытыми глазами и бормотал что-то неразборчивое насчет непосильной работы и невозможности передохнуть.

— Отец Сатана…

— Да, мой мальчик? — встрепенулся старик.

— Так что же, все это правда? И все мы, сколько нас есть, пляшем под ваши клавиши?

— Да, мой мальчик, так оно и есть. — Старик широко, блаженно зевнул. — Все вы считаете себя свободными, и все вы пляшете под мою игру.

— В таком случае, отче, даруй мне, пожалуйста, одну вещь. Совсем-совсем маленькую. В некоем закоулке этой звездной империи есть крошечная планета, буквально пылинка, которую мы называем Земля.

— Земля? Нет, сынок, сразу я и не вспомню. Но если тебе так уж надо, могу навести справки.

— Не беспокойтесь, сэр, она там действительно есть. Я это знаю точно, потому что и сам на ней жил. Сделайте мне одолжение: оборвите ниточки, идущие к ней. Отпустите Землю на свободу.

— Ты, Христиан, хороший парень, но мог бы быть и поумнее. Мог бы и своим умом понять, что это невозможно.

— В вашем царстве, — не унимался Бро, — душ так много, что их и не сосчитать. Там бессчетные солнца и планеты. И эта крошечная пылинка праха… Уж конечно, вы, владеющие столь многим, могли бы без ущерба расстаться с этой крошечной его частью.

— Нет, сынок, никак не могу. Ты уж меня извини.

— Вы единственный, кому известна свобода. Неужели вы не можете дать ее горстке других?

Но координатор всего, что существует, вновь погрузился в сон.

Немного подумав, Бро опустил очки на глаза. Пусть немного поспит, пока он, Бро, Сатана pro tempore[6], работает вместо него.

«О, я с лихвой отплачу за крах своих ожиданий, вдоволь позабавлюсь, сочиняя романы, писанные плотью и кровью. А может быть, если удастся найти нитку, привязанную к моему затылку, и заодно нужную клавишу, не знаю уж как, но дам свободу себе, Христиану Бро. Это ли не вызов — недостижимая цель, которая может быть достигнута, что в свою очередь приведет к новым и новым вызовам».

Он виновато оглянулся, не видит ли Сатана того, чем он тут занимается. Ведь может быть наказание, и поделом. Глаза его скользнули по тщедушному правителю всего сущего, и Бро вдруг испытал настоящее потрясение. Сперва задрожали его пальцы, потом руки, а кончилось тем, что все его тело стало бить неудержимой дрожью. И тогда, впервые в своей жизни, он зашелся смехом. Это был настоящий, искренний смех, а не тот деланый смешок, который он столь часто изображал в прошлом. Его хохот гулко раскатывался под высоким, огромным куполом. Отец Сатана не мог не проснуться.

— В чем дело, сынок? — воскликнул он. — Что это вдруг с тобою?

Был это горький смех крушения всех надежд? Или смех облегчения? Смех ада или чистилища? Бро и не пытался в этом разобраться, а просто трясся от хохота, глядя на мерцающую ниточку, которая тянулась к затылку Сатаны, превращая его в марионетку, на серебряное волоконце, другой конец которого терялся из виду где-то там, в вышине, где находилась многоогромнейшая машина безначального и бесконечного кукловода, таившегося в непознаваемых далях непознаваемого космоса. О блаженная непознаваемость!

Так было, что вначале все было тьма. Не было ни суши, ни моря, ни неба, ни кружащих в нем звезд. Не было ничего. Затем пришел Иалдабаоф и отделил свет от тьмы. И тьму Он собрал всю вместе и слепил из нее ночь и небо. И свет Он собрал весь вместе и слепил из него Солнце и звезды. Затем от плоти Его плоти и крови Его крови сделал Иалдабаоф землю и все вещи, которые на ней.

Но дети Иалдабаофа были новыми к жизни и лишенными знания, и племя их не давало плодов. И когда дети Иалдабоофа стали уменьшаться в числе, они воззвали к Господу: «Господи Великий, даруй нам знамение, чтобы мы знали, как плодиться и размножаться! О Господи, даруй нам знамение, дабы Твое сильное и доброе племя не исчезло с лица Твоей земли!»

И тогда Иалдабаоф удалил лицо Свое от назойливых тварей Своих. И ожесточились они сердцем, греховно думая, что Господь их покинул. И пути их были путями неправедными, пока не восстал пророк, чье имя было Маарт. И собрал Маарт всех чад Иалдабаофа, и воззвал к ним, глаголя: «Греховны пути твои, о народ Господень, ибо усомнился ты в Господе, ибо дал он вам знамение веры».

Они же ответили: «Где то знамение?»

И тогда Маарт пошел в горы, а с ним вместе великое множество людей. Девять дней они странствовали и девять ночей, пока не поднялись на вершину горы Синар. А па вершине горы Синар они узрели великое чудо и пали на колени, выкликая: «Велик наш Господь! Чудесны дела Его!»

Ибо пред ними сверкала сплошная завеса огня.

Пройти сквозь завесу — к какой реальности? Нет смысла даже пытаться что-то решить. Я не могу. Видит Бог, это всегда было для меня главной мукой — пытаться сделать выбор. Я никогда ничего не чувствовала, ничто меня никогда не трогало, никогда! Это или то. Взять кофе или чай. Купить серебряное платье или черное. Выйти замуж за лорда Бакли или жить с Фредди Уидертоном. Позволить Финчли приставать ко мне или больше для него не позировать. Нет, нет смысла даже пытаться.

Как блестит эта завеса в дверном проеме! Словно радужный муар. Вот идет Сидра. Проходит словно сквозь пустоту. Похоже, это не больно. Это хорошо. Видит Бог, я могу выдержать все, что угодно, но только не боль. Не осталось уже никого, кроме меня и Боба, и он, похоже, не спешит. Нет, остался еще и Крис, он вроде как прячется в органной нише. Теперь, похоже, моя очередь. Как-то слишком уж быстро, но нельзя же торчать здесь до бесконечности. И куда же я?

Никуда?