Последнее желание - Галина Зарудная

— А вдруг ты передумаешь, что я тогда носить буду?

— Почему я должна передумать? Мы обменялись, помнишь?

— Это ты сейчас так говоришь…

— Я большей чуши за всю свою мерзостную жизнь не слышала. Немедленно выбрось их!

Надя растерянно прижимала к себе пакет со старой обувью, как скарб, как святую реликвию.

— Ты слышишь меня? Выбрось! Хотя какая мне разница? Делай что хочешь.

Они вошли в класс и Лера села рядом с Надей за третьей партой слева у стены.

Надя странно поглядела не нее.

— Ты собираешься здесь сидеть? — спросила она.

— А что? Насколько я помню, с тобой никто не сидит. Или ты против?

Надя бледно улыбнулась.

— Я не против. Но ты разве хочешь?

— Ну я же села, — заключила Валерия.

Кто-то из одноклассников обратил на это внимание и крикнул:

— У Фроловой сестричка появилась — Валька! — И поднялся издевательский смех. — Две чушки вместо одной!

Надя посмотрела на Леру, словно хотела сказать: «Вот видишь! Уходи, я все понимаю.»

Валерия не шевельнулась.

Это была математика. Лера помнила училку с грубыми замашками, помешанную на взятках и насмешках. Уже под конец урока она вдруг заметила, что Валерия сидит рядом с Надей.

— Черноус, я что-то не помню, чтобы я тебя пересаживала.

«Вот же, блин! Мы кажется еще с седьмого класса садились, где хотели. А у тебя никто не спросил, оказывается!»

— Мне отсюда лучше видно, — сказала она.

— Н-да? — Училка многозначительно приподняла бровь. — Похоже, ты догадалась, что Фролова дотянет тебя до тройки?

Лера поняла, куда был направлен выстрел. Вообще-то, она знала математику не хуже Фроловой. Но Фролова молча зубрила и молча позволяла себя клевать. А Лера еще в пятом классе не согласилась с четверкой, вполне логично попросив учительницу задать больше вопросов. И сама того не понимая, допустила непростительную ошибку. С учителем не спорят. Точка. Если бы она хотела дать тебе шанс доказать свои знания, не сомневайся, она бы это сделала. Это она распределяет статусы и оценки, это в ее компетенции — похвалить тебя или смешать с дерьмом перед всем классом. Ты не знаешь на пять! Почему? Да по качану. Я так сказала. Мне не нравятся твои родители. А может, ты напоминаешь мне бабу, которая увела мужа, она такая же в точности — темненькая, маленькая, с этими вашими скулами! И вообще, так просто пятерочники не плодятся. Я, между прочим, дачу строю, а это недешево! Твоим бы родителям понимать такие вещи!

Лера невольно улыбнулась, вспомнив, как в девяностых дачу математички сожгли бомжи. Что легко пришло, то легко ушло!

С каким трудом приходилось выбивать четверки! Если бы она собиралась идти на бухгалтера, тогда, наверное, пришлось бы смириться — и купить эту проклятую оценку. Но на практике ее знания были гораздо выше, так что она, судя по всему, учила математику для себя, а не для табеля.

Ко всему прочему математичка хотела продемонстрировать Лере ее ничтожное положение: ну как же, сама Фролова — козел всех отпущений, главное чучело в классе — умнее тебя! И таким образом унизить обеих. Этот факт больше всего задел за живое, потому что смотрела Лера на это не с позиции ребенка, которому по всем законам и рта не открыть в свою защиту, но с позиции взрослой, трезвой и тем более — материнской! И злость в ней закипела отнюдь не детская.

«Вот, значит, в какие игры веселые ты играешь, о, великий кователь знаний! С этой минуты будем считать, что возмездие явилось за тобой — во всем своем великолепии и торжестве! Если я здесь — шанса своего не упущу! А яда во мне как раз накопилось предостаточно, даже не сомневайся!»

Конечно, справедливости ради стоило бы припомнить, что есть где-то и настоящие учителя, те, кто следует призыву сердца. Но только их «популяция», похоже, стремительно вымирает, потому что в жизни их встречается все меньше и меньше, чаще о них можно прочесть в какой-нибудь книжке или увидеть в кино, в образе некоего супергероя, как, например, в фильме «Учитель на замену». Но столкнуться в реальности с образцом Призвания можно не часто, и это касается любой сферы.

Лера обратила внимание, что весь урок Надя была слишком сосредоточена на своих новых шузах. Она то и дело высовывала ногу из-под парты, разглядывала ее, как экзотического зверька. Это в конце концов заметила и математичка.

— Боже, у Фроловой новые ботинки! — пропела она с откровенным ехидством.

Класс фривольно заржал. А кому не терпелось отмочить парочку оскорблений в адрес побагровевшей и скомкавшейся Нади, тот словно получил официальное на то разрешение, и, естественно, не упустил своего шанса.

— Фролова кого-то убила, а труп зарыла в лесу…

— Какая красота неписанная, — продолжала учительница на своей волне, как если бы играла в дешевой пьеске.

«Господи, да в новом тысячелетии тебя бы сняли на камеру телефона и показывали по всему интернету, — думала, глядя на нее, Валерия. — Еще бы пародировали в «Камеди клаб» — такая ты острячка! А еще лучше — посвятили бы репортаж в новостях! И тогда тебя даже в уборщицы не взяли бы, чтобы ты могла как-то оплатить судебные иски, свинья!»

— А можно вопрос? — Лера подняла руку.

— Что? — Учительница лениво раскачивалась на стуле, с явной неохотой прервать свою забаву.

— А вы когда учились в институте… Прошу прощения, — Лера сухо кашлянула, — вы ведь учились в институте?

Ноздри математички напряглись, глаза сверкнули.

— Черноус, ты голову простудила? Что значит — училась ли я в институте? Что я тут, по-твоему, делаю? — спросила она грубо.

— Ну, — Лера пожала плечами, — в жизни всякое бывает… Но я хотела спросить другое. Можно?

— Что? — голос училки приобрел раздраженную интонацию.

— У вас был такой предмет — «педагогическая этика»?

— Это ты к чему?

Лицо — заплывшее, с трясущимся подбородком, с крупными пигментными пятнами — потемнело от злости.

— Мне кажется, это нетактично, — заключила Валерия, с видом детского простодушия вонзая эту острую стрелу, — издеваться над ребенком, у которого родители пропили последние ботинки. А если у нее вдруг появились новые, создавать видимость, будто она их украла или нашла на помойке… Как вы считаете?

В этот момент раздался оглушающий звонок и все как по команде вскочили со своих мест. Урок был окончен. Математичка в озлоблении смотрела на Леру и не могла поверить, с какой легкостью эта малявка могла выдержать ее отточенный железный взгляд, не дрогнув и не смутившись. Что-то неприятно задергалось в правом глазу и ладони непроизвольно вспотели. Ей показалось, что она увидела в глазах девчонки какую-то странную власть, которая не могла принадлежать ребенку. Как будто перед ней находился взрослый, уверенный в себе до мозга костей человек (сам черт!) и ему ничего не стоило заткнуть ее за пояс. И злость переросла в удивление, раздражение, а потом и в страх.

О, Боже, неужели эта соплячка что-то знает о ней?!!

— 9

К тому моменту, когда Лера выскочила в коридор, он уже заполнился шумными потоками, и она потеряла из виду Надю. Скорее всего, побежала куда-то плакать. Лера оглядывалась, но нигде ее не видела.

Ее то и дело кто-то резко толкал, задевал сумкой, наступал на ноги. Останавливаться посреди движения было нельзя. Выбирай направление — и плыви по течению. Других вариантов нет.

— Зашибись концлагерь!

Она предпочла выйти на улицу. Может, хватит школы на сегодня? Черт, а если маме снова позвонят? Дык позвонят — непременно!

И слово это была какая-то пытка, ей нестерпимо захотелось курить! Ну не ипическая сила?!! Шесть лет, как бросила! Шесть лет!!!

Курение давно считалось немодным, ассоциировалось с «панелью». Бум на здоровый образ жизни вынудил ее бросить эту пагубную привычку, которая привязалась к ней еще с первого курса института, и которую она слишком тесно связывала с образом вечно курящей Коко Шанель. Возможно, именно поэтому ей стоило грандиозных усилий отучить себя от изящных дамских сигарет. Но все больше и больше ее клиенты становились противниками никотина и смотрели на нее с пренебрежением, если заставали в кабинете с окурком в зубах, как какого-нибудь сапожника. Не сказать, как меняются нравы! Коко можно было источать вокруг себя никотиновый яд, и тем канонизировать себя при жизни. А Лере достались сморщенные в отвращении лица и шокированные возгласы: «Вы что — курите?», звучавшие, как «Вы что — едите людей?»

— Ну что вы, нет конечно, — смеялась Лера, быстро бычкуя окурок. — Решила побаловаться. Но больше не стану, обещаю!

И обещание это однажды пришлось сдержать. Если курение еще можно было скрыть, то запах никак. А запах стоял и в машине, и в квартире, и в офисе. Она сама была как ходячая пепельница, не спасали ни дизайнерские духи, ни ларьковые жвачки. Что говорить про запах вечно прокопченных рук, выдающих ее при рукопожатиях и прикосновениях к нежной ткани и коже клиентов. Некурящие клиенты не любят, когда к ним или к их драгоценным платьям прикасаются «накуренные» руки!