Листая жизни страницы - Василий Иванович Шарапов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За время поездок в Минск я успел узнать и полюбить этот город и теперь с волнением ожидал новой встречи с ним…
***
Разбудив предрассветную мглу громкими гудками, паровоз, натужно пыхтя, подтащил поезд к вокзалу. Стояло раннее утро, около 5 часов. Хотя после изгнания немецко-фашистских оккупантов из Белоруссии прошло уже почти полгода, город все еще находился в прифронтовой зоне, действовал комендантский час. Движение транспорта и пешеходов было ограничено до шести тридцати утра. Все пассажиры прибывшего поезда разместились в единственной уцелевшей на полуразрушенном вокзале комнате площадью не более 100 кв. м., где не было ни скамеек, ни стульев. Сидели на полу, на подоконниках; стояли, прислонившись к стене.
Разыскав в развалинах вокзала закуток, в котором находился дежурный военный комендант, узнал у него, что областной военкомат расположен на прежнем месте, на площади Свободы. Взглянув на мои костыли, комендант виноватым голосом сказал:
- Извините, товарищ капитан, но подвезти вас к облвоенкомату не на чем.
В девятом часу, когда стало светать, я вышел на хорошо знакомую мне с довоенных времен Привокзальную площадь. Увиденное потрясло меня. В дымке морозного утра перед глазами предстал мертвый, покрытый белым снежным саваном город. Вокруг не было ни одного уцелевшего здания, только Дом Правительства одиноко возвышался на фоне сгоревших и разрушенных строений. С боями мне пришлось пройти много больших и малых городов, поселков и деревень, но то, что увидел здесь, казалось нереальным. Впрочем, думаю, даже великий Сальвадор Дали, вряд ли смог бы вообразить столь сюрреалистическую картину.
На площади не было ни души. Транспорт не работал. Не оставалось ничего иного, как добираться на костылях до площади Свободы по скользкой дороге пешком. К счастью, чуть поодаль, на улице 11 июля (Кирова), я увидел двух возниц с лошадьми, запряженными в прогулочные сани. Кое-как добравшись до них, попросил подвезти меня к военкомату, честно предупредив, что заплатить не смогу. Возницы подозрительно оглядели меня с ног до головы. Выглядел я весьма экзотично. Все мое имущество пропало при переводах из одного госпиталя в другой, и при выписке мне выдали то, что оказалось под рукой: непонятного цвета шинель и брюки польской армии, вместо гимнастерки - китель морского офицера. На ногах простые ботинки, на голове вместо форменной ушанки - огромная меховая шапка охотника-сибиряка, подарок шефов. И все это украшали погоны капитана Красной Армии. Хозяин саней долго молчал, не отвечая на мою просьбу. И лишь после того, как я предъявил документы и объяснил причину такой странной экипировки, он улыбнулся:
- А я думал, вы - диверсант или недобитый полицай. Их в городе расплодилось как тараканов. Сбились в банду «Черная кошка» и орудуют по ночам…
Полуголодная лошадка медленно потянула сани по заснеженным улицам, то почти застревая в нерасчищенных сугробах, то стуча подковами по замерзшей, твердой, как камень, продуваемой метелью земле.
Центральная часть города выглядела ничуть не лучше Привокзальной площади. Насколько видно окрест - ни одного уцелевшего здания.
У облвоенкомата возница остановился, помог мне слезть с розвальней. Крепко пожал руку:
- Не серчай, товарищ капитан, что за бандита принял! Больно уж вид у тебя подозрительный был!.. Ну, желаю, значится, здравствовать!..
И беззлобно стеганув лошадь, уехал в обратном направлении в надежде подыскать для себя более состоятельного седока…
В облвоенкомате, в отделе учета офицерского состава, уже ожидали приема три фронтовика. Моя очередь подошла через полтора часа. Ничуть не удивившись странной одежде, наверное, видел и не такое, начальник отдела внимательно изучил удостоверение личности, направление, справку о ранении, заключение медицинской комиссии, аттестаты продовольственного и денежного довольствия и предложил заполнить листок учета кадров. Затем еще раз рассмотрел все документы.
- Придется, товарищ капитан, чуток подождать. Решение по вашему вопросу вправе принять только военком. Он будет после 14 часов. Можете перекусить по своему продовольственному аттестату в нашей столовой.
Я так и сделал.
Беседа у военкома длилась долго. Как я и ожидал, обстоятельно расспросив меня о службе в армии, он предложил продолжить ее в тылу, ссылаясь на дефицит офицерских кадров.
- Все стремятся на фронт. И я их понимаю, сам был таким же. Но ведь армия не может существовать без надежного тыла.
- Товарищ генерал-майор, я все же прошу уволить меня из состава Вооруженных сил. Посудите сами. Наши войска уже ведут бои на территории Германии, до победы остались считанные недели. После окончания войны армию начнут сокращать, инвалидов, наверняка, уволят в первую очередь. А нам ведь адаптироваться к мирной жизни значительно сложнее, чем здоровым.
- Не верю, капитан, что ты ищешь тихую гавань. По всему видно, не в твоем это характере. Чем думаешь заняться?
- Обращусь в горком партии. Как-никак я - коммунист, политрук. А на идеологическом фронте, судя по всему, тоже серьезные баталии предстоят.
- Ну что ж, может, ты и прав. Неволить не стану. Переводим тебя в запас, - сказал генерал Погребняк и, перейдя снова на официальный тон, добавил: - Сдайте в финансовый отдел аттестат о денежном довольствии и получите пенсионную книжку. В продпункте в обмен на продовольственный аттестат вам выдадут сухой паек на три дня. Переночевать есть где?
- В Цнянском переулке снимает угол моя сестра. Как-нибудь перекантуюсь эту ночь.
Показав жестом, чтобы я задержался, военком снял телефонную трубку, приказал дежурному офицеру найти автомашину и отвезти меня по указанному адресу. Так закончилась моя служба в Красной Армии…
Шофер, пожилой сержант, тоже из бывших фронтовиков, оказался человеком словоохотливым, сразу
