Большой вопрос - Иван Неручев

Опустив голову, сгорая от стыда, я медленно прошел через переполненный зал. Аудитория молчала.

Домой я бежал опрометью, как мальчишка, куда только девалась моя неуклюжесть!..

Я благодарен вам, товарищ судья, что вы внимательно выслушали меня и не осмеяли. Впрочем, если вы когда-нибудь и посмеетесь над моим «происшествием», честное слово, я не буду на вас в обиде. Пороки надо устранять любым путем, в том числе и смехом.

До самого дома меня подхлестывали, стучали в моей одеревеневшей голове всё те же жгучие слова: «Обнаружила или не обнаружила?», «Обнаружила или не обнаружила?». Вот я и дома. Открываю своим ключом дверь, крадучись прохожу коридор… В столовой полумрак. У среднего окна спиной ко мне сидит Ольга Ивановна. Я притаился в дверях. С чего бы мне начать? Может быть, кашлянуть… Я этого сделать не успел: жена встала, включила свет и сказала:

— Ну что же, милый Жорж… Входите!..

ОТЕЦ

Осенью 1941 года, находясь на Северо-Западном фронте, в районе Валдайской возвышенности, Федор Иванович Гвоздев получил небольшую посылку из Ленинграда. В ней оказалась пара фланелевого белья и два письма: одно от жены, другое с незнакомым почерком на конверте. Первое письмо Гвоздев прочитал с большим волнением и радостью. Хотя в осажденном Ленинграде было нелегко, жена ни на что не жаловалась: она молодец, выносливая, жизнерадостная, чуткая. Дети — Нина и Володя — тоже живы и здоровы. Они совсем еще крохотные: Нине два года, Володе — четыре.

Тут же по просьбе однополчан Гвоздев прочитал письмо вслух. Был горд и счастлив и как муж и как отец. Но это счастье безнадежно истребило второе письмо:

«Любезный Федор Иванович! Пишет вам соседка по квартире Таисия Валериановна. Душевно сожалею, что пишу это письмо, побуждаемая не радостью, а большим горем, — погибла ваша супруга Елизавета Петровна. Вчера днем она поехала трамваем на главный почтамт, чтобы отправить вам посылку. В это время чужеземные изверги снова стали обстреливать город. Один из снарядов ударил в трамвай. В живых осталось всего несколько человек, в том числе и я: мы с Лизой ехали вместе. Посылку вашу я взяла домой, расшила… вложу в нее это свое письмо, снова зашью и всё отправлю вам как есть… Детей не бросим и будем в дальнейшем сообщать вам о них».

Гвоздев с трудом дочитал страшное письмо.

С этого памятного дня прошло много лет, много было пережито, многое тяжелое забылось, а вот потеря жены до сих пор лежала на его сердце как самое большое горе. Это горе не могли заглушить ни радость победы, ни встреча с детьми, которых спасли добрые люди. Любовь к Лизе, память о ней мешали Гвоздеву связать свою личную жизнь с другой женщиной, создать новую семью.

И всё же, после долгих размышлений, Гвоздев женился. Это произошло весною сорок восьмого года, и произошло это так.

В устройстве быта вдовому человеку стала помогать Машенька Рубцова, учетчица цеха, где работал Гвоздев. Девушка очень быстро нашла общий язык с детьми Федора Ивановича — Ниной девяти лет и одиннадцатилетним Владимиром, и через некоторое время поняла, что не просто дружески привязалась к передовому рабочему завода, хорошему товарищу по работе, но и полюбила его. Как ни странно, но эту любовь Машеньки последним заметил сам Федор Иванович. Товарищи советовали ему жениться, говорили, что лучшей жены для себя и матери для своих ребят он не найдет; ничего не значит, что Федор Иванович старше Машеньки на двенадцать лет.

Машеньку, когда она думала о своем будущем, тоже не тревожила эта разница в возрасте; наоборот, порой ей казалось, что она даже старше Федора Ивановича, зрелее, особенно в хозяйственных вопросах. Что же касается детей, то она уже полюбила их. Машенька твердо верила, что принесет в дом Федора Ивановича радость, заменит ребятам мать, а ему…

И тут у нее всегда ныло сердце. Что это? Неужели она ревнует Федора Ивановича к покойной жене, к прежней его любви? Какая глупость! Если это действительно ревность, с нею-то она справится, пусть только осуществится ее затаенная мечта…

Мечта Машеньки осуществилась, и осуществилась она как-то слишком просто, несколько даже обидно просто для молодой, впервые полюбившей девушки.

— Ну что ж, Машенька, — спокойно сказал Федор Иванович, — видимо, нам с тобой судьба пожениться. Мы будем друзьями, создадим хорошую жизнь и себе и детям…

И всё. Ни слова о любви! Неужели так бывает?..

— Я подумаю, Федор Иванович, — тихо сказала Машенька и решила, что прежде всего она должна узнать истинное его отношение к себе: он женится на ней, потому что любит ее или потому, что ему нужна выгодная домработница? Если окажется последнее, тогда пропади всё пропадом: она порвет с Гвоздевым, уйдет из цеха, а может быть, и с завода, чтобы никогда не встречаться с этим человеком.

Машенька сама испугалась ожесточения, которое поразило ее душу. Она привела в равновесие мысли и чувства и свои соображения высказала Федору Ивановичу спокойно и трезво.

Федор Иванович признался Машеньке, что не случайно так сухо сделал ей предложение, не случайно ничего не сказал о своей любви. Она, конечно, знает, как любил он первую жену, как свято хранит память о ней. До сих пор образ Лизы не поблек в его душе. Говорят, любить по-настоящему можно только раз. Сейчас ему трудно судить об этом. Но, как знать, возможно, что теперешнее его чувство к Машеньке — хорошее, дружеское, вероятнее всего, даже больше, чем дружеское, — перерастет со временем в любовь. Ему, Федору Ивановичу, кажется, что всё дело в Машеньке. Если она сумеет занять его сердце целиком, заполнить светлым, чистым чувством, он будет беспредельно счастлив. Детей это счастье не обидит, ведь они не помнят родной матери. Что же касается ее мыслей о выгодной домработнице, то как же ей, Машеньке, не стыдно!

Машенька поняла Федора Ивановича. Она была совершенно искренна, когда, горячо поцеловав его, сказала в ответ:

— За одну только правдивость, за честное отношение ко мне, ты, Федя, достоин большой любви.

Наблюдая за Машенькой, соседи по квартире говорили:

— Ай да хозяйка!

— Вот тебе и мачеха! Холит детей, как родная мать!

Федор Иванович тоже был в восторге от своей жены. Он полюбил ее безраздельно и прочно, всей душой, всем сердцем. Машенька была счастлива: ее любовь к Федору и его детям, ее честное отношение к своим семейным обязанностям сделали свое дело, принесли ей полную победу.

И вот пришел день — Машенька почувствовала беременность. Возможно, в связи с этим ей придется оставить работу. Беда не велика. Воспитание детей тоже работа, да еще какая! Материально они выдержат: Федор Иванович зарабатывает достаточно.

Когда родилась девочка, которую назвали Надеждой, и истекло время декретного отпуска, Машенька оставила работу.

Казалось, счастье прочно обосновалось в семье Гвоздева. И не сразу Федор Иванович заметил первые симптомы нехорошего нового. Маша стала меняться в худшую сторону. У нее исчезло прежнее тепло к Нине и Володе. Всё ее внимание, все ее чувства были теперь поглощены Наденькой. Она поминутно восхищалась девочкой и требовала такого же восхищения не только от мужа, но и от Нины с Володей. Разумеется, дети любили сестренку, но выражали любовь по-своему, по-детски, иногда нежно, а иногда и с шалостями. Это не удовлетворяло и даже обижало чувствительную мамашу, и всё чаще можно было услышать ее окрик и недовольное слово.

Федор Иванович решил поговорить с женой. Оказалось, что скверное настроение молодой женщины вызывали какие-то, пока что не совсем ясные мысли. Во всяком случае, Федор Иванович понял главное: она недовольна Ниной и Володей. Дети с появлением Наденьки якобы резко изменились к худшему: замкнулись, косятся на нее, нет у них прежнего к ней доверия, сердечности…

Федор Иванович спросил:

— А не считаешь ли ты виноватой в чем-либо и себя?

— Я тебя, Федя, не понимаю! Как можешь ты так странно, скажу даже, так оскорбительно ставить вопрос!

— Погоди, не сердись… Разве родители не отвечают за поведение своих детей? Разве значительная доля вины не лежит и на тебе?

— Но ведь Нинка и Вовка уже не маленькие. Это тебе не Наденька…

Федор Иванович впервые обратил внимание на то, как называет детей жена: «Нинка», «Вовка» и… «Наденька». Иногда, когда возникают недоразумения, особенно между близкими людьми, мелочи начинают играть не свойственную им, чрезмерно большую роль. Однако Федор Иванович всё тем же сдержанным тоном возразил жене:

— До совершеннолетия все дети маленькие, и родители обязаны руководить их поступками.

— Ну что ж, руководи, направляй! Дети твои, ты и занимайся ими!..

— А ты что, отказываешься?

— Да, отказываюсь! — Маша не скрывала своего раздражения.

Они замолчали, каждый по-своему думая о том, что произошло. Федор Иванович страдал, увидев другую Машеньку, увидев у нее новые, неприятные черты: строптивость, нервозность, раздражительность. Раньше этого и в помине не было. Откуда всё это? Неужели оттого, что она стала матерью?