Письма последних лет - Лев Успенский

А ведь, несомненно, было время, когда большинство русских людей знали только слово «конь», а «лошадь» представлялась им ненавистным заимствованием из языка арабов, которые употребляет кучка антипатриотов.

Теперь же слово это явно обогатило наш словарь. Посмотрите, можно ли сказать: «Дореволюционные „ваньки“ — извозчики — возили пассажиров на заморенных КОНЯХ или даже КОНЬКАХ?» Конечно, только на «лошаденках».

В то же время мог ли бы Пушкин в «Медном всаднике» воскликнуть:

А в этой ЛОШАДИ — какой огонь,Какая сила в ней сокрыта!Куда ты скачешь, гордая ЛОШАДЬ,И где опустишь ты копыта?

Само собой, нет: он мог сказать только «в КОНЕ», «гордый КОНЬ»…

Не мог и Буденный скомандовать своим кавалеристам: «На ЛОШАДЕЙ!» А вот в Псковской области слово КОНЬ превратилось в синоним слова МЕРИН. «Говорят, ты жеребца купил?» — «Ай, да разве в деревне ЖЕРЕБЦА можно держать? Коня купил, КОНЯ… С КОНЕМ-то спокойнее!»

Видите, слова для разных оттенков одного понятия связались с заимствованием, до появления которого, вполне вероятно, и сами оттенки еще не были дифференцированы. Можно ли сказать, что слово «ЛОШАДЬ» следовало бы на корню срубить? Думаю — нет.

Не вполне согласен я и с Вашим стремлением всячески облегчить жизнь малообразованных людей, заставляя ученых говорить только языком, понятным для любого невежды.

Конечно, Вы правы в том смысле, что многие, преимущественно молодые, ученые склонны бывают загромождать свою речь бесчисленными множествами сложных терминов. «Они ученость свою хочут показать и говорят непонятно» — как телеграфист Ять в чеховской «Свадьбе с генералом». Это явление древнее. Такую речь медиков высмеивал еще Мольер, а лет сто с небольшим назвал ее, обрисовал и сердито не одобрил А. И. Герцен в одной из своих статей.

Но из этого отнюдь не следует, что для того, чтобы учить молодежь геометрии, учителя и составители учебников должны отказаться от слов АКСИОМА, ТЕОРЕМА, ПАРАЛЛЕЛЕПИПЕД, РОМБ, ПРИЗМА, ЦИРКУЛЬ, ЛИНЕЙКА, ПЕРПЕНДИКУЛЯР; да ведь уже и в самой низшей математике первоклашки сталкиваются с понятиями «ПЛЮС» и «МИНУС», с тем же «ЦИРКУЛЕМ» и «ЛИНЕЙКОЙ».

Я думаю — из Вашей критики <…> следует только одно: тем товарищам, которые, по Вашим словам, не способны понять слова РЕАЛИИ, следует пополнить свое образование и выучить значение таких необходимых для языкознания слов. Ибо так же, как и в алгебре мы говорим «а», «в», «с», вместо того чтобы втолковывать: «первое какое угодно число», «второе какое угодно число», «третье…» и т. д., так и в языкознании разумно употребить слово «реалии», вместо того чтобы каждый раз повторять: «реально существующий предмет, называемый данным словом и представляемый соответствующим понятием». <…>

1973. VII1. 22

Ильичево под Ленинградом

Многоуважаемый Л. С.

Съездил в Ленинград, снял грубую выкопировку с десятиверстки Южного Берега и добыл, хотя и с трудом, свои «Записки», ставшие уже давно совершеннейшей библиографической редкостью. Я их вот уже год как никому не дарю, но Вам, «пятачковцу», приходится. На стр. 398–430 Вы найдете рассказ о том, к чему всего ближе пришлось оказаться на «плацдарме» МНЕ. Впрочем, возможно, что кое-какие названия или имена «отзовутся и в Вашем сердце».

На карте я без всякого труда разыскал Ваше Стародворье. На моей карте оно, по состоянию на 12/IX 41 г., значится ЗА ЛИНИЕЙ ФРОНТА, а из Вашего письма я не смог сообразить — Ваша ОШР базировалась в нем или только прорывалась до него за «языками». Так или иначе, от Вашего Стародворья до моего ВЯРЕПОЛЯ — рукой подать: каких-нибудь 10–12 км. И речка Черная, как я и предполагал, оказалась одним из двух истоков речки КОВАШИ, в который впадает речка Рудица (у дер. Усть-Рудица). В этих местах я бывал не только, когда немцы еще сидели на Дедовой горе, а и в конце 40-х годов, когда писал свою «60-ю параллель», в которой «пятачка» куда больше, чем в «Записках», но которую я лишен возможности презентовать Вам, ибо у меня ее сохранились считанные экземпляры. Однако если Вам при писании Вашей будущей книги понадобятся живые картины природы как раз в этих самых местах, Вы правильно сделаете, если возьмете где-либо в библиотеке этот мой роман. Следует только иметь в виду, что по разным, теперь уже трудно объяснимым причинам он вышел в свет под двумя фамилиями: «Г. Караев и Л. Успенский. Шестидесятая параллель». Там у меня девушка-снайпер работает как раз возле д. Вяреполь и как раз в виду Дедовой горы. Думается, Вам это будет небесполезно пробежать. Есть «пятачковый» пейзаж и жанр и в моей повести «Скобарь». <…> Да и в других моих повестях я часто возвращался к «пятачковой» теме.

Я сообщаю Вам все это… только потому, что, по Вашим же словам, у Вас потускнели воспоминания о «декорациях» той эпопеи; а у меня чего-чего, а «декораций», кулис, пейзажей — даже больше, чем нужно. Особенно в «Параллели».

Ну вот, по-моему, вроде и все: карту Вы рассмотрите сами: Вы же б[ывший] разведчик.

1971. VIII. 20

Ильичево под Ленинградом

Многоуважаемая М. А.

<…> Насчет полета Гюйо… Таково положение мемуариста. Мне многие читатели с досадой пишут: «Почему же Вы, Л. В., не описали наводнение 1924 года? Ведь это такое замечательное явление природы!» А я не описал потому, что обретался в ту осеннюю неделю не в Ленинграде, а в Псковской губернии, где никакого «наводнения», естественно, не было, а был только очень сильный, почти ураганной силы, западный ветер. Писать же с чужих слов — кому это надо?

Так и с Гюйо (как и с Леганье): я по каким-то причинам не попал на его полет. То ли он производился летом, когда я сидел невылазно в деревне, то ли меня почему-то «мама не пустила» (м. б., «инфлуэнца»), но полета Гюйо я не видел, и только отлично помню его внешность (он был французик с эспаньолкой) на фотографиях в «Огоньке». Мало того, я эту фотографию в свое время вырезал и вклеил в имевшуюся у меня тогда толстую тетрадь, превращенную мною в пособие по истории авиации.

Но — видать-то я его не видал… Так не мне о его полете и писать!

1971. VIII. 16

Ильичево под Ленинградом

Многоуважаемый тов. Л.

(Вы не расшифровали Ваших инициалов и тем лишили меня удовольствия назвать Вас по имени-отчеству.)

Я очень благодарен Вам за добрые слова о моей книге. Я ничего не могу Вам сказать пока по поводу ее второго издания, так как сейчас и издательство и я, мы заняты вторым томом моих воспоминаний, который уже сдан мною в производство и фрагменты которого уже появляются в повременных изданиях (в том числе и в «Неделе», которую Вы, как москвич, вероятно, видите чаще, чем ленинградские еженедельники). Есть такой договор, что по выходе в свет второй части «Записок» они будут затем изданы в виде однотомника. Но это еще не так-то скоро.