Магнетрон - Георгий Бабат

Оленин, который в отсутствие Веснина сидел за его столом, взял охапку папок и перенес их на свой стол.

— Я пришел к вам, Владимир Сергеевич, — торжественно начал Угаров, когда Веснин опустился на стул, — по поручению директора ионосферной станции Евгения Кузьмича Горбачева! Я принес вам полную технологическую документацию по нашим импульсным катодам, а также несколько экземпляров таких катодов. Мы их смонтировали в диодах специально для вас, чтобы вы могли без всяких хлопот снять импульсные эмиссионные характеристики. По нашим данным, ток искрения этих катодов выше пятидесяти ампер на квадратный сантиметр, и в рабочем режиме наши катоды выдерживают до пятисот часов.

— Пятьдесят ампер с квадратного сантиметра! — воскликнул Веснин. — Срок службы пятьсот часов! Это потрясающе! Этим вы оправдали все затраты вашей ионосферной станции за все время ее существования, все затраты на ваши опыты с триодами на самолетах…

— Насколько мне известно, Владимир Сергеевич, — перебил Угаров, — вы смогли развернуть работу по магнетронам, только опираясь на наши опыты с триодами на самолетах. Вы получили от нашего летчика-испытателя Сидоренко сводку всех наших многолетних исследований. И еще прежде того сам Евгений Кузьмич очень долго втолковывал вам, что работать надо в импульсном режиме, а не в режиме непрерывного генерирования, как это делали вы…

— Согласен, согласен, вы совершенно правы, — в свою очередь, перебил Угарова Веснин. — Но поймите меня, что на сегодняшний день тот диапазон частот, в котором могут работать триоды, — это уже пройденный этап. Это уже отживающий диапазон. Это уже мертвое дело.

Угаров вскочил со стула. Лохматый чуб его упал на лоб, концы галстука разлетелись в разные стороны. Гена кричал, возражая Веснину:

— Вы кого считаете более крупным специалистом в области радиотехники — себя или профессора Кампова? Так вот, профессор Кампов предлагает усилить работу по триодам. Он внес в главк предложение организовать на одном из электровакуумных заводов цех по производству сверхвысокочастотных триодов.

— Да ведь я сам говорил с Камповым, я был у него в лаборатории. Он мне о триодах ничего не говорил.

— Профессор Кампов — это вам не Сидоренко. Для чего он будет говорить с вами о том, что вас не касается?

Когда с обеих сторон было высказано столько лишнего, что продолжать разговор на затронутые темы стало уже невозможно, Угаров откинул чуб со лба, пригладил волосы, поправил галстук, снова опустился на стул и произнес тем торжественным тоном, с которого начал:

— Я пришел сюда по поручению Евгения Кузьмича!

Гена положил на стол перед Весниным папку с бумагами и небольшой ящичек:

— Здесь, Владимир Сергеевич, вся техническая документация и несколько диодов с различными вариантами катодов.

— В таком случае, Геннадий Иванович, приглашаю вас присутствовать при испытании ваших катодов. Ведь у нас все должно быть готово к испытаниям. Верно, Олег Леонидович?

— Гошьян и Бельговский давно сдали в опытную мастерскую все чертежи установки для измерения импульсных токов катодов, — ответил Оленин.

— Я сейчас все подготовлю, — сказал Веснин и выбежал из кабинета в мастерскую.

— Да, Геннадий Иванович, — вздохнул Оленин, когда они остались одни, — естественно было предположить, что, постоянно размышляя о магнетроне, Владимир Сергеевич в конце концов придет к решительным выводам и умозаключениям, которые обеспечат требуемый срок службы ламп… А вот поди ж ты! Случилось нечто совершенно непредвиденное…

— Ошибаетесь, Олег Леонидович! — живо отозвался Угаров. — Все это можно было заранее предвидеть: зная благородство Евгения Кузьмича, учитывая важное оборонное значение магнетрона, которым вы здесь занимаетесь, естественно было предположить, что мы подарим вам наши катоды.

Гена Угаров говорил недопустимо, вызывающе. Но Оленин ничего не имел против его предположения, что КБ-217 само вряд ли построило бы долговечные катоды и «естественно» здесь могли лишь ожидать подарка от более опытной и сильной организации.

— Читали ли вы когда-нибудь, Геннадий Иванович, новеллы Конан-Дойля о великом сыщике Шерлоке Холмсе? — задумчиво произнес Оленин.

— К чему это вы? — спросил Угаров.

— Это очень любопытные произведения о раскрытии тайн, — продолжал Оленин. — Последовательно накапливаются факты, которые часто кажутся странными, сумбурными, не связанными друг с другом. И вдруг великий детектив Шерлок Холмс заявляет, что не нуждается в дальнейших розысках, что теперь только чистое мышление приведет его к раскрытию связи между отдельными звеньями разорванной цепи, соединит в стройную систему разнородные факты. Он играет на скрипке, курит трубку, и вдруг — о Юпитер! — тайна раскрыта. Великий сыщик не только нашел объяснения всем обстоятельствам дела, но он угадал и другие, пока неизвестные события, которые несомненно случились или непременно должны случиться. Он совершенно точно знает, где искать недостающие улики, что надо предпринять для поимки преступника… Когда я еще только мечтал о научно-исследовательской работе, — Оленин глубоко вздохнул, — мне казалось, что есть некое подобие между трудом ученых и изысканиями, которые проводил великий сыщик по поводу «Голубого карбункула», «Пестрой ленты», «Знака четырех» или других загадочных преступлений…

— В жизни бывает иначе, — улыбнулся Угаров.

— Позвольте, — спохватился Оленин, — я чуть не забыл. Ия Юльевна поручила мне сделать ряд покупок к выходному дню. У нас в ближайший выходной состоится маленький семейный праздник, на котором Ие Юльевне будет очень приятно увидеть вас, она мне говорила об этом. Я надеюсь, что и Владимир Сергеевич не откажется прийти. Ия Юльевна на той неделе подарила мне еще одного сына. Не правда ли, повод уважительный для встречи с друзьями? Мы будем ожидать вас, прошу, не позже семи вечера.

Угаров отвечал, что поскольку Ия Юльевна так горячо тогда отнеслась к пропаже синей тетради, то он не смеет отказаться.

— Кстати, как поживают ваши Олеговичи — Руслан с Людмилой? Очень славные ребята.

— Они безобразно ведут себя за столом! Но сейчас внимание Ии Юльевны поглощено маленьким. При рождении он весил 3,874 грамма, в роддоме прибавил 53 грамма, хотя, как правило, новорожденные в первые дни жизни теряют в весе. Вот каков наш Ратмир!

— Если вы, Олег Леонидович, хотите быть последовательным, то вам не хватает Фарлафа.

— Нет, — засмеялся Оленин, — я предпочел бы Татьяну, Ольгу и так далее… Я больше люблю девочек, особенно когда на них платьица колокольчиком…

В этот миг дверь стремительно распахнулась, и в кабинет вошел Веснин. Выражение его лица не оставляло сомнений в обуревавших его чувствах.

— Олег Леонидович, — начал он, — как же это так? Ничего не готово к испытаниям.

— Ия Юльевна говорит, что в КБ-217, как в былине о гибели богатырей. Богатырь одного врага разрубит, глядит — перед ним двое. Двоих мечом рассечет — встанут четверо, и так далее, по геометрической прогрессии, — пошутил Оленин.

Веснин взглянул на Угарова:

— Простите, Геннадий Иванович, сегодня мы к испытанию еще не готовы. Но я буду вам очень обязан, если вы не откажетесь приехать к нам в другой раз. Я непременно извещу вас заранее.

Когда Угаров попрощался и вышел, Веснин снова обратился к Оленину:

— Вам известно назначение изделий, заказанных но чертежам дипломантки Егоровой? Вы проверяли, чем занимаются в мастерской? Вы следили за тем, как там выполняют график очередности работ? Почему, по какой причине, не выполнены до сих пор чертежи Гошьяна и Бельговского?

Илья Федорович Мухартов получает выговор

Веснин опустился на стул, жестом пригласив Оленина также сесть. Пока Олег Леонидович в свое оправдание бормотал что-то об опытности, стаже, порядочности, бескорыстии и заслугах Ильи Федоровича Мухартова, Веснин молчал, разглядывая пейзаж за окном. Начальник КБ вспоминал все, что ему самому пришлось выслушать в свое время от технического директора завода Студенецкого по поводу металлизированной мухи.

«Я, — говорил тогда Студенецкий, — при первом же обследовании мог, по вашей милости, попасть в положение человека, не знающего, что творится в его собственном доме… Пентюх, настоящий пентюх, кто не знает, что делается у него под носом…»

Константин Иванович на этом месте прервал свои рассуждения, погладил бороду, съел простоквашу и затем повел речь о купце Разоренове, о молодых людях, как губка воду впитывающих в себя знания и не научившихся работать.

«Старикан-то знал, всегда знал, что у него на заводе происходит, — думал Веснин. — И, выходит, пентюх — это я. Да, самый настоящий пентюх. Не учел того, что ни Оленин, ни старик Мухартов не работали в заводских условиях… Но суть тут не в моей характеристике. Дело пострадало. Вся работа КБ затормозилась по вине начальника мастерских. Этого так оставить нельзя».