47 ронинов - Джоан Виндж

Наверное, ни в одной другой стране мира власть не вмешивается до такой степени в каждую мелочь – так решила девушка. И стала еще больше ценить родное Ако, прибрежные равнины которого не только приносили богатые урожаи, но и находились вдалеке от столицы, где недреманное око бакуфу наблюдало за всем и вся.

Отец тоже считал, что здесь им лучше, чем в Эдо. Дары земли Ако позволяли не только организовать этот пышный прием, но и год за годом кормить людей и поддерживать укрепления на должном уровне – насколько позволял закон, – не говоря уже о том, чтобы выплачивать растущие налоги.

Внимание Мики вновь вернулось к происходившему во дворе – она вдруг ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Ее глаза устремились к стоявшей поодаль толпе слуг и работников, отыскивая Кая.

Однако смотревший оказался гораздо ближе – рядом с отцом. Судя по сложному церемониальному наряду с выставленным напоказ моном Токугава, это был какой-то высокопоставленный придворный из Эдо. Весьма привлекательный мужчина, подумала Мика, впервые с того дня, как закрытая дверь разделила их с Каем – наверное, навсегда.

Придворный глазел на девушку так, будто перед ним сама дочь Луны Кагуя-химэ, в которую, по легенде, влюбился сам император.

И в тот же момент Мика узнала цвета наряда придворного и разглядела осьминога на знаменах, которые несли его вассалы. Перед ней был господин Кира.

От стыда и гнева на себя она покраснела, как пион. Кира – главный церемониймейстер сёгуна – был также давним врагом ее отца, хитрым, коварным и упорным в своих устремлениях. Словно кинжал, припрятанный под правой рукой сёгуна, он выжидал удобного случая, неизменно метя в Ако. Как Мика могла даже подумать об этом негодяе!

– Ако по-прежнему прекрасно, князь Асано, – проговорил Киро тем временем, кланяясь и только тогда оторвав глаза от нее. Мика смотрела на него в ответ с едва скрываемым отвращением. Как он смеет пялиться на нее, словно голодный пес?! Вот так же он точит зубы и на их земли.

– Вы оказали нам честь своим приездом, князь Кира, – ответил отец, с виду совершенно искренне. Только Мика могла ощутить напряжение в его голосе. Обычная настороженность при разговоре с врагом – или даймё заметил, как тот смотрел на его дочь?

– О нет, чествовать мы будем вас, – учтиво возразил Кира, но за безупречной вежливостью слов скрывалось узкое лезвие. По коже Мики пробежали мурашки, словно острие уже кольнуло ей спину.

– Надеюсь, вы останетесь всем довольны, – улыбнулся отец. Его уверенность была для Мики лучшей наградой за все усилия, потраченные на приготовления.

Кира чуть растянул губы в ответной, снова показавшейся Мике кинжально-острой улыбке.

– Кроме нескольких незначительных мелочей, касающихся протокола, все великолепно.

Застигнутый врасплох, отец сам шагнул в расставленный капкан.

– Каких незначительных мелочей?

У Мики перехватило дыхание, мысли в тревоге заметались. Что?! Почему?! Где она ошиблась?!

– Хотя мои владения далеко от Эдо, неизменная верность моих предков сёгуну дает мне право сидеть рядом с ним. Однако какой-то болван усадил князя Сакаи ближе к его превосходительству, чем меня.

Отец не повернул головы в ее сторону, но даже спиной, казалось, почувствовал унижение дочери. Его плечи под доспехами словно окаменели.

– Это была моя ошибка, – кротко произнес он. – Прошу простить.

Стыд обжег Мику с удвоенной силой. Ее злорадная выходка с распределением мест поставила отца в неловкое положение! Он доверил ей распоряжаться от его имени, а она обошлась с данной ей властью, как шкодливая девчонка.

Кира великодушно махнул веером.

– Это я должен просить прощения, что упомянул о подобной безделице. Вы оказали нам чудесный прием. Теперь я с нетерпением жду поединка.

Кай затесался среди толпы, подобравшись как можно ближе к краю. Ноги ныли от долгого стояния, боль в спине по-прежнему не отпускала. Но такое увидишь только раз в жизни. Тем, что смог прийти сюда, он был обязан Мике – без ее лечения, даже если бы рана не убила его, он сейчас и шага не ступил бы. Но воспоминание о том, что еще произошло между ними в тот вечер, наполняло Кая куда более острой болью, и происходящее вокруг почему-то выглядело ярче; краски буквально ослепляли, бросаясь в глаза.

Он упивался этим недолговечным великолепием, как хрупкой красотой цветущей сакуры, все еще наполнявшей окрестности, придавая им весенний вид. Или полетом отыскивающих себе пару светлячков, огоньки которых вновь возникнут в сумерках над полями, напоминая каждой вспышкой о главном в жизни любого существа.

Кай протиснулся немного вперед – он весь день старательно перемещался к краю, следуя то за разносчиками еды, то за патрулем из солдат, не стоявших в почетной страже и назначенных следить за порядком.

Показались темно-фиолетовые с серебром знамена клана Кира, украшенные моном в виде осьминога. Из досужих разговоров слуг Кай знал, что князь Кира, снедаемый алчностью и завистью, неустанно пытался настроить сёгуна против господина. Эмблема была странной для дома, чьи владения находятся в высокогорьях далеко от моря, но сейчас Кай подумал, что жадные щупальца осьминога как нельзя лучше подходят к характеру Киры.

Одетый в роскошный наряд придворного, тот был ослепительно красив. Знак на кимоно указывал на его пост в правительстве сёгуна – и только, никаких других регалий. От внимания Кая не укрылось, что глаза Киры гораздо дольше задержались на Мике, чем на ее отце, которого он приветствовал.

К ней же устремился и взгляд самого Кая. Девушка, коленопреклоненная, стояла на помосте позади отца. И затянувшаяся церемония, и окружающая пышность доставляли ей радость. За весь день Каю так и не удалось хоть раз встретиться с ней глазами, хотя он не мог сказать – намеренно ли она не смотрела в его сторону или ему просто не везло. Однако когда на нескромный взгляд Киры она ответила улыбкой, уголки рта юноши опустились.

Резко отвернувшись, Кай стиснул на груди потрепанные края линялого кимоно из дешевой хлопковой ткани, которое перед церемонией постарался как можно лучше залатать и очистить от крови. Он даже надел сверху самурайскую накидку-хаори, доставшуюся ему уже без рукавов, – единственную его одежду, которую можно было счесть хоть отчасти приличной. Теперь же, впервые в жизни, он стыдился своего вида так, будто на нем была одна набедренная повязка.

И все же он не мог не взглянуть на Мику снова, охваченный внезапной ревностью к Кире – и неудержимой тягой к прекрасной дочери даймё. Ее фигуру облекали тонкие, изысканно окрашенные шелка, черные блестящие волосы были убраны в высокую прическу, удерживаемую гребнями со свисающими нитками жемчуга и заколками из нефрита и сердолика. Особо выделялась среди них одна, слоновой кости, в виде ястребиного пера, которую Мика с гордостью носила еще девочкой. Ее кимоно было цветов Ако – красного и золотого, с тончайшими переливами всех их оттенков. Казалось, яркое летнее солнце взошло над замком…

Она все не сводила глаз с Киры, как вдруг ее лицо внезапно изменилось так, будто тот ударил ее, не сходя с места. Нахмурившись, она резко отвела взгляд.

Кай не сразу понял, что девушка лишь теперь узнала в придворном врага отца. Но прежде этого озарения внезапная надежда, любовь и тоска чуть не толкнули его, измученного болью потери, вперед. Только железное самообладание, приобретенное много-много лет назад, спасло юношу. Загнав слепое чувство глубоко в породившую его тьму, он замер в неподвижности и сдержал даже само дыхание. Сдерживаться – вот все, что он мог: ради Мики, ради князя Асано, ради самого себя.

Дочь даймё тем временем не сводила глаз с ворот. Очевидно, теперь она не могла дождаться, когда же наконец появится сёгун и бесконечная церемония завершится.

Сёгун прибыл уже почти в сумерках. Солнце заходило, и тени вытягивались, когда часовой с главной башни оповестил, что процессия появилась на дальнем подъеме дороги. Толпа подалась вперед, стремясь хоть краем глаза увидеть сверкание черных с золотом знамен, украшенных моном Токугава, в последних лучах уходящего дня.

Кай, лишь мельком взглянув на поднимающихся по холму всадников, перевел глаза на князя Асано, по-прежнему стоявшего с гордо выпрямленной спиной во главе прочих даймё. Те и прибыли заранее, чтобы должным образом приветствовать сёгуна.

Кай терпеливо постарался вновь сосредоточиться на безопасных материях – на церемонии, на ожидании появления сёгуна со свитой. Ведь больше такого никогда не увидишь – правда, до сегодняшнего дня Каю это было совершенно безразлично. По крайней мере, так он мог отвлечься от снедающих его мыслей и чувств. Необходимость удерживать их в узде отнимала последние силы, но уйти было нельзя и нельзя было опустить плечи, он должен стоять прямо, как сам князь. Дождаться прибытия сёгуна, и тогда больше их тут ничто не станет удерживать…