Винни-Пух - Алан Милн

— Если я и должен что-то сделать, — сказал себе Винни-Пух, — так лучшего дела просто не найти. Сейчас вернусь домой, посмотрю, который час, и, возможно, повяжу на шею шарф, пойду к Иа и спою ему мою новую песенку.

И он поспешил к себе домой. По пути Пух не мог думать ни о чём другом, кроме как о бубнилке, которой хотел порадовать Иа, поэтому несказанно удивился, когда вдруг увидел Хрюку, рассевшегося в его любимом кресле. Остановился на пороге и начал чесать в затылке, гадая, а в чей же дом он пришёл.

— Привет, Хрюка, — поздоровался Пух. — Я думал, ты гуляешь.

— Нет, — возразил Хрюка, — это ты гулял, Пух.

— Похоже на то, — кивнул Пух. — Я знал, что один из нас гуляет.

Он посмотрел на часы, которые показывали без пяти одиннадцать — с тех самых пор, как остановились несколько недель тому назад.

— Надо же, почти одиннадцать, — радостно воскликнул Пух. — Самое время чего-нибудь перехватить, — и он полез в буфет. — А потом, Хрюка, мы пойдём с тобой погулять и споём мою песенку Иа.

— Какую песенку, Пух?

— Ту самую, что мы собираемся спеть Иа, — объяснил Пух.

Часы всё показывали без пяти одиннадцать, когда полчаса спустя Пух и Хрюка отправились в путь. Ветер стих, и снежинки, которым надоело гоняться друг за другом, медленно планировали вниз, пока не находили место для посадки. Иногда они садились на нос Пуха, иногда — нет, и вскоре на шее маленького Хрюки появился белый шарфик, а ещё больше снега скопилось у него за ушами.

— Пух, — вкрадчиво начал он, потому что не хотел, чтоб Пух подумал, будто бы он сдаётся, — мне тут в голову пришла одна мысль. Почему бы нам не пойти сейчас домой и не порепетировать твою песенку? А Иа мы сможет спеть её завтра… или в какой-то другой день, когда встретим его.

— Это очень хорошая идея, Хрюка, — кивнул Пух. — Мы начнём репетировать прямо сейчас, на ходу. Дома репетировать проку нет, потому что это Особая Песенка Для Прогулок, которую нужно петь под снегом.

— Ты уверен? — недоверчиво спросил Хрюка.

— Ты сам поймёшь, когда услышишь песенку. Потому что начинается она с таких слов: «Чем дольше снег идёт, трам-пам…»

— Трам что? — переспросил Хрюка.

— «Пам», — ответил Пух. — Очень хорошо бубнится, знаешь ли. «Чем больше он метёт, трам пам, чем всё…»

— Вроде бы ты пел не о снеге.

— О снеге я пел раньше.

— До «трам-пам»?

— До другого «трам-пам», — пояснил Пух, которому Хрюка сумел-таки задурить голову. — Я сейчас спою её полностью, и тебе всё станет ясно.

Чем дольшеСНЕГ ИДЁТ-трам-пам,Чем большеОН МЕТЁТ-трам-пам,Чем всёВОКРУГ БЕЛЕЙ-трам-пам,Тем мнеВСЁ ХОЛОДНЕЙ!Продрог я иОЗЯБ-прыг-скок,Совсем не чуюЛап-прыг-скок!На месте неСТОЮ-прыг-скок!ТанцуюИ ПОЮ!

Песенку, как вы сами убедились, он спел от начала до конца, решил, что спел очень даже хорошо, и теперь, соответственно, ждал от Хрюки слов о том, что тот никогда не слышал лучшей Бубнилки для Снежной Погоды. А Хрюка, хорошенько обдумав услышанное, возьми да ляпни: «Пух, речь, по-моему, должна идти не столько о лапах, как об ушах».

К этому времени они уже почти добрались до Унылого Места, где жил Иа. Снег по-прежнему скапливался за ушами Хрюки, и ему это уже изрядно надоело, но тут они свернули к маленькой сосновой роще и уселись на ворота, которые к ней вели. Снег наконец-то перестал, но было очень холодно и, чтобы согреться, они шесть раз спели песенку Пуха, причём Хрюка пел «трам-пам», а Пух — всё остальное, и оба в такт стучали палками о ворота. Немного погодя они согрелись и вновь начали разговаривать.

— Я всё думаю, и думаю я вот о чём. Думаю я об Иа.

— А чего думать об Иа?

— Дело в том, что бедному Иа негде жить.

— Действительно, негде, — согласился Хрюка.

— У тебя есть дом, Хрюка. И у меня есть дом, и дома у нас очень хорошие. У Кристофера Робина есть дом, и у Кенги тоже, и у Совы, и у Кролика, и даже всем друзьям и родичам Кролика есть, где жить. Только Иа жить совсем негде. Так вот что я придумал: давай построим Иа дом.

— Прекрасная идея! — оживился Хрюка. — А где мы его построим?

— Мы построим его прямо здесь, на этой опушке, у этой сосновой рощицы, которая защищает её от ветра, потому что именно здесь я всё это придумал. А опушку мы назовём Пуховой. Решено, на Пуховой опушке мы строим из палок домик для Иа!

— По ту сторону рощи этих самых палок полно! — радостно воскликнул Хрюка. — Я видел. Их там великое множество. И все сложены!

— Спасибо тебе, Хрюка. Своей наблюдательностью ты оказал нам Неоценимую Услугу, и поэтому я бы назвал эту опушку Пухохрюковой, если бы Пуховая не звучала лучше. А лучше звучит она потому, что короче и созвучна опушке. Пошли.

И они слезли с ворот и двинулись на другую сторону сосновой рощи за палками.

Кристофер Робин проводил утро дома, путешествовал в Африку и обратно. Он как раз сошёл с корабля и знакомился с обстановкой, когда в дверь постучал не кто иной, как Иа.

— Привет, Иа, — поздоровался Кристофер Робин, после того, как открыл дверь и вышел за порог. — Как поживаешь?

— Снег всё валит и валит, — мрачно ответствовал Иа.

— Вижу.

— И подморозило.

— Неужели?

— Да, — кивнул Иа. — Однако, — голос у него стал чуть бодрее, — землетрясений у нас в последнее время не наблюдалось.

— Что случилось, Иа?

— Ничего, Кристофер Робин. Ничего особенного. Скажи, ты где-нибудь поблизости дома не видел? Полагаю, что нет.

— Какого дома?

— Просто дома.

— И кто там живёт?

— Живу я. По крайней мере, думал, что живу. Но теперь получается, что вроде бы и нет. В конце концов, это же не дело… у каждого есть дом.

— Но, Иа, я не знал… я всегда думал…

— Не знаю, о чём думал ты, Кристофер Робин, но со всем этим снегом, ветром и морозом, не говоря уже о сосульках, на моём поле в три часа ночи совсем не так Жарко, как кажется некоторым. И совсем не Тесно, если ты понимаешь, о чём я толкую. И не Душно. Короче, Кристофер Робин, — продолжил Иа громким шёпотом, — пусть это останется между нами, и я попрошу тебя никому об этом не говорить, но там Холодно.

— Бедный Иа!

— Вот я и сказал себе: «Обитатели Леса будут жалеть, если я замёрзну». Мозгов у них нет, ни у кого, только серая вата, которой по ошибке набили им головы, и Думать они не способны, но, если снег будет падать ещё недель шесть или около того, до них, пожалуй, всё же дойдёт: «А ведь Иа не так уж Жарко в три часа ночи». Вот тогда они все поймут. И пожалеют меня.

— Бедный Иа! — повторил Кристофер Робин. Он уже начал жалеть ослика.

— Я не про тебя, Кристофер Робин. Ты — другой. А сказать я хотел следующее: я взял и построил себе деревянный домик.

— Правда? Как интересно!

— Интересно, между прочим, совсем другое, — как всегда меланхолично продолжил Иа. — Когда я утром ушёл, домик стоял, а когда вернулся, его уже не было. Что совсем не удивительно, даже, напротив, естественно, ведь это домик Иа. Но, тем не менее, у меня возникли вопросы.

Кристофер Робин уже решил, что сейчас не время отвечать на вопросы. Вернулся в дом, надел Непромокаемую шляпу, натянул Непромокаемые сапоги, накинул на плечи Непромокаемый плащ.

— Пойдём и посмотрим, что там у тебя происходит, — сказал он Иа.

— Иногда, если кто-то забирает твой дом, от него остаётся палочка или дощечка, которые не нужны тем, кто забрал дом, поэтому их и оставляют тебе. Если ты, конечно, понимаешь, о чём я. Вот я и подумал, если мы вместе сходим и…

— Пошли, — махнул рукой Кристофер Робин, и они поспешили к краю поля, где росла сосновая роща, возле которой больше не стоял домик Иа.

— Вот, — показал Иа. — И палочки не осталось! Конечно, снега у меня предостаточно, бери — не хочу. Так что жаловаться не на что.

Но Кристофер Робин не слушал Иа, потому что прислушивался совсем к другим звукам.

— Слышишь? — спросил он.

— Что именно? Кто-то смеётся?

— Прислушайся.

Они оба прислушались… и услышали, как чей-то басовитый голос поёт о том, что снег всё идёт и идёт, а другой голос, куда как более тоненький и пронзительный, трампамкает и прыгскокает в промежутках.

— Это Пух! — обрадовался Кристофер Робин.

— Возможно, — не стал спорить Иа.

— И Хрюка! — не менее радостно добавил Кристофер Робин.

— Возможно, — всё так же уныло согласился Иа. — А кто нам нужен, так это Натасканная Ищейка.

Слова песни внезапно изменились.

— Вот мы и построили наш ДОМ! — возвестил бас.

— Трам-пам! — пропел пискляк.

— Это прекрасный Дом…

— Трам-пам…

— Хотел бы я жить в таком ДОМЕ…