Пленница медведя (СИ) - Владимирова Анна

— Куда?

— Расслабляться, — отвернулся я к раковине, чтобы помыть чашку.

— В смысле?

— Давно не бегали по лесу, говорю. Пойдем, пройдемся. Покажу кое-какие травки…

— План хороший, — настороженно прищурилась она, снова пробуя меня читать. — Но, зная тебя, с подвохом.

Знает она меня! Я фыркнул и ушел наверх за одеждой. Во что свою доходягу упаковать только? Обуви нет, в моей будет, как в ластах. Тут я вспомнил, что видел в маминой коробке свои детские кроссовки. Учитывая, что рос я быстро, выглядели они довольно сносно, а зачем их хранила мать, я не думал.

Дане и они оказались великоваты, но на безрыбье и это сойдет.

25

Сверху на футболку я ей выдал теплую рубашку, которую она заправила в штаны под грудь.

— Нет, давай лучше дырочки в карманах прорежем, я высуну руки — будет комбез, — хихикала она, подворачивая штанины.

— Я предлагал тебя отвезти домой, — еле сдерживал улыбку, глядя на свое чудное пугало. Самое паршивое, что она была права — чаек мне не помог. И даже этот прикид не мешал мне хотеть ее до зубовного скрежета. Эта пытка отдавала садомазохизмом, но каждый раз, когда взгляд цеплялся за ее шею, всю в следах моих зубов, меня прошибало током. Оставалось последнее средство — соединить приятное с полезным. Прогулку и сбор нужной мне растительности.

День просто искрил жизнью. Солнце прогревало лес, и тот отвечал со всей страстью диким настоем запахов и звуков. Осмотревшись и прислушавшись, я нашел обстановку удовлетворительной — волчатиной не пахло. Дана сжимала в руках выданную корзинку с ножиком на дне, я удобней перехватил ружье, и к скрытой в кустарнике тропинке мы двинулись вокруг дома. Сразу за ним начиналась настоящая чаща с буреломами, вперемешку с редкими полянками, разбросанными рваными пятнами то тут, то там. Я знал здесь все, как собственную спальню. Дана-умница старалась не шуметь и ступала мягко даже в той пародии на обувь, что я ей нашел. Вообще, выехать бы в город да прикупить ей шмоток… Но это значило бы, что я ее оставляю, а этот вопрос все еще был открыт. Одумалась бы она быстрее — меньше последствий разгребать. Я поправил рюкзак на одном плече и свернул с тропинки, углубляясь в поросль низкорослого крапивника.

— Сюда не ходи, — обернулся к девушке и стиснул зубы. — Дана, твою мать!..

Она уже тискала особенно широкий лист.

Переборщил. От моего рыка с верхних веток вспорхнули две сойки-пересмешницы и унесли мою «мать» по лесу эхом. Дана так и замерла в обнимку с листом, пополняя свои уши моими проклятиями.

— …Да отлепись ты уже от него, — дернул ее за руку и поднял к глазам. На светлой коже радостно расцветали волдыри.

— Ай, — хрипло выдохнула бестолочь.

— Не три только и вообще не касайся, — раздавал указания, входя в раж. — Вообще ничего не трогай и не двигайся.

— Я его перепутала с болотником, — скулила Дана, дуя на руку.

— Болотник наверное на болоте растет, да? — закатил глаза и принялся шарить взглядом по земле. — Ох уж эти городские…

Дана прыснула смехом мне в спину, и я улыбнулся, коротко оглядываясь.

— Сезар, не переживай, я застрахована.

— Я бы почитал эту строчку в договоре страхования… — проворчал, обходя ее по большому кругу, не прекращая поиски одного неприметного, чтоб его, листика!

— Папочка оплатил самую широкую версию. Вместо нее самолет купить можно было.

— Лучше бы он тебе купил самолет.

Увлекшись поисками, я не сразу обратил внимание на то, что она как-то подозрительно затихла. Нужное растение нашлось под поваленной сосной, но когда я вернулся с трофеем, Дана встретила меня расстроенным взглядом.

— Что такое? — бросил рюкзак рядом.

— Ты правда думаешь, что нам было бы лучше не встречаться? — заглянула мне в глаза.

— Нет, я думаю, что мне с тобой чертовски повезло, но я не умею об этом говорить и боюсь обидеть, прямо как сейчас.

На ее лице будто солнечный заяц проскочил — от грусти не осталось и следа. Как ребенок!

— А так и не скажешь, что ты такой трус, — просияла чертовка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Волдыри цвели уже буйным цветом, воспалив кожу до запястья. Я поспешил растереть подорожник и засунуть себе в рот к недоумению моей пациентки. Когда растер по пострадавшему месту зеленую кашицу, Дана уже едва умещала глаза на лице.

— И зачем ты искал листок? Мог бы просто послюнявить, — хихикнула она.

— Решил тебя не шокировать. — Я рванул лоскут от низа своей футболки и обмотал ее запястье. — Кто ж знал, что к тебе надо приматывать детскую аптечку, даже если просто соберемся выйти покурить на крыльцо…

— Мы будем курить? — оживилась она.

— Если обещаешь никому не говорить.

— Даже Рэму?

— Даже Рэму.

— Я в деле.

Идиотская улыбка завладела атрофированными мышцами лица, и их, походу, заклинило. Остаток экспедиции я с упоением открывал Дане новый для нее мир, рассказывал о каждом ингредиенте, таскал с собой на вершину мраморной ели за смолой и поил чаем из термоса со свежей малиной. Я был уверен, что она не впишется. Слишком нежная, из другого мира… И она не вписывалась. Она освещала мой мир и оттеняла в нем все, разгоняя страх. Я почти забыл о чувстве потери, которое давило с самого возвращения к жизни. Как часто это бывает — прошла боль и забылась бесследно. Мне все больше казалось, что она меня вылечила — сбалансировала внутри, привела в равновесие.

— Сезар, чешется все, — скулила Дана, шагая за мной к дому.

— Ну а зачем ты скакала за бабочкой по поляне жальника?

— Я еще не дошла до него в книге! — огрызнулась. — И бабочка такая! Боже… Я хочу ее, Сезар!

Черт, и мне же теперь в голову въелось поймать ей эту бабочку! Им как раз еще неделю летать осталось, дальше начнут погибать от холодных ночей. Морда уже болела от перманентного перекоса в улыбку, и впервые казалось, что у меня есть гораздо больше, чем просто завтрашний день.

26

На крыльце мы не сговариваясь упали и растеклись по последней ступеньке.

— Чай есть еще? — тяжело дышала она, уперевшись лбом мне в плечо.

— Тут до печки рукой подать, — усмехнулся я, притягивая ее к себе и устраивая удобнее.

Желание ее касаться больше не казалось чем-то неправильным. Если утром я бил себя по рукам, теперь спокойно прижимал к своему боку и вдыхал запах волос, пропитанный лесом. Девочка промариновалась моим миром надежно, даже отмывать не хотелось. А придется. Чтобы обработать коллекцию ссадин и порезов на нежной коже, которые она насобирала за прогулку.

— Кто есть готовит? — вяло повела она головой.

— Я завтрак готовил. Ничего не знаю.

— Суровый ты мужик, Медведь, напросишься на яичницу…

— Я не против, — прикрыл глаза, переводя дух.

Белоглазых и след простыл, как я ни принюхивался — не слышал. Значит, убрались. А это лишь подтверждало, что их сомнения в моей силе прошли. Что ни говори, а эти твари — лучший индикатор моего состояния.

— Ты доверишь яичницу мне? — поднялся и подхватил ее на руки.

Она взвизгнула, хватаясь за мою шею, и раскрыла удивленно глаза, но быстро пришла в себя:

— С чего это?

— Прими душ, — толкнул я двери в дом, — надо будет тебя обмазать чем-нибудь успокаивающим…

— Если только расскажешь рецепты успокаивающих, — ловила на слове.

— Хорошо, — поставил ее посреди гостиной. — Сегодня у нас полный ассортимент успокаивающих…

* * *

Я не знаю, чем думала… когда вышла к нему в одной футболке. Вроде бы и оправдание отличное — меня же надо было намазать. Но когда на меня устремился темнеющий взгляд, едва не ретировалась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я готова, — прошлась к столу на носочках, деловито вытирая волосы полотенцем.

Сезар стоял в одних штанах, упираясь ладонями в стол над горстями того, что мы насобирали.

— Ты меня соблазняешь? — склонил он голову, устремляя взгляд на голые ноги.

Ну а чего я ожидала? Что он будет делать вид, что ничего не происходит? Не будет.