Дама с единорогом - Ольга Романовская

ответит судящему.

— Ребята, глянь, тут девка молится! — Двое солдат проворно забрались на чердак и с нескрываемым интересом уставились на Агнессу, подталкивая друг друга локтями. — Ишь, где схоронилась! А ну задирай юбки, красотка, а то мы тебя вот этим, — один из солдат показал ей перепачканный в саже кулак.

Агнесса встала, плюнула себе под ноги и растёрла плевок каблуком:

— Вот что тебе достанется, мразь!

— Э, полегче, шлюха! — прикрикнул на неё солдат. — Я тебе рожу-то разукрашу, чёртова ведьма!

— Может, я и шлюха, — гордо выпрямилась женщина, — но у меня тоже есть гордость! Да будь я последней тварью на земле, всё равно не стала бы ублажать таких ублюдков, как ты!

Пятясь от наступавших солдат, она с завидным упорством продолжала читать молитву:

Господи, Иисус Христос, Царь славы,

освободи души всех верных усопших от наказаний Ада, от глубокого рва.

Освободи их от пасти льва,

да не поглотит их Тартар,

да не упадут они во тьму.

Но святой Михаил знаменосный представит их в священном свете: как некогда ты обещал Аврааму и семени его.

— Подавитесь, собаки! — со смехом выкрикнула Агнесса и молниеносным движением вонзила нож в сердце.

Когда, наскоро обтерев кровь и перевязав раны, Леменор садился на коня, к нему, шатаясь, подошёл окровавленный Робин.

— Я сдержал обещание, сеньор, — прошептал он. — Заплатите мне.

— Заплатить тебе? — рассмеялся баннерет. — Что ж, я отплачу тебе по заслугам!

— Эй, — крикнул он солдатам, — повесьте его на воротах!

— За что, за что, сеньор? — заголосил Робин, отчаянно барахтаясь в руках схвативших его людей. — Я знаю, где Ваш брат, я могу быть Вам полезен!

— И где же Дикон? — обернулся к нему Леменор.

— В темнице.

— Живой?

— Не знаю, сеньор.

— Что ж, моли Бога! А пока постой с верёвкой на шее.

Дикона нашли не в темнице, а в служебной пристройке. Его и какую-то женщину придавило обгоревшей балкой. В прочем, к тому времени, как начался пожар, они были уже мертвы.

Уезжая, баннерет видел, как болтается над воротами тело Робина. Ему было суждено быть повешенным при любом исходе дела.

Леменор не застал Оснея живым. Баннерет несколько минут простоял у сметного одра, пока не вернулась хозяйка с кувшином воды. Забытая на время усталость вновь навалилась на него, раны напомнили о себе, и он ушёл, дав слово заказать сто поминальных служб по усопшему.

Оснея решено было похоронить вместе с сыновьями — он пережил их всех. Скорбный эскорт доставил тело в Шоур, где по-военному просто предал земле.

Временное командование людьми графа с согласия капитана наёмников принял баннерет Леменор; его поддержали мелкопоместные дворяне, пополнившие сундуки при взятии Норинского замка и теперь ожидавшие новых наград за свои «подвиги».

Перед Артуром открывалось блестящее будущее: долгожданная слава, возможность получить баронский титул, деньги и земли. Упоённый сладкими мечтами, он часами размышлял о будущем баснословном богатстве.

Не успели зарыть его покойного благодетеля, как баннерет уже выпивал за здравие очередной подружки приятеля. Весёлые разговоры о её прелестях напомнили о том, что неплохо было бы послать весточку своей потенциальной невесте. Надеясь на божественную справедливость и, заодно, на посланных на розыски Норинстана людей, Леменор велел сообщить ей о трагической смерти графа Вулвергемптонского, взятии Норинского замка («ибо Господь помогает борющимся за правое дело») и, мельком, о бесславной кончине её мужа, исподволь выражая надежду, что вдова не будет слишком о нём сокрушаться.

Отослав гонца, Артур отправился к Клиффорду де Фардену.

— Скучаете? — Баннерет тронул его за плечо. — А в деревушке по Вам сохнет очередная вилланка.

— Не пойти бы Вам к чёрту!

— Э, Клиффорд, остыньте, я о Вас же забочусь, — рассмеялся Леменор.

— О себе бы лучше заботились! Кстати, чего Вы такой довольный?

— Да так, — с улыбкой ответил Леменор.

— Что, опять о баронстве мечтаете? — усмехнулся Фарден.

— Нет. Я думал об одной чудной женщине.

— Жанне Уоршел, что ли? — хмыкнул барон.

— Нет, — покачал головой баннерет.

— Другая? Вот узнает об этом Ваш ангелок… — шутя, пригрозил ему Фарден.

— А кто ей скажет? Теперь уже некому, — рассмеялся Леменор.

— Да, повезло Вам!

— А Вам?

— Куда уж мне! Я вконец разорился.

— Разорились? — удивился Артур. — А как же те вещицы, которые Вы…

— Хватит зариться на чужие деньги! — грубо оборвал его барон. — Не Вы их нажили, не Вам их считать.

— Не хмурьтесь, Клиффорд! Кислая мина Вам не идёт. Мы всегда любили Вас за Ваши чудесные шутки, а теперь, когда Вы ходите чернее тучи, умираем со скуки. Давайте-ка ещё раз отпразднуем победу и повеселимся так, чтобы слышно было в Аду и черти затыкали уши.

— А вино будет? — оживился Клиффорд и с видом знатока добавил: — Только настоящее, а не это пойло, разбавленное водой.

— Будет. Толстяк Уилфред обещал прикатить целую бочку из погребов Норинстана.

— Хорошо бы ещё ко всему этому кабанчика…

— Уже жарится. Мои пройдохи исхитрился добыть одного с утра, — самодовольно улыбнулся Леменор. — Ну, идёте?

— А как же! Фанни не простит мне, если я не навещу её сегодня. Она танцует и поёт так, что ангелы заслушаются! С ней придёт маленькая колдунья Кэрри, та самая, из-за которой намедни Меридуш и Огден чуть не убили друг друга.

— Хотел бы я познакомиться с этой чертовкой! — протянул баннерет. Он прищурился от предвкушения приятного соседства доброй еды и хорошенькой женщины.

— Вот и славно! — хлопнул в ладоши барон. — Долой всё, что мешает людям пить и веселиться!

Глава XXXIV

Восточный ветер разносил по двору старую солому. Джуди, спотыкаясь и путаясь в юбках, стрелой вылетела из амбара и с суковатой палкой набросилась на плешивого человека, с нескрываемым интересом посматривавшего на пёструю курицу, бродившую у конюшни.

— А ну, пошёл отсюда, собачий сын! — Служанка налетела на него и прошлась толстой веткой по спине. — Мало нам вас, дармоедов…Ступай прочь, возвращайся, откуда пришёл!

— Совсем взбесилась, кошка дранная! — Он ловко увернулся от очередного удара. — Уже знакомых не узнаёшь?

— Не знаю я тебя и знать не хочу!

— Джиби я, от сеньора Леменора.

— От баннерета? — От неожиданности девушка выронила палку.

— От него. На словах велено кое-что баронессе передать. Пустишь?