Три года в Соединённых Штатах Америки - Александр Абердин

Раздел прибыли был третьим вопросом, тормозящим весь процесс. Одно дело сидеть на экспорте сырья и ни о чём не думать и совсем другое создавать нормальные предприятия, производящие продукцию самого высокого качества, да, ещё востребованную во всём мире, а не только в Африке. Тут аппетиты сразу же вырастали у всех троих руководителей государств просто немеряно. Самое же главное, что правительство Франции не хотело отступать от своего решения, принятого не без труда – вернуть гастарбайтеров на их историческую родину. Более того, в прессе вот уже почти полгода как печаталось множество материалов под примерно таким общим заголовком: – «Лучше быть богатым буржуа в Сенегале и Алжире, чем нищим пролетарием во Франции!» Часто встречался и другой лозунг, обращённый уже к коренному населению: – «Французы, давайте будем честны и благородны по отношению к тем, кто помог нам восстановить Францию. Нужно щедро расплатиться с рабочими, приехавшими из Африки и дать им возможность вернуться на родину бизнесменами.» Под этим лозунгом с начала учебного года во Франции даже открылось множество вечерних «Школ бизнеса» и народ в них повалил толпами. Очень многим неграм и арабам понравилась сама мысль о том, что из Франции можно свалить на новеньком автомобиле со всем своим семейством, имея в руках толстую пачку денег.

Не знаю, уж, какими бизнесменами станут эти «французы» у себя на родине, но в том, что все они рванут из Франции домой, сомневаться не приходилось. Тем более, что в газетах уже написали, что платить за выезд будут подушно, а семьи у них были очень многодетными. Жены-то никогда не работали и рожали каждый год. Однако, именно то, что все эти работнички находились в предпенсионном возрасте, сильно настораживало руководителей трех стран, с которыми велись переговоры. Зная всю их подноготную благодаря Дейру, Вилиэн и Бойлу, а также имея кое-какие козыри на руках, я подготовился к переговорам с Леопольдом Сенгором, королём Мулаем Хасаном Алауи и совсем ещё молодым и потому норовистым Муаммаром Каддафи. Сразу после Нового года я связался с Андроповым и стал выяснять у него, почему не идут переговоры, а когда получил более или менее внятный ответ, заявил, что намерен подключиться к этому процессу, а точнее замкнуть его на себя и ещё до конца января подготовить к подписанию соответствующие четырёхсторонние переговоры. Юрий Владимирович даже не стал задавать мне вопрос, кто будет четвёртым подписантом. Тут и так все было ясно, как белый день. Вместо этого он спросил:

– А ты уверен, что справишься, Борис? Ухмыльнувшись, я сказал:

– Не был бы уверен, Юрий Владимирович, так и не стал бы предлагать тебе эту операцию. Рассмеявшись, Андропов воскликнул:

– Так ты что же, шельма, с самого начала всё так спланировал, чтобы присоединиться к переговорам и стать четвёртым бенефициаром этой сделки? Так я тебя должен понимать? Кивнув, я подтвердил его подозрения:

– Именно так всё и задумывалось, Юрий Владимирович, но ты, надеюсь, не в обиде на меня за это? Пойми, всё равно все свои деньги я буду вкладывать в будущее планеты.

– Боря, можешь не оправдываться. – Успокоил меня Андропов и добавил – Ты человек проверенный и надёжный, так что действуй. Скажи мне, что мы должны сделать для твоего успеха и я немедленно поставлю вопрос на Политбюро.

Через несколько дней, уже получив поддержку из Москвы, я связался с генералом Паскалем и стал усиленно набиваться к нему в гости. Андропов уже переговорил с ним и потому я был тотчас приглашен в Централ на чашку кофе и на следующий день, а это как раз был второй вторник января, сел в «Гамму» и поехал на бульвар Мортье. Мне было сказано не парковаться неподалёку, а сразу же въезжать на территорию бывших казарм Турелль и Мортье. Сразу за воротами ко мне в машину подсел помощник Жан-Жака и показал, куда нужно ехать. В небольшом двухэтажном особняке, в котором раньше, наверное, находилась какая-то военная канцелярия, а ныне превращённом в небольшое шале для приёмов, меня уже поджидали не только Жан-Жак и его первый помощник Жан-Кристоф, главный двигатель процесса избавления Франции от афрниканцев, но и руководитель французской делегации на переговорах. Наш разговор начался с того, что Жан-Жак прямо с порога сказал мне прямо в лоб:

– Борис, ты всё-таки точно агент КГБ, иначе почему бы это ты имел такие прекрасные взаимоотношения с Андроповым, что он сам позвонил мне и сказал о твоих новых предложениях. Точнее о том, что ты собираешься сделать их нам.

К этому времени я носил короткую причёску и так до сих пор не расстался с дымчатыми очками Бобби Стюарта, делавшими меня старше возрастом и солиднее. Слегка улыбнувшись, я сделал рукой протестующий жест и так парировал наезд:

– Господа, это клевета. Я никогда не был агентом КГБ и даже не служил в армии. Простите, но я слишком молод для этого, но полагаю, что могу сдвинуть с места переговоры и завершить их к обоюдному интересу всех четырёх сторон. Жан-Кристоф развёл руками и тут же спросил:

– Ну, что, Жан, теперь ты веришь мне, что этот юноша заранее всё спланировал таким образом, чтобы сорвать на этом деле огромный куш? Поверь, на самом деле его планы гораздо шире и потому я предлагаю начать наш разговор именно с этого, а не с того, как он собирается штурмовать Карфаген.

Только после этого мне представили специального посланника мсье Робера Байяра и мы сели за большой круглый стол в удобные, мягкие кресла. Достав из кейса и положив на стол консоль Геи, я ничуть не смущаясь сказал:

– Господа, за долю в двадцать пять процентов, я положу к ногам Франции и Советского Союза всю нефть арабского мира и это для них будет самое выгодное предложение, сделанное за всю историю взаимоотношений между Западом и Востоком. Жан-Жак покрутил головой и проворчал сердитым тоном:

– Вот теперь я, кажется, начинаю понимать, почему патрон приказал мне поговорить с тобой полчаса и сразу же везти к нему в кабинет, Малыш. Он знал больше, чем я, хотя Юрий и убеждал меня, что рассказал всё, что знает сам. Пожав плечами, я ответил:

– Жан-Жак, по-моему и Андропов, и ваш патрон только делают вид, что знают всё. Господа, поверьте, вы действительно первые люди, кому я говорю о том, что Франция и СССР могут взять под контроль всю добычу нефти в Африке и Азии, и тем самым превратить её, а также уголь и горючие сланцы, в самые лучшие конструкционные материалы и идеальное топливо.

Через час мы продолжили разговор уже в кабинете премьер-министра Франции Жака Шабана-Дельмаса. В приёмной, однако, Робера Байяра отсеяли и мы снова разговаривали вчетвером. Между прочим, премьер-министр был кое-чем мне обязан. Не без моей помощи ему тайно намекнули о том, чем закончится для него разгромная стать об неуплате налогов, опубликованная в сатирической еженедельной газете «Каннар аншене» и этот вояка, бывший маки, бригадный генерал и доверенное лицо генерала де Голля, быстро уладил все свои дела, связанные с налоговым ведомством, а потому сохранил за собой пост премьер-министра. Когда я рассказал ему о своей затее поставить точно такие же заводы, какой мы собирались построить в Ливии, на всех нефтяных месторождениях, принадлежащих исламскому миру и тем самым ещё и переработать попутно огромное количество угля и горючих сланцев, получив гигантское количество водородного топлива и при этом Франция и СССР войдут в долю в этом бизнесе, а моя компания станет для этих стран главным инвестором и проводником демократических идей, вопрос был тут же решен ещё на одном высшем уровне. Премьер-министр улыбнулся и сказал:

– Прекрасно, Борис, я вас понял. Поскольку налоги ваша компания будет платить во Франции, вы можете отправляться на переговоры тогда, когда сочтёте это нужным. Думаю, что вам сё же следует подождать хотя бы неделю, чтобы я успел наградить вас орденом «Почётного легиона», как его кавалеру, вам будет легче вести переговоры с королём Хасаном Вторым и президентом Сенгором. Они оба хорошо знают Францию.

Однако, разговор на этом не закончился и Жак Шабан принялся выпытывать у меня, какие именно инвестиционные проекты я намерен реализовать в исламском мире. Мне нечего было скрывать и я рассказал о том, что нужно сделать, чтобы жители этих стран имели рабочие места у себя в стране и жили в Иране, Пакистане, Судане, а не откочёвывали в поисках лучшей жизни в Европу. Для этого нужно было строить не гигантские комбинаты, а тысячи небольших предприятий и развивать экономику через создание национального бизнеса. Особенно внимательно меня слушал Жан-Кристоф, который с задумчивым видом сказал:

– Борис, слушая тебя мне кажется, что все три наших автомобильных концерна следует объединить в одно предприятие, а затем раздробить его на части, чтобы цеха нового концерна были разбросаны по всей Франции. Тем более, что откуда-то появились некие господа, которые заявляют на них свои права. Не моргнув глазом я поспешил ответить: