Год Грифона - Инна Кублицкая

Он растегнул кафтан и рубаху, тер грудь, попытался сделать массаж, которому учился когда-то в Орвит-Ралло. Слуги, привлеченные его криком, заглядывали в двери, толпились в коридоре. Кто-то побежал доложить молодому принцу, и тот, встревоженный, прибежал на мгновение раньше Карми. Девушка вбежала вслед за ним и с разбегу упала на колени около тела.

— Прокляла, — бормотал принц, — прокляла меня, хэйми. Глаза его уже не видели.

— Что ты, — ласково сказала потрясенная Карми. — Что ты испугался, дядюшка…

Голос ее проник в сознание умирающего; в глазах появилось осмысленное выражение.

— Ты не проклинала? — прошептал он.

— Нет, нет, конечно, что ты, — убеждала его девушка.

— Тогда я сейчас встану, — шептал принц. — Отдохну и встану… Только отдохну…

Он умер несколько минут спустя, затянутый смертельной усталостью в глубокую дрему.

— Умер, — сказал Шэрхо, опуская руки, но стоя, как стоял, на коленях у тела.

Стало тихо, и в этой тишине слышен был приглушенный плач Оль-Марутте, всхлипывания служанок и вздохи слуг.

Карми поднялась с колен. Казалось ей, что все смотрят на нее с ненавистью; она попятилась, выбралась в коридор и, желая оказаться подальше от замка, поспешила к воротам, еще не запертым на ночь, но молодой Горту, задыхаясь, догнал ее, схватил за руку, развернул к себе.

— Погоди, госпожа моя, — говорил он. — Погоди! Прокляла и убегаешь?

— Нет, нет, — твердила она. — Поверь, это не я. Я не хотела…

Молодой принц, однако, тащил ее за собой — не в те покои, где только что умер его отец, а в другие; он втолкнул девушку в комнату и, плотно закрыв дверь, привалился в изнеможении к стене.

— Послушай, госпожа моя, я не хочу жить под твоими проклятиями. Сними проклятья с моего рода, с моего замка, с мачехи моей и брата, уж не знаю, кого ты еще могла проклясть; сними — и я клятву дам, что сделаю для тебя все, что ты только пожелаешь…

— Теперь ты послушай! — воскликнула Карми. — Клянусь хлебом, солнцем над головой и святыми небесами, что я вовсе не желала смерти твоему отцу. моя вина в его смерти есть, я не отрицаю, но клянусь, что никто больше не умрет от того, что я разозлилась на твоего отца. И мне не нужно ничего от тебя, Горту, я не торгую ни жизнью, ни смертью, поверь мне!

— Я хочу верить тебе, госпожа, — сказал молодой Горту. — Отец всегда предупреждал меня, чтобы я был осторожен с тобой, а сам, видишь, не уберегся.

— Всегда предупреждал? — поразилась Карми. — О чем ты?

— Ты же хэйми, а хэйми нельзя сердить.

— Я — хэйми? — вскричала Карми. — Да что за чушь! Какая я хэйми?

— Ты опять начинаешь сердиться, госпожа, — заметил принц.

— Я не сержусь, — раздраженно ответила Карми. — Но что за выдумки дурацкие?

— Это не выдумки, — возразил принц. — Разве ты не знаешь, почему тебя почти десять лет назад отдали Руттулу?

— Да в чем, в чем я хэйми?

— Во всем! Я не верил раньше, но теперь вижу — мой отец был прав. Ты не похожа на благородную, но и на простолюдинку не похожа — откуда это в тебе, госпожа? Конечно, ты хэйми. И я прошу тебя, госпожа моя, уходи из Лорцо или присутствие твое навлечет на наш город неисчислимые бедствия. Я согласен отдать тебе все, что мы привезли из Сургары, только уходи, пожалуйста.

Карми попросила:

— Покажи мне, что вы привезли из Сургары.

Молодой Горту стремительно повел ее через комнаты.

Весть о смерти высокого принца уже разбежалась по всему замку, как круги по воде. Правда, никто пока еще не связывал кончину принца с присутствием в замке Карми, но, очень вероятно, скоро дворня вспомнит, что горту назвал Карми хэйми. Пока же поведение молодого принца вызывало удивленные взгляды — ему надлежало быть у тела отца, а не бегать по замку наперегонки с бродячей певичкой.

В покоях, куда принц привел Карми, она сразу узнала собственный сундучок с архивом. Принц быстро распахнул перед ней крышку и бросился к громоздкому шкафу, вываливая на широкий стол сургарские трофеи. Карми безразлично передирала все это.

— Я сейчас позову людей, это упакуют, — проговорил принц, наполовину обернувшись.

— Мне это не нужно, — равнодушно откликнулась Карми, вороша пергаменты. — Разве что… Дневник Руттула у тебя?

— Это он? — принц показал ей толстые тетради. Карми приняла одну из них в руки, быстро перелистала страницы, исписанные чужеземной скорописью.

— Храни его, — сказала Карми, поднимая глаза на юношу. — Мне он не нужен, но когда-нибудь его у тебя спросят. А мне его не сохранить…

Принц кивнул и бережно спрятал тетради в потайной ящик в стене, вынув оттуда шкатулку.

— Твои драгоценности, — сказал принц, открывая шкатулку.

— Да бог с ними, — махнула рукой Карми, но лежащие поверх всего бусы заставили ее остановиться. — Погоди! Вот это я возьму.

В ее руки скользнули знакомые ей янтарные бусы Руттула. «Стажерский ключ» по-прежнему был прицеплен к одной из бусин.

— Я отдам тебе за него Оланти, — сказала Карми, нежно поглаживая это странное ожерелье.

— Не надо, — отозвался принц. — Зачем мне второй Оланти?

— Смотри, — усмехнулась Карми. — Я еще раз не предложу.

— Мне ничего от тебя не нужно, — твердо повторил принц.

— Если б я знала… — проговорила Карми, вертя в руках «стажерский ключ». — Если б я знала, что эта вещь у твоего отца, я бы обменяла ее на Оланти.

— То, что случилось, не изменишь, — ответил молодой принц. — А я не хочу от тебя ничего брать.

— Мне нужны только эти бусы и тетради Руттула, — сказала Карми. — Остальное я могу тебе подарить. Если хочешь, можно и дарственную запись составить.

Принц глянул на нее зверем:

— Вот что, госпожа моя, если ты взяла все, что тебе нужно, уходи и оставь меня в покое. А насмешек твоих я тепреть не намерен — будь даже ты трижды хэйми.

Карми пожала плечами:

— Извини, принц, если можешь… Да, я пойду, пожалуй. Прощай!

Она уверенно двинулась прочь. Ворота замка были еще открыты; стража, получив известие о смерти хозяина, обсуждала проишествие, забыв о своих обязанностях, несмотря на то, что начали сгущаться сумерки.

Карми беспрепятственно миновала ворота и вышла на мрачные улочки города Лорцо. Сумерки — не самое лучше время для прогулок одиноких девушек, и Карми несколько раз приходилось переходить на бег, чтобы избавиться от пьяных ухаживаний, а разок, уже недалеко от дома Горахо, ей пришлось показать, что она умеет драться.

Горахо, обеспокоенный неясными слухами, стоял у дверей своей лавки. Карми подошла и скромно, как подобает небогатой девушке, поздоровалась с ним, спросив об Ашаре.