Воин древнего мира - Брайан Ламли

Провинившегося раба, который и так уже умирал, прямо на месте зарубили мечом, а его тело сбросили вниз. Никто не смог бы узнать человека в выпачканных песком останках с переломанными костями, приземлившихся у подножия склона. Бродячие собаки завершили работу палачей. Быстро отреагировавший напарник несчастного раба, кеметский вор, осужденный на три года и отработавший уже половину срока, получил поздравления, был незамедлительно освобожден и отпущен на свободу в Пех-Ил.

Мерайет, всегда боявшаяся высоты, хорошо запомнила этот случай. Жена архитектора всякий раз дрожала от страха, когда ее на носилках поднимали на вершину пирамиды. Правда, этот страх не мог сравниться с тем, с которым она жила последние четыре года. Он стал покидать ее только недавно после откровений Имтода Хафенида, пересказанных ей мужем, а что касается ночного послания фараона, так, наверное, Хасатут сам хотел сказать об изменении планов, которые претворенные в жизнь в изначальном варианте сильно изменили бы жизнь всей семьи. По мере приближения часа аудиенции Харсин Бен и члены его семьи заняли свои места среди других знатных лиц на площадке высоко над Асорбесом и ждали появления фараона.

Отец Кхайя уже обратил внимание на присутствие необычайно большого количества правителей и важных должностных лиц из многих городов и деревень, расположенных вверх и вниз по реке. Он не мог не заметить удивленные и часто осторожные, опасливые взгляды, которыми они обменивались. Разговаривая с несколькими старыми знакомыми, Харсин Бен узнал, что их всех пригласили присутствовать на параде и последующих торжествах, прислав уведомление чуть ли не в последний момент, будто забыв, а потом, наконец, вспомнив. Все считали, что фараон собирается сообщить им что-то чрезвычайно важное.

По общему мнению, Хасатут хотел заручиться их активной поддержкой для призыва новобранцев в армию, значительно возросшую в последние месяцы в связи с частыми набегами кушитов. Хасатут поклялся положить конец этому разбою, формируя дополнительные отряды в городах и провинциях Кемета. Хотя Харсин Бен с готовностью принял это объяснение, ему все равно было не по себе. Число воинов, участвующих в параде, сильно уменьшилось, потому что Хасатут послал несколько тысяч солдат на запад, а также на север и на юг, но с каких пор фараону требовалось согласие его губернаторов перед тем, как отдать приказ? Ожидая вместе с остальными появления Хасатута, старый архитектор не мог сосредоточиться. Его мысли были мрачными и безрадостными. Его не покидало предчувствие беды, но ему оставалось недолго ждать…

Наконец последних гостей доставили на площадку, и из наполовину законченной вершины пирамиды появилось восемь черных гвардейцев с носилками, на которых возвышался трон с массивной, богато отделанной и украшенной золотом и драгоценными камнями фигурой фараона. Они опустили носилки на каменную площадку, пали ниц, затем на четвереньках, пятясь задом, отползли от того места, где сидел фараон. Когда на высоко расположенной над землей площадке воцарилась тишина, фигура на троне жестом показала, что можно начинать церемонию выбора невест.

Кхай чувствовал, как дрожала его сестра, стоя рядом с ним, пока двадцать девушек одну за другой проводили мимо фараона. Когда он выбрал себе трех новых невест, она задрожала еще сильнее. После того, как процедура была закончена, а избранных отвели в пирамиду, события начали развиваться необычным образом.

Черная гвардия выстроилась в одну линию вдоль трех сторон площадки, за которой начинался обрыв.

Они стояли, повернувшись лицами к трону, словно черная стена, закрыв от взглядов простолюдинов место трагедии, которая вот-вот должна была разыграться высоко над Асорбесом. Когда они заняли свои места, Хасатут подозвал к себе визиря Анулепа – и снова собравшиеся стали свидетелями исключительного события: фараон нетерпеливо оборвал подобострастное традиционное приветствие визиря, велев ему подойти так, чтобы Хасатут мог что-то шепнуть ему на ухо. Такого раньше не бывало, и это могло свидетельствовать только о грядущих еще более странных событиях.

Собравшиеся начали перешептываться между собой, а когда Анулеп приблизился к ним и пошел сквозь плотно стоявшие ряды знати, кого-то высматривая, по толпе пробежала волна беспокойства и недоумения.

Анулет направился прямо к Харсину Бену Ибизину, не обращая ни малейшего внимания на остальных – губернаторов, высших должностных лиц и послов, – и приказал старому архитектору предстать вместе со своей семьей перед фараоном. Услышав приказ Анулепа, Харсину Бену показалось, что голос визиря идет из какого-то туннеля, где его многократно повторяет эхо; словно он сам видит кошмар и все происходящее ему лишь снится. Какое-то ужасное предчувствие подсказывало ему, что все складывается очень плохо, хуже некуда. Наконец он в сопровождении своей семьи направился к фараону и простерся перед ним ниц. Жена и дети последовали его примеру. Затем архитектор встал, чтобы услышать, что скажет царь-бог. Голос Хасатута звучал привычно громко и, как всегда, сопровождался посвистыванием:

– Харсин Бен Ибизин, Главный Архитектор пирамиды, знаешь ли ты, почему тебя первым вызвали предстать передо мной?

Харсин Бен попытался что-то ответить, но в горле у него пересохло. В конце концов он просто покачал головой.

– И все-таки я думаю, что ты знаешь, – продолжал фараон. – Из-за этого пересохло твое горло. Хорошо, я сам скажу тебе. Я собираюсь сделать тебя примером.

– При… примером, о Всемогущий? Я…

– Да, примером. Для остальных глупцов, кто думает использовать доверие и данную им власть против меня. Ты – предатель, Харсин Бен Ибизин. Я, фараон, обвиняю тебя в измене!

Стоило Хасатуту произнести последний звук, как все черные гвардейцы одновременно хором произнесли: «Вах!» – и сделали шаг вперед.

– Ты… ты… обвиняешь меня, о Всемогущий? – покачнулся Харсин Бен, а члены его семьи в страхе прижались к нему. – Но…

– Не только тебя, архитектор, – ответил громовой голос, – но и тех, кто стоит рядом с тобой. Вы все предатели за одним исключением – мальчика Кхайя.

Только он честно исполнял мой приказ.

Огромная украшенная драгоценными камнями голова медленно повернулась в сторону визиря:

– Анулеп, принеси чертежи пирамиды.

Харсин Бен громко вздохнул, узнав свои чертежи.

Их выложили на стол перед фараоном. Архитектор шагнул вперед и потянулся за ними.

– Стой на месте, Харсин Бен, и слушай, – приказал Хасатут. – Твои планы ошибочны и, таким образом, показывают твое предательство!

– Ошибочны? – переспросил Харсин Бен, хватая ртом воздух. – Но, Всемогущий…

– Если бы мою гробницу завершили в соответствии с этими планами, – прогрохотал гневный голос фараона, – то она не смогла бы, пропустив песок в нижние помещения, наглухо запечатать самую нижнюю камеру, где будут лежать мои бессмертные останки до тех пор, пока они не вернутся к моим отцам на небо. И как бы я мог тогда пережить столетия до второго пришествия богов со звезд?

– О Всемогущий, я… – начал старик, но фараон снова перебил его.

– А если не будет сохранена моя земная форма, в которой живет мой бессмертный Ка, то тогда даже боги не смогут меня воскресить! Тебе это прекрасно известно, Харсин Бен, тем не менее, ты специально пытался нарушить мои планы и лишить меня бессмертия!

Вах! – прозвучал дикий крик, вырвавшийся одновременно из глоток всех черных гвардейцев, когда они сделали второй шаг вперед.

Нет, Спустившийся с Небес, это ложь! – закричал старый архитектор, вырываясь из рук перепуганных членов его семьи. Наконец, освободившись, шатаясь, он двинулся вперед. Анулеп быстро встал между фараоном и стариком, но архитектор рухнул на колени перед визирем и обхватил руками ноги Анулепа.

– Визирь! – закричал он. – Скажи фараону, что он ошибается! Мои планы проверял мой сын Адхан, а он знает толк в цифрах!

– Молчать! – взревел фараон. – Наберись мужества и признай себя виновным! Или я ошибаюсь? Это твой сын Адхан-математик проверял твои планы, не так ли? В таком случае выйди вперед, Адхан, и посмотри на чертежи своего отца. Иди сюда, я приказываю тебе.

Дрожа всем телом, белый как мел Адхан вышел вперед, как ему велели, и уставился на чертежи, разложенные на небольшом столике. В удивленных и испуганных глазах молодого человека постепенно появились неверие, а потом злость. Его щеки порозовели, он поднял голову и посмотрел в скрытые маской глаза Хасатута.

– Фараон, я вижу ошибку… по это не вина моего отца. И не моя. В эти схемы кто-то внес исправления, причем этот человек знал свое дело!

– Внес исправления? И твой отец не заметил этой.,. подделки? А ты, великий математик, тоже не заметил?

Чем же вы занимались, если не работали на строительстве пирамиды?

– Работа нам хорошо известна, о Всемогущий, – объяснил Адхан. – Нам не требуется часто заглядывать в чертежи. Но мы в самом скором времени обнаружили бы…