Особый дар - Андреас Эшбах

– А что было потом?

– Потом я перестал ездить на попутках. Я пробовал прятаться в лесах, но это продолжалось недолго. Тогда я стал забираться в дома, где не было хозяев, воровал одежду, еду и деньги, и, в конце концов, мне в голову пришла мысль перебраться через границу на поезде. Я думал, может быть, они не осмелятся преследовать меня в Германии. Но я ошибался. Я снова пробовал перебираться от деревни к деревне, по большей части на автобусах, но это шло уже не так гладко, как вначале. Напротив, они меня совсем окружили. – Он прервал свой рассказ. – Ну вот, остальное ты знаешь.

Я посмотрела на него. На мгновение весь этот блеск его непобедимости и превосходства померк, и он показался мне очень мягким и ранимым.

– А ты не боишься, что они уже ждут тебя на вокзале в Дрездене?

Он покачал головой:

– Они бы не стали так долго выжидать. Если бы у них было хоть малейшее подозрение, они бы уже давно были в поезде.

– И что тогда?

– Они ничего не подозревают. Они считают меня идиотом. Идиотом с почти волшебными способностями, но идиотом.

Это прозвучало очень горько. Я спросила себя, что же с ним делали в этом институте.

Я попробовала бодро улыбнуться. Не знаю, насколько хорошо я вообще умею так подбадривать. В тот момент, мне показалось, вышло не очень удачно.

– Когда мы приедем в Дрезден, – сказала я, от всей души желая показать ему, что я на его стороне, – хорошо бы было раздобыть еще немного денег, чтобы я смогла поехать домой на поезде и мне не нужно было обращаться в полицию. Так они не узнают, куда ты пропал.

Арманд откашлялся:

– Ты, видимо, считаешь это само собой разумеющимся, что ты из Дрездена поедешь домой?

Я остолбенела.

– Чего? Мы же договорились, что я еду с тобой до Дрездена, а потом…

– А что потом? Потом будет видно.

– А теперь давай помедленнее, – взбунтовалась я. – Пожалуйста, не воображай, что я позволю тебе всю жизнь таскать меня за собой.

– А как ты можешь мне в этом помешать?

– Очень просто – сбежать. Как только представится следующая возможность.

Очень умно с моей стороны так подробно сообщать об этом заранее.

– Понятно. Но возможности просто не будет.

– Это тебе так кажется. Сегодня вечером я могла уже несколько раз без труда сбежать от тебя.

– И когда же, например?

– Например, когда мы бежали на трамвай. Например, на вокзале. Мне стоило только броситься в объятия какому-нибудь полицейскому.

Арманд удивленно повел бровями.

– Ca alor! [8] И почему же ты этого не сделала?

Я не знала, что ответить.

– Понятия не имею. Не знаю. Может быть… потому что…

– Может быть, потому что – что? Потому что ты меня боишься.

– Вовсе нет, – раздраженно возразила я. Нет, не раздраженно. Я сама себя запутала. – Можно подумать и о других причинах, по которым я тебя не предала!

– А именно?

– Может быть, это потому, что… потому, что ты… Потому, что я думала…

Я покраснела. Я чувствовала это. Во мне неудержимо поднималась горячая волна. Какое счастье, что наш отсек был освещен только тусклой лампочкой ночного света.

– Может быть, потому, что я в тебя… в каком-то смысле… влюбилась.

Это было сказано. Это было сказано, и я не могла поверить, что я это сказала. Что мой язык узнал об этом раньше, чем мой мозг. Я поглубже вжалась в свое сиденье, в темноту и не отваживалась посмотреть на него. Я не могла себе вообразить, что теперь произойдет.

Когда я потом вспоминала это, я, конечно, сознавала, что все я прекрасно представляла. Герой и героиня обоюдно признаются в любви. Потом они бросаются друг другу в объятия. Их губы сближаются, притягиваемые магической силой. Поцелуй. Гаснет свет.

Очевидно, я пересмотрела слишком много любовных фильмов.

Арманд после секунды испуга начал издевательски насмехаться.

– Эээ! – заблеял он, откинулся назад и картинно сложил руки. – Вот как! – И потом с равнодушной улыбкой добавил: – Знаешь, что касается меня, то влюбляйся в меня сколько хочешь.

О, как же я его ненавидела! Я готова была за этот ответ без малейшего сожаления выцарапать ему глаза. Если то, что я почувствовала, было не настоящим чувством, а ошибочной симпатией, ночным наваждением, то это чувство моментально пропало. Чем дольше я на него смотрела, тем сильнее во мне разгорался гнев, тем неприятнее, отвратительнее, невыносимее он мне казался.

Что он себе вообразил? Можно подумать, если у него есть этот телекинетический дар, то он уже невесть кто? Полубог? Сверхчеловек, который может себе позволить плевать на чувства других людей? Разъяренно и обиженно я смотрела в окно, твердо решив никогда в своей жизни больше ни словом с ним не перекинуться, не проронить ни звука. И я сбегу от него, когда он в следующий раз хоть на секунду отвлечется. Не моргнув и глазом. И я подойду к ближайшему полицейскому посту и расскажу все до мелочей, что он сделал и что он мне рассказал.

Поезд постепенно замедлял ход, за окном показались дома и улицы. Арманд взял расписание и еще раз внимательно изучил его.

– Это, должно быть, Ансбах, – сказал он как ни в чем не бывало. Он посмотрел на часы. – Да, ноль часов пятьдесят шесть минут. Мы едем без опозданий.

Я молчала.

Поезд остановился. Арманд встал, открыл окно и стал смотреть на платформу, наблюдая, кто выходит из поезда, а кто садится. Пассажиров было немного. Я увидела только одного мужчину с кейсом; он на ходу поднял воротник. Дул холодный пронизывающий ветер.

Потом свисток, и поезд тронулся. Арманд закрыл окно и снова сверился с расписанием.

– Следующая остановка в Нюрнберге, около половины второго. А уж потом долго будем ехать не останавливаясь до следующей остановки в пять утра в Галле.[9] Странное название для города. Можно подумать, что над всем городом построена крыша.

Я молчала.

Он покачал головой:

– В любом случае это больше трех с половиной часов езды без остановок. Тут можно будет и подремать немного.

Я упорно молчала.

Он отложил в сторону буклет с расписанием и сладко зевнул.

– Итак, пока все идет отлично. – Он испытующе посмотрел на меня, как будто только теперь заметил, что я перестала с ним разговаривать. – Скажи, то, в чем ты мне тут призналась, это ведь была какая-то уловка, не так ли?

Меня прорвало. Кровь прилила к лицу. У меня было только одно желание, подавившее все другие чувства: сделать ему больно.

– О да, конечно! Забудь об этом! – выкрикнула я, придав своему голосу как можно более издевательский тон. – Забудь об этом. Конечно, это уловка, небольшая глупая уловка. Разумеется, у меня это просто случайно вырвалось. Или ты всерьез полагаешь, что я брошусь тебе на шею, потому что ты так очаровал меня своим телекинетическим искусством? – Я одарила его едкой акульей улыбкой. – Конечно, нет. Боже мой, если бы ты знал, как ты мне противен, ты… ты монстр!

Наступившая тишина показалась мне взрывом. Испугавшись собственных слов, я зажала себе рот рукой. Я готова была откусить себе язык, если бы тем самым я вернула свои слова обратно, как будто я их не произносила. Вся моя ярость вдруг прошла, как будто ее и не было. Я только сидела напротив и смущенно смотрела на него.

Во время моей тирады Арманд отпрянул назад, как будто получил пощечину. Он очень побледнел. Он сидел, смотрел на меня неестественно широко раскрытыми глазами, не двигаясь, как парализованный, – ни единый мускул не дрогнул на его лице. Было понятно, что я его смертельно обидела. Я смотрела на него как кролик на удава, и у меня в голове вертелась только одна оглушительная мысль: Теперь он меня прикончит!

Но тут неожиданно с треском, от которого я вздрогнула, как от электрического удара, разлетелись на мелкие кусочки оба зеркала возле полочек для багажа. Я втянула голову в плечи, когда тысячи осколков, звеня, посыпались на меня, в то время как Арманд тяжело поднялся со своего места, неуверенно подошел к двери нашего отсека, неловко открыл ее и исчез в коридоре, тяжело дыша и невнятно бормоча что-то себе под нос.

Я была словно в тумане, взяла один осколок, потом положила его обратно, не зная, что мне делать. Никогда в жизни мне не было так стыдно. Если бы земля расступилась и поглотила меня, я бы приняла это как справедливое возмездие за все. Но ничего подобного не случилось. Поезд мчался в ночь, совершенно равнодушный к тому, что происходило или не происходило у него внутри, с грохотом проезжал мосты, мирно спящие деревеньки, и снова и снова вдали блуждали огни.

Со временем я пришла в себя. Я встала и вышла в коридор. Под моими ногами захрустели осколки. Куда Арманд мог деться? Я медленно прошла по темному коридору. В большинстве отсеков никого не было. На стеклянных дверях некоторых отсеков были задернуты занавески и выключен свет. В проемах неплотно задернутых занавесок угадывались силуэты спящих людей. Я дошла до конца вагона и попала в тамбур. Здесь было прохладно, а стук колес громко отдавался в ушах. Следующий вагон был купейный.