Жемчужина Авиньона - Элейн Кейн

Повернувшись к лежащему на кровати Теренсу, Катарина осмотрела его рану. Она была на правом предплечье, и сразу было видно, что мышцы рассечены до кости.

— Сколько времени прошло с тех пор, как его ранили? — спросила она.

Хью тяжело вздохнул и запустил пальцы в волосы.

— Это случилось по пути в Константинополь. Теренс хотел вернуться во Францию и собирался отправиться в Константинополь месяцем раньше, но в последнюю минуту я решил поехать с ним и попросил его подождать, пока я улажу все свои дела. Так что это я виноват, что именно в тот день, когда мы прибыли в Никею, на город напала банда сарацинов. Мы могли объехать город стороной, могли повернуть назад, могли бы уже давно быть в Константинополе, но Теренс решил дождаться меня, и вот мы попали в переделку. Мы обязаны были сразиться с сарацинами. Долг повелел нам броситься на выручку жителям Никеи. Теренс сражался рядом со мной, и сарацин своей кривой саблей рассек ему руку до кости.

— Но это же, наверное, случилось много месяцев назад? — спросила Катарина.

— Да, в конце концов, нам удалось отбросить сарацинов обратно в пустыню, и двумя днями спустя мы смогли продолжить свой путь в Константинополь. Там мы пробыли почти месяц, и Теренс пошел на поправку — императорские лекари хорошо потрудились над ним. Корабль, отплывающий в Марсель, стоял на якоре в устье Босфора, и я решил, что Теренс уже готов в отправке. Я безумно устал от Востока и хотел поскорее вернуться домой, во Францию. Хью в отчаянии закрыл лицо руками.

— Я думал только о себе, и Господь наказал меня. Плавание по Средиземному морю оказалось тяжелым, рана Теренса загноилась, и я не знал, что мне делать.

Маргарита сняла с раны припарку, наложенную незадолго до того, и Теренс вздрогнул. Хью с мукой смотрел, как она начала срезать лоскуты сгнившей кожи и плоти. Когда брат вскрикнул, Хью подскочил в своем кресле как ужаленный, сжав кулаки от бессилия чем-то помочь.

Катарина мягко положила руку ему на плечо и ласково улыбнулась.

— Вряд ли ты поможешь Теренсу, если, заболеешь сам, — сказала она. — Тебе лучше отдохнуть.

— Я не могу отдыхать, когда мой брат борется со смертью. Я остаюсь здесь!

— Рану необходимо как следует вычистить. Он будет кричать, а его тело будет содрогаться точно так же, как и сейчас, но я уверяю тебя, Хью, разум его не чувствует этой боли. Не мучай себя, не смотри на это. Пойми, сейчас ты ему ничем не поможешь. Потом, когда рана будет вычищена и зашита, вернется боль. Тогда ему будет нужна твоя помощь и поддержка. Ты должен быть готов к этому.

Хью невидящим взглядом смотрел перед собой, но не сдвинулся с места. Катарина мягко, но твердо взяла его за руку и, не говоря ни слова, вывела из комнаты.

Хью обессиленно откинулся на высокую спинку дубового кресла и закрыл глаза, но напряженные мышцы не желали расслабляться. Он почувствовал, как щека его дернулась, затем еще раз. Огонь, пылавший в очаге, грел его левый бок, но он не чувствовал этого. Руки его так крепко сжимали львиные головы на подлокотниках кресла, что костяшки пальцев побелели. Сквозь полудрему он слышал, как Катарина, легко ступая, ходит от очага к медному чану с водой и обратно. Медленно, с усилием, он открыл глаза.

В свете факела, дрожащем на стенах, волосы Катарины отливали расплавленной медью. Она так и не успела убрать их, и теперь они буйным каскадом струились по ее спине, доставая почти до лодыжек. Вьющиеся локоны подчеркивали высокие скулы, а на подбородке пряталась едва заметная ямочка. Рот с пухлыми губами был небольшим, но и не слишком маленьким, улыбка появлялась на ее лице каждый раз, когда она смотрела на Хью. Брови дугой изгибались над огромными зелеными глазами в обрамлении длинных темных ресниц. Она была прекрасна. Что же произошло с двенадцатилетней девочкой, носившей длинную косу и игравшей во дворе в жмурки? В течение четырех лет, что он не видел ее, Хью по-прежнему думал о ней, как о маленькой девочке, но Катарина превратилась из нескладной девочки-подростка в очаровательную девушку. Он смотрел, как она поднимает кувшин с вином и наполняет им серебряный кубок.

Она была маленькой и стройной, но двигалась с грацией, говорящей о силе, тренированной годами верховой езды и охоты. Неужели эта красавица когда-то учила его читать и писать? Хью вспомнил о ее письмах, каждое из которых он аккуратно обертывал в вощеную бумагу и укладывал вместе с самыми ценными вещами. Он перечитывал их сотни раз за эти годы, так что уголки пергамента совсем истрепались. Ту Катарину он знал очень хорошо, а эту, новую, взрослую, знал ли он ее?

Катарина подошла к нему и протянула кубок с подогретым вином.

— Выпей, Хью, это поможет тебе уснуть.

— Ты подсыпала что-то в вино?

Она рассмеялась и присела на шкуру кабана, лежавшую возле кресла, на котором сидел Хью.

— Я добавила туда немного настойки, сделанной из ягод и трав. Они совершенно безвредны, но если ты не выпьешь это, то тебе очень трудно будет заснуть.

— Когда это ты успела стать алхимиком?

— Я никакой не алхимик. Просто моя мать научила меня всему, что знает, а ее научила ее мать, и так было из поколения в поколение. Эти знания очень важны для того, чтобы сохранить здоровье наших крестьян, а от их здоровья зависит и наше благополучие. Господь поручил их нашим заботам, это наша святая обязанность. — Катарина посмотрела в очаг, где весело горел огонь, и продолжала. — Я скоро уезжаю в Германию и там ожидают, что я умею делать все, что необходимо. Я не смогу быть хорошей хозяйкой, если не буду знать, как лечить людей.

— А когда ты уезжаешь туда?

— Пей! — не отвечая на вопрос, приказала Катарина.

Хью покачал головой.

— Я должен быть готов на случай, если понадоблюсь Теренсу.

— Ты должен отдохнуть, иначе от тебя будет мало пользы. Впрочем, хочешь ты того, или нет, а поспать тебе придется, я положила некоторые снадобья и в твою еду.

— Тогда я не буду есть.

— Думаю, что будешь, — улыбнулась Катарина.

Как бы в подтверждение её слов в дверь тихо постучали.

Катарина встала со своего места у его ног и впустила слуг, несущих в руках серебряные подносы. По комнате распространились такие ароматы, что рот Хью мгновенно наполнился слюной, до этого он просто не сознавал, насколько голоден. Когда он ел в последний раз? Он перехватил немного в седле, но это было не от голода, а, скорее, чтобы поддержать в больном брате волю к жизни. Чтобы показать ему, что все в порядке, он добросовестно сжевал краюху черствого хлеба с куском вяленого мяса. Однако Теренса это мало воодушевило, и Хью совсем впал в отчаяние. Именно тогда, до восхода солнца он понял, что должен добраться до Авиньона сегодня, любой ценой, иначе Теренс умрет.