Мэрилин Монро - Дональд Спото

«Правда такова, — сказал Джей Кантер, — что Милтона вдруг оставили на бобах». И Эми, вовсе не закрывавшая глаза на ошибки и слабые стороны Милтона, вспоминала потом слова, которыми Мэрилин поделилась с ней: «Артур лишает меня единственного человека, кому я всегда доверяла, — Милтона», — а у нее, дескать, нет сил воспротивиться этому. Источником всего происходящего было разочарование в браке с Артуром и печаль, ощущавшаяся в этой связи актрисой — которая направила многие из этих чувств против Милтона. По странной прихоти судьбы Мэрилин очутилась в той же самой ситуации, как и перед этим. Ранее она позволила Милтону назначить на все посты в ММП его друзей и приятелей, а вот сейчас она согласилась, чтобы Артур проделал то же самое — только выбрав людей с несравненно более низкой квалификацией. Словом, в 1957 году она располагала вовсе не большим влиянием на свою профессиональную и личную жизнь, нежели три года назад, — несмотря на всю свою злость и протесты. Одна из подобных вспышек гнева случилась у нее уже в апреле. Чета Миллеров встретила на приеме Артура Джейкобса, и Мэрилин (так утверждает Джейкобс) «выкрикивала обо мне и Джее [Кантере] всякие и разные вещи, называя нас "долбаными друзьями этого долбаного мистера Грина, затащившего меня к такой психиаторше, которая старается действовать против меня и к выгоде мистера Грина!"».

Мэрилин Монро и Милтон Грин никогда больше не встретились. Их адвокаты воевали больше года, пока Мэрилин не выкупила его долю в ММП за сто тысяч долларов — что и явилось всем жалованьем Милтона за более чем два года работы. Он снова занялся фотографией, однако пережитое разочарование болезненно отразилось на нем, и в последующие годы он все больше и больше становился зависимым от алкоголя и наркотиков. И тем не менее в своих публичных высказываниях Милтон всегда проявлял к Мэрилин максимальную вежливость:

Она была сверхвпечатлительна и очень предана своей работе — независимо от того, отдавали себе в этом отчет окружающие или нет. Мэрилин великолепно выступила в «Принце и хористке» и была неподражаема в «Автобусной остановке». Я всегда в нее верил. Это была чудесная, любящая и вообще фантастическая личность, которую, как мне кажется, понимали совсем немногие.

Что касается Ирвинга Стайна и Джо Керра, то они уже больше никогда в жизни не имели дела с акционерными обществами, занимающимися производством кинофильмов. Керр вплоть до самой смерти работал в качестве частного бухгалтера-аудитора, а Ирвинг Стайн стал президентом «Элджин уотч компани»[374]в Элджине, штат Иллинойс. Когда он в 1966 году вечером ехал на машине домой, у него случился инфаркт, он наскочил на дерево и погиб на месте в возрасте пятидесяти двух лет.

Мэрилин несколько раз показалась на публике, производя, как обычно, впечатление человека, необычайно довольного жизнью. В числе мероприятий, в которых она принимала участие и доход от которых предназначался на благотворительные цели, было, в частности, соревнование по футболу с участием нескольких лучших команд из разных стран. Оно проходило на бруклинском стадионе «Эббетс-филд», где актриса 12 мая сделала первый удар по мячу в матче Америка—Израиль; и хотя Мэрилин была обута в босоножки с открытыми пальцами, она пнула мяч с такой силой, что вывихнула себе два пальца. Без единого жалобного словечка актриса тем не менее оставалась на трибунах до конца матча, чтобы вручить победителям кубок.

Однако гораздо более болезненным, чем физические страдания был стресс, который она пережила, когда в конце того же месяца поехала вместе с мужем в Вашингтон, где Артур предстал перед судом по обвинению в неуважении к закону, которое было выдвинуто против него Конгрессом в прошлом году. Формально обвинение было предъявлено и дата процесса была установлена еще в феврале, и адвокат Миллера, Джозеф Раух, успел основательно подготовиться к защите. Если бы они проиграли, Миллеру грозило наказание в виде двух лет тюремного заключения и штрафа в размере двух тысяч долларов. Судебный процесс длился с 13 по 24 мая, и в течение всего этого периода супруги Миллер были гостями Джо и Оли Раухов.

«Она хотела только одного: приободрить Артура, придать ему мужества, — вспоминала Оли, — и каждый день утром и вечером расспрашивала о ходе разбирательства. Кинематографом она не занималась и, как представляется, не переживала в этой связи никакого душевного разлада или психических травм». Когда Артур и Джо отправлялись на слушание дела, Мэрилин «брала с полки какую-либо книгу — и каждая, которую она выбирала, была посвящена психиатрии».

В последний день процесса, когда Джо Раух убеждал суд в правильности своей линии обороны, поясняя, что отказ от дачи ответа на неприемлемые вопросы не является нарушением закона и не подлежит наказанию, Мэрилин превосходно справлялась с толпой репортеров. Актриса попросила у Оли Раух рюмочку шерри, натянула белые перчатки («потому что у меня не накрашены ногти и какая-нибудь из близко стоящих баб может это подсечь»), а увидев, что трусики просвечивают сквозь белое платье, быстро стянула их с себя и вышла на встречу с прессой, где сказала журналистам, что находится в Вашингтоне, желая увидеть, как с ее мужа будет снято обвинение. Однако 31 мая, уже после возвращения Миллеров в Нью-Йорк, Артура признали виновным, поскольку в 1956 году он в двух случаях не предоставил ответ на вопрос, заданный ему одним из органов при Конгрессе. Подготовка к подаче апелляции и ожидание окончательного приговора по этому делу займут еще целый год.

Миллеры провели большую часть лета в арендованном домике в Амагансетте, расположенном на самой кромке Лонг-Айленда. Артур пытался разрабатывать несколько идей, а Мэрилин прогуливалась по берегу океана, читала поэзию, навещала Ростенов, находившихся неподалеку в Спрингсе, и только изредка предпринимала вылазки в Нью-Йорк — например, когда она получила приглашение принять участие в торжественном начале строительства здания журналов «Тайм-Лайф».

В этот период у Мэрилин попеременно было то возбужденное, то угнетенное состояние, что Миллер и Ростен сочли признаком ее неуравновешенности. Когда она плакала над раненой чайкой или останавливала машину около потерявшейся собаки, которая волоклась по проселочной дороге, то это объясняли ее чрезмерной впечатлительностью и оторванностью от жизни. Абстрактный разговор на тему открытия сезона охоты на лесных оленей и косуль вызвал у нее сильное раздражение, закончившееся осуждением всех разновидностей спорта, идея которых состояла в убийстве животных. С другой стороны, ничто не доставляло ей такого удовольствия, как игра в теннис или детские забавы с Патти Ростен в их доме; каждый раз радовал ее и приход детей Артура — Джейн и Роберта, — которые регулярно навещали отца.