Кавказская война. - Ростислав Фадеев

В мусульманстве вся общественная и частная жизнь людей, все отношения определены раз навсегда шариатом; так что в чисто мусульманском духе всякое законодательство становится невозможным: оно навеки утверждено неизменною волею божией, и все люди, совершенно равные между собою, одинаково обязаны ему повиноваться. На практике в мусульманских землях существуют многие нарушения этого коренного закона; но правило неизменно, и мюридизм, подчинив все духовному закону беспрекословно, только довел до конца учение, общее всем мусульманам. Истолкователями закона, естественно, должны быть духовные, которые этому учатся, и потому введение в какую-нибудь страну законоположения по шариату предает всю власть над народом духовенству. Нечего и говорить, что на Кавказе мусульманское духовенство было втайне предано мюридизму. Это учение осуществляло самые задушевные убеждения и желания его. При прежнем племенном устройстве духовенство не пользовалось влиянием. Горские и подгорные племена подчинялись или владетелям, или высшему сословию, или народному собранию; но вообще управлялись по древнему обычаю, иногда очень сложным и уравновешенным образом. С двадцатых годов началось уничтожение властей, созданных народною жизнью, и стало распространяться господство шариата. К этому одинаково стремились и кавказское начальство, и Шамиль со своими последователями. Мюридизм напрягал все силы, чтобы истребить местных правителей и высшие сословия, искоренить стародавние народные обычаи, разделявшие и отличавшие племена, заменяя их повсеместным владычеством шариата и духовенства. Кавказское начальство делало то же самое в покорных обществах, по весьма понятной причине: ему легче было основать народное управление на шариате, писаном законе, чем на неизвестных племенных обычаях, которые надо было еще привести в ясность и узаконить в такое время, когда на Кавказе не существовало даже правильно организованных местных властей. Но только по этой системе русскими руками обрабатывали почву, на которой потом сеял мюридизм. Учение исправительного тариката разносилось по Кавказу лицами, состоявшими на русском жалованье. Чего было ждать от населения, вооруженного и невежественного, которому ежедневно проповедовали самые зажигательные идеи, между тем как оно видело своими глазами бессилие русского оружия против мюридизма, сбросившего маску? Естественно, все подгорное население ждало только удобного случая, и мюридизм мог питать самые фантастические надежды.

В этих затруднительных обстоятельствах главное начальство на Кавказе было вверено покойному князю М.С. Воронцову, облеченному полномоченными правами. Постоянные неудачи предшествовавших походов приписывали тогда не ложной системе, но неискусному командованию лиц, которым было вверено начальство. Полагаясь на громкую известность князя Воронцова, ждали самых решительных успехов с первого шага его на Кавказе. Первоначальное военное предприятие князя Воронцова, даргинский поход, было решено под влиянием этих ожиданий и исполнено по образцу прежних экспедиций, только в больших размерах; но оно же было и последним предприятием в этом роде. Урок был достаточный. Поход, предпринятый в горы с многочисленным и превосходным войском, снабженным всевозможными средствами, одушевленным личным предводительством знаменитого и уполномоченного генерала, кончился потерею пяти тысяч человек и трех орудий, без малейшего результата. С этих пор произошел перелом в Кавказской войне. Нельзя сказать, чтобы князь Воронцов заменил прежние головоломные экспедиции цельной системой, вполне примененной к настоящему положению дела. Во время его начальствования наступление происходило систематически только в одном углу военного театра, на чеченской плоскости. Там, в первый раз при мюридизме, добились положительного результата; хорошо соображенною и неуклонно исполняемою вырубкою просек через леса враждебное население было выбито из малой Чечни и начата разработка большой. На других пределах неприятельской земли — в Дагестане, Владикавказском округе и на Лезгинской линии экспедиции все еще происходили ощупью, были попытками без твердо определенной цели. Невозможно сказать, при самом большом желании, чтобы осады Гергебиля, Салтов и Чоха, походы в Джурмут или Капучу были звеньями какой-нибудь общей системы или ступенями, которые бы подвигали нас к чему-нибудь положительному. Со всем тем образ действий князя Воронцова был проникнут одною общею идеею и действительно произвел благодетельный перелом в Кавказской войне.

Главный характер этого образа действий состоял в том, что мы на время вовсе отказались от покорения гор, которого прежде так настойчиво и так тщетно добивались, не отказываясь, однако ж, действовать и пользоваться обстоятельствами, где это оказывалось возможным. Экспедиции стали вести осторожно, недалеко от наших пределов, не подвергая действующие войска большим случайностям. Кавказский корпус, усиленный по отбытии 5-го пехотного новою дивизией в 20 батальонов, стал вокруг гор теснее, потому что войска не отвлекались больше в дальние концы края или в глубь неприятельской земли; непокорные горцы везде увидели вокруг себя железную стену, и таким образом положен был конец победам и распространению мюридизма, в чем состояла великая заслуга князя Воронцова. Конечно, в десять лет можно было сделать больше. Но так же точно, как до 1846 года, увлекаясь старыми воспоминаниями, хотели сломить горцев сразу, так, после этого времени, напуганные необычайными успехами мюридов, стали опасаться их чрез меру. Мы брали дорогою ценою крепости, теряя для осады целое лето и несколько тысяч солдат, с тою целью только, чтобы занять неприятеля, и потом бросали их; между тем как половина отряда, употребляемого для осады, могла бы без потери разбить горцев, если б они вздумали вторгнуться в наши пределы. Соображениями опять руководили впечатления не текущего, но предшествовавшего периода. Тем не менее тесное десятилетнее обложение подействовало на непокорных горцев. Хотя враждебное расположение подгорного населения нисколько не ослабело, потому что зажигательное владычество шариата и влияние Духовенства были в этот период времени окончательно возведены в систему, но фанатизм утратил отчасти свои неопределенные надежды, составлявшие половину его силы. Непокорные, безвыходно запертые в своих горах, не могли уже думать о том, чтобы сбить нас с Кавказа своими собственными силами, и остыли сердцем. Власть, основанная мюридизмом, понемногу оселась. Поборники ее сделались значительными людьми и заняли место аристократии, вырезанной ими в тридцатых годах. Шамиль привык к положению азиатского султана, заставил горские общества признать своего сына наследником по себе и стал думать об основании владетельного дома. Отчаянные предприятия уже не привлекали устаревших витязей мюридизма. Народ, на первых порах предавшийся всею душою новому учению, охладел к нему, когда испытал на деле чудовищный деспотизм управления, обещанного ему вначале как идеал земной жизни. Увлечение проходило понемногу, но место его заступали привычка и чрезвычайное развитие политической власти, основанной мюридизмом. Материальные средства горцев неимоверно возросли — они имели уже отличные крепости, пороховые заводы, литейные, — заменяя пыл фанатической толпы общественным и военным устройством. Восточный Кавказ, как Протей, всякое десятилетие менял свой вид, оставаясь в одинаковой степени неодолимым для нашего оружия.

К концу управления князя Воронцова военные действия происходили исключительно на Чеченской плоскости, где начальствовал нынешний главнокомандующий князь Барятинский. Там мы шли вперед, постепенно раскрывая просеками большую Чечню; там же было положено начало разумному управлению туземным населением, основанному на племенной самобытности, с устранением по возможности духовного элемента. Но действия начальника левого фланга были ограничены и недостаточностью средств, и подчиненностью его положения. На остальном протяжении враждебных пределов войска стояли, можно сказать, ружье у ноги, не смея ничего предпринять, но не смея также ослабить себя одною ротою, чтоб снова не дать простора покушениям мюридизма. Мысль о покорении гор, сначала отложенная на неопределенное время, стала исчезать совсем, даже в умах людей, посвятивших свою жизнь Кавказской войне. В начале пятидесятых годов очень немногие люди, верившие возможности победить мюридизм, только удивляли, но никого не убеждали своими словами. Пятидесятилетняя борьба на кавказском перешейке привела к тому результату, что империя должна была приковать к восточной группе гор целую армию, исключив ее не только из общего итога русских сил, но даже из числа подвижных сил кавказских, не предвидя, притом, никакого исхода из этого положения.