Уайклифф разрывает паутину - Джон Берли

— Вы для всех своих родных и знакомых подобрали персонажей из «Алисы»?

Харви рассмеялся.

— Для некоторых. Взять, к примеру, моего тестя. Типичный Король Бубен. Важничает, немного самодур, но в целом — симпатичный малый.

— А вы? Вы кто?

— О, я конечно же Валет. Я украл десять котлет. Или, вернее, только одну, если говорить о членах семьи, но тогда каламбур получается грубым, а грубость нам не к лицу, верно? — он умолк ненадолго, потом сказал: — А еще мне подходит роль Шалтая-Болтая.

— Почему же?

— Потому что этот несчастный сидел на стене, не так ли? И ему ничего не оставалось, кроме как упасть. — Он смотрел на нее теперь без улыбки, скорее изучающе. — Если хотите знать, вы мне сейчас видитесь самой Алисой, которой не вполне ясно, по какую сторону зеркала она очутилась.

Вот ведь дрянь какая! Но вслух она, разумеется, этого не произнесла.

У Берти опять появились клиенты — четверо, которым приспичило поиграть в гольф, и пока он их обслуживал, у Люси было время оглядеться по сторонам. По стенам комнаты тянулись стеллажи с клюшками, ракетками, скейтбордами и прочими атрибутами разнообразнейших спортивных развлечений, доступных платежеспособному клиенту. Еще здесь была витрина с футболками, шапочками и солнцезащитными очками, выставленными на продажу.

Она прошла в соседнюю комнату, которая оказалась обычным офисом, а за следующей дверью, к немалому удивлению Люси, находилась фотолаборатория с затемненными окнами и полным набором оборудования для проявки и печати. На скамеечке при входе были разложены прозрачные пакетики со снимками — к каждому прикреплена этикетка с фамилией и ценой.

— Вы, стало быть, еще и фотограф — опять-таки в подражание Льюису Кэрроллу?

— Нет, просто это дело мне нравится, и к тому же дополнительный заработок, знаете ли. — Берти стоял у нее за спиной на пороге лаборатории. — Они приезжают сюда, и у каждого с шеи свисает камера за двести или триста фунтов. А кончается все тем, что они покупают у меня фотографии своих детишек, сделанные старенькой «Практикой», которую мама подарила мне к восемнадцатилетию. Смешной народ, доложу я вам!

Для Керси не составило большого труда разыскать адвоката Агнес Рул. Всякий знал Гектора Пенроуза, который был поверенным почти трех поколений Рулов и Клемо. Официально он удалился от дел и жил теперь в приземистом домике с выбеленными стенами, стоявшем на самой вершине холма с северной стороны от гавани. Из окон открывался великолепный вид на залив.

Керси провели в неприбранную комнату с эркером, выходившим — куда же еще? — на залив. После дождя море и небо казались неестественно ярко-синими, чайки белее, солнце ярче. Пенроуз сидел за большим письменным столом, разложив перед собой несколько листов с марками, вынутых из кляссера. Взмахом большой лупы, которую он держал за деревянную ручку, визитеру было указано на кресло. На одном углу стола лежали несколько филателистических каталогов и журналов, на противоложном свернувшись спала полосатая кошка.

— Инспектор Керси, говорите? — Старик оглядел его критическим взором. — Но вы ведь не из корнуолльских Керси, я полагаю?

— Насколько мне известно, мой род происходит из Саффолка.

— Я так и думал, — кивнул Пенроуз. — Что ж, не всем дано быть богоизбранными, — он хихикнул. — Свою судьбу надо принимать с надлежащим смирением…

— Сэр, как мне сказали, вы являетесь адвокатом семьи Рул.

— Вообще-то я уже несколько лет как на пенсии, но несколько моих давних клиентов, которым не по душе перемены, по-прежнему пользуются моими услугами. Восприемники моей практики относятся к этому с пониманием и выполняют всю черновую работу.

Он изучил под лупой парочку марок, бормоча себе под нос что-то нечленораздельное. Потом спросил:

— А вы не интересуетесь марками, мистер Керси? Нет? Конечно, нет. А жаль! Что же касается Рулов, то у Джейн, как мне сообщили, будут неприятности из-за тела ее золовки в морозильнике. Сами понимаете, об этом я распространяться не имею права. Чем еще могу быть полезен?

Он был пухленький, розовощекий, его кудрявые седины переливались в солнечном свете.

— Я был бы вам признателен за некоторую информацию о семье, сэр.

— Все, что нужно, вы легко соберете у местных сплетниц.

— Это более трудоемко, а информация менее достоверна, сэр.

Старик рассмеялся.

— Если откровенно, то я мало что могу вам сообщить. Джон Генри Рул был хозяином магазина в городке, всю жизнь трудился не покладая рук, но почти ничего не заработал. У него было два сына: Генри и Гордон…

Здесь он вдруг всплеснул руками и воскликнул:

— Черт! Что-то не соображу, каким полиграфическим способом выполнена вот эта одноцентовая… Впрочем, ладно. Генри пошел работать к одному торговцу антиквариатом в Плимуте и со временем унаследовал от него это дело. Гордон женился на Джейн, и они взяли Трегеллес в аренду у Клемо. У братьев были две сестры. Одна из них — Элинор — вышла замуж за Клемо, и Гордон получил в аренду ферму не без ее помощи. Другая их сестра — Агнес — большую часть жизни вела хозяйство своего брата Генри, а после его смерти перебралась к невестке в Трегеллес. Вот, собственно, и вся информация о семье, мистер Керси.

Теперь адвокат принялся изучать одну из марок в луче фонарика, снабженного специальным светофильтром.

— И цвета такие странные… Если это кармин, то я — «летучий голландец».

— Верно ли, что Генри зарабатывал много денег, сэр?

Быстрый взгляд искоса.

— Денег? Каких денег? Про деньги я ничего не говорил. Но вы совершенно правы. Люди, сумевшие нагреть руки на войне, хотели защитить свои капиталы от инфляции и стали вкладывать их в антиквариат. Генри умел подбирать для них вещи, и его услуги щедро оплачивались.

— Куда же они делись? Я имею в виду деньги Генри.

Пенроуз издал негодующий возглас.

— Нет, положительно невозможно иметь дело с современными марками. Сплошные специальные выпуски. Это же чистый грабеж!

— Деньги, заработанные Генри, сэр. Какова была их судьба?

— Да он сам их и потратил. Он же был игрок. Беда лишь в том, что ставил он не на тех лошадок. После его смерти остался только пожизненный пенсион для Агнес, который выплачивали с банковского депозита. Дом оказался для нее одной слишком велик. Его сдали, а она переехала к Джейн в Трегеллес.

— А что же будет теперь?

— Не уверен, что имею право говорить с вами об этом, мистер Керси. — Он изучал теперь водяные знаки попеременно на двух марках. — Помню, какой ажиотаж вызвали марки, специально выпущенные к выставке на Уэмбли в 1924 году. Я еще был мальчишкой. А выпуск к конгрессу Почтового союза в 1929 году — потрясающе! Теперь же их штампуют, как конфетти.

— Но ведь Агнес Рул умерла, сэр.

— Верно, и при весьма необычных обстоятельствах. — Старик с неохотой оторвался от своих марок. — Что ж, вероятно, помогать вам — мой долг. Так вот, по условиям завещания, если бы Элинор пережила Агнес, все отошло бы к ней.

— А если бы Агнес пережила Элинор?

— В этом случае депозит автоматически разморозится, и вся сумма поступит в полное распоряжение Агнес.

— Еще только один вопрос, сэр. Завещание Агнес, если она вообще его составила…

Старик вздохнул.

— Вы меня дожали… Да, Агнес оформила завещание, в котором все оставила Джейн.

— Вот почему понадобился морозильник.

— Этого вы мне не говорили, инспектор.

Пенроуз углубился в размышления и принялся постукивать по столу попавшимся под руку пинцетом, чем рассердил тут же проснувшуюся кошку.

— Но только не надо делать поспешных выводов, мистер Керси, — заговорил он снова. — Речь вовсе не идет о крупном наследстве. Дом Генри расположен в той части города, которая в последние годы стала непопулярной. В Трегеллесе хранится кое-какая мебель плюс немного денег на депозите, который банк обратил в акции. Просто Генри составлял завещание, будучи в твердой уверенности, что умрет богачом.

Керси поднялся.

— Большое вам спасибо за помощь, сэр.

— Советую заняться филателией, инспектор. Она учит терпению.

Глава шестая

«Хильда прекрасная ученица, но самое поразительное, что внешне ее ничто как будто даже не интересует…»

«Она совершенно не принимает участия в общественной жизни школы, ни во внеклассных мероприятиях, ни в спортивных секциях, ни в драматическом кружке, ни в хоровом…»

«К нам, учителям, она совершенно равнодушна… Ее учить — неблагодарное занятие. Ты для нее всего лишь продолжение учебника, никакого человеческого контакта…»

«Мальчиков она воспринимает с этаким налетом презрения… Подружилась было с девочкой из Хейвена, но длилось это недолго. По-моему, Хильда обречена на одиночество».