Герои и чудеса средних веков - Жак Ле Гофф

Пышный расцвет монастырей датируется романской эпохой (ХI — XII века), и современный эстетический вкус охотно признает, что сохранившиеся романские монастыри, в частности в Провансе, — это самое красивое, что дошло до нас из средневековой архитектуры, с той оговоркой, что кафедральный собор преимущественно строили в стиле готики. И в этом противопоставлении тоже видна противоположность сокровенного явному, характеризующая идеологию и мировосприятие в Средние века. Монастырская обитель, понимаемая как внутренняя часть монастыря, — место, где лучше всего воплощается монашеский дух общины и индивидуального благочестия, к которому и восходит само слово «монах» (греч. monos — один). Монастырь — место для молитвы в одиночестве. Его среда — это высшее выражение того основного упражнения в христианском благочестии, которое называется молитвой. Однако монастырские галереи могут служить и для театрализованных коллективных выступлений благочестивого характера, например для религиозных процессий.

По-видимому, апогея своего развития монастырь и монастырская жизнь достигают во время реформ XII века, самой знаменитой из которых была реформа цистерцианцев. Восхваление внутренней жизни в обители было главной темой духовной и монастырской литературы XII века. Два самых значительных свидетельства такого благочестия — это «Школа монастыря» бенедиктинца Петра Целле, умершего в 1183 году, и De claustro animae («Обитель души») августинского каноника Гуго из Фуйюа, что близ Корби, умершего в 1174 году. Петр Целле настойчиво повторяет, что добродетели обители — это душевный покой (quies) и праздность, приводящая к благочестию (оtiит). Гуго из Фуйюа дает аллегорическое толкование каждому компоненту монастырского обустройства. Хорошо видно, насколько обитель есть символическое выражение уединенной и созерцательной жизни в противоположность жизни деятельной.

Поскольку монастырская духовность — и тут надо особо отметить бенедиктинцев — обращалась за помощью к искусству и особенно к скульптуре, позволявшей как воздать хвалу Творцу, так и возвысить собственный дух, монастырские галереи часто были богато украшены скульптурами. Среди самых пышных в этом отношении называют монастырь Де Муассак в Юго-Западной Франции и монастырь Святого Трофима в Арле, в Провансе.

Нищенствующие ордена, начинавшие оседать в городах уже не в маленьких обителях, а в больших монастырях, все-таки сохраняли внутреннее пространство обители, которое отныне следовало за развитием вкуса — готика, Ренессанс, барокко. Прекрасным примером барочной обители выступает монастырский дворик Борромини начала XVII века, построенный при церкви Сан-Карло Алле Кваттро Фонтане в Риме.

Главной целью обители была закрытость, отгороженность. Этот идеал и такая практика особенно предписывались женщинам (или они сами нарочно выбирали их для себя). Начиная с V века монахини должны были со всей строгостью соблюдать правило затворничества. Даже сестры нищенствующих орденов, таких, как женский орден кларисс, постоянно жили в затворничестве, что отличало их от братьев, бескорыстное служение которых предполагало частые выходы за пределы их обители. Декреталия Periculosa папы Бонифация VIII в 1298 году распространила обет затворничества на всех монахинь. В XVI веке, в то время как протестантская реформа ликвидирует малые и большие монастыри, католическая Контрреформация расширяет количество маленьких женских обителей. Строгая обитель — один из элементов реформы кармелиток, осуществленной Терезой Авильской. Архиепископ Миланский, Карло Борромео, заботится о том, чтобы обители для монахинь непременно пользовались почетом и уважением. Тридентский собор объявляет об отлучении от Церкви всякого, кто нарушит монастырские обеты. В начале XVII века Франциску Сальскому и Иоанне де Шанталь пришлось помимо своей воли принять на себя заботу об обители внутри их вновь созданного ордена. После всех превратностей Революции и закрытия множества больших монастырей образ маленькой обители с закрытым садом и выходящими к нему галереями сохранился, оказавшись связанным с образом монахини. Говоря о монахинях, посвятивших себя милосердному и деятельному служению, нельзя не упомянуть о паре аббатств, вновь воссозданных в ХIХ веке, — сестер Сен-Венсан-де-Поль и монахинь-затворниц, чей символический образ воплощают собой кармелитки. «Диалоги кармелиток» Бернаноса, на сюжет которых написал оперу Пуленк, изображают как раз такую незримую связь между женщиной и обителью.

К концу ХIХ и началу XX века обитель становится окрашенным ностальгией образом средневекового монастырского рая. Как архитектурный шедевр и собрание скульптур, она привлекает внимание богатых собирателей и особенно американских любителей изящного, которые видят в ней высочайшее достижение средневекового искусства. Скульптор Джордж Грей Барнард начиная с 1914 года собирал различные фрагменты европейских средневековых аббатств. В 1925 году Джон Д.Рокфеллер купил его собрание и предложил его нью-йоркскому Метрополитен-музею, который в 1926 году систематизировал их и выставил на обозрение публики в своем филиале на главном холме у берегов Гудзона. Там были восстановлены, почти в полном виде, в частности, обители Святого Гильема-Пустынника и Святого Мигеля де Куксы. Множество скульптур, гобеленов и архитектурных фрагментов окружали эти перевезенные и воссозданные обители. Филиал получил название The Cloisters — Обитель. Так представление о маленьком монастыре обрело историческую память и новое воплощение в городе-символе современной Америки.

Поскольку сегодня большинство монастырей закрыто, а обители опустели, то это место, превращенное своим напоминанием об уединении и рае в миф, служит декорацией для музыкальных мероприятий известного рода. Самый прекрасный пример этого — обитель Нуарлак в Берри. Вот так в современном европейском имагинарном обитель стала как образом утраченного рая, так и примером разрушенной и упраздненной тюрьмы.

КОКАНЬ

Кокань — страна, где все твое, куда ни глянь. Образ этой сказочной страны появляется в начале XIII века в одном старофранцузском фаблио.

Это творение средневекового имагинарного дошло до нас благодаря трем рукописям — собственно первоначальной рукописи, датируемой около 1250 года, и двум ее копиям начала XIV века. Происхождение этого до сих пор не расшифрованного слова остается невыясненным. Старания филологов, пытавшихся доказать его позднелатинское или провансальское происхождение и связать Кокань с образом кухни (cuisine), с научной точки зрения подтверждения так и не нашли. Кокань — целиком и полностью детище средневекового воображения.

Это словечко, первоначально появившись во французском языке, очень быстро оказалось переведено на английский: Cokaygne или Cockaigne; на итальянский — Cuccagna и на испанский — Сисапа. Немцы называют эту страну другим словом, происхождение которого ничуть не яснее, — Schlaraffenland, страна Шлараффия. Фаблио, рассказывающее о стране Кокань, состоит из 200 восьмисложных стихов. Это история путешествия в фантастическую страну. Анонимный автор предпринимает это путешествие в виде епитимьи, наложенной на него папой. Он открывает «край чудес премногих». Это страна, «благословенная Господом и святыми его», и имя ей Кокэнь. Лучшей ее характеристикой может служить следующая деталь: «Кто там больше спит, тот больше и зарабатывает». Сон, стало быть, вот источник обогащения. Думается, тут можно усмотреть аллюзию с расхожей поговоркой, содержащей недобрую насмешку над ростовщиком, — пока он спит, проценты растут. Так фаблио начинает с того, что переворачивает с ног на голову всю мораль XIII века. В этой стране стены домов сложены из рыб, «окуней, лососей и сельдей», стропила — из осетров, крыши из окорока, полы из колбас, пшеничные поля огорожены кусками жареного мяса и ветчины; жирные гуси жарятся, сами крутясь на вертелах, постоянно посыпаемые чесноком. Вдоль всех дорог, на каждой улице стоят накрытые столы с белыми скатертями. Каждый может тут присесть и до отвала поесть, рыбы или мяса, оленины или дичи, в виде жаркого или в горшочках, и все это совсем задаром. В этих краях течет река из вина, а в ней серебряные и золотые чаши и кубки, и наполняются они сами собою. Река наполовину из благороднейшего красного вина, как вина заморские или вино бонское, а наполовину — из изысканнейшего белого, как вина из Оксерры, Ларошели или Тоннерры. И это все тоже даром. И люди там не злобные, а храбрые и учтивые. На смену такой картине питательного изобилия, в котором количеству сопутствует и качество, приходят приятности весьма своеобразно построенного календаря. В месяце там шесть недель; в году четыре Пасхи, четыре дня святого Иоанна, четыре праздника сбора винограда, и вообще каждый день — либо праздничный, либо воскресный; есть четыре Дня Всех Святых, четыре Рождества, четыре Сретения, четыре праздника Карнавала, а вот Великий пост соблюдают лишь раз в двадцать лет.