Афганская бессонница - Николай Еремеев-Высочин

Я поискал глазами в поисках подходящего предмета. Меня устроила фаланга большого пальца мальчика.

— Вот такой!

Мальчик что-то радостно залопотал, типа, ишь чего он хочет! Показал на себе весь большой палец, потом сделал кольцо из большого и указательного, наконец, сжал руку в кулачок. «Слеза дракона», кстати, должна была быть как раз такого размера.

— Такой было бы еще лучше! — заверил я.

Все говорили наперебой. Хороший знак — мои антиквары определенно знали кого-то, кто мог продать и большой изумруд. Мне даже показалось, что и кулак мальчика их не смутил: они не возразили, что таких больших изумрудов не бывает. Хотя, возможно, я фантазирую.

Аятолла пытался что-то сказать мне. В итоге он потребовал, чтобы я прямо сейчас расплатился за свои приобретения. Я достал пятьдесят долларов.

— Бакшиш! — сказал я, чтобы закрыть вопрос о сдаче.

Старик положил мою банкноту на стол и показал над ней ладонью целую стопку долларов. Вот почему ему так срочно понадобились мои деньги!

— А! Да-да, я понимаю, что это стоит недешево! — согласился я и похлопал себя по карману. — Хуб, хуб! Хорошо!

Все снова заговорили, перебивая друг друга. Аятолла жестом заставил всех замолчать.

— Фарда! — сказал он.

Фарда! Что такое «фарда»? Что-то знакомое! Где же моя бумажка со словами, наверное, в гостинице забыл. Черт, а Хабиба уже, конечно, давно след простыл до завтра!

И тут я вспомнил. Завтра! Я записывал это слово: «фарда» на дари — «завтра».

— Фарда! — подняв указательный палец, повторил я. И показал на своих часах цифру пять. — Фарда в пять вечера.

Мужчина посмотрел на часы и назвал время для Аятоллы. Я различил «шаш». Конечно же — шашлык, «пять кусочков мяса»!

— Фарда, шаш часов! — повторил я.

Мы ударили по рукам. Я показал свой кулак: вот такой замарод хочу!

Все засмеялись: мол, таких не бывает. А когда мальчик показал свой кулачок, не смеялись.

Конечно, мне завтра не принесут сюда «Слезу дракона». И никогда не принесут — камень где-нибудь в сейфе под круглосуточной охраной. Но как-то ведь надо на него выходить!

4. Ужин в гостинице. Ремонт зарядника

У Джозефа Хеллера в «Уловке 22»… Что, кто-то не читал? Что, правда?! Я одновременно жалею таких людей и завидую им. Завидую, что они насладятся этим чтением впервые, и жалею, что они столько лет не замечают в своей жизни ситуаций, уже описанных Хеллером. Так вот, в «Уловке 22» есть такой персонаж, капитан Флюм. Он думает, что у него бессонница. На самом деле, как только он ложится в постель, он мгновенно засыпает и спит беспробудно всю ночь. Но снится ему, что он никак не может заснуть, и каждое утро он просыпается совершенно разбитым.

Вот и у меня был момент, когда я, видимо, отключился. Сколько он продлился, сказать сложно. Судя по температуре в комнате, около часа. Я заснул, когда уже подумывал о том, чтобы снова растопить печку, а проснулся от того, что холод уже пробрался ко мне под одеяло, куртку и два свитера. Почему я вспомнил про капитана Флюма — мне казалось, что я не засыпал и все так же продолжал ворочаться. И только потому, что нить моих воспоминаний и размышлений оказалась порванной, я понимал, что хотя и не надолго, но вырубился.

Что еще было сегодня? Уже вчера! Я вернулся затемно. Улицы города, не имеющие другого освещения, кроме диска луны на глубоком звездном небе, были совершенно пусты. Лишь один джип «Тойота», в кузов которого набилось человек семь бородачей с автоматами, на полной скорости пролетел мимо. Этих людей можно было понять: в последний раз они ели и пили двенадцать часов назад.

И перед нашим гостевым домом было пусто — а обычно здесь дежурят трое таких же бойцов Дикой дивизии, впрочем, дружелюбных и улыбчивых. В эти минуты город можно было бы взять голыми руками. Я уже почти пересек двор, когда из караульного помещения выскочил один из басмачей с миской в руке. Узнав меня, он приветственно махнул рукой и скрылся. Все это время он не переставал жевать.

Мои два бойца, устроившиеся вокруг весело гудящей печки, тоже вовсю работали челюстями. Перед ними дастархан — скатерть, на которой едят, здесь называлась тем же словом, что и во всей Средней Азии. На скатерти — большое блюдо с пловом, лепешки, два термоса с зеленым чаем, мед в плошке и вечернее лакомство: плоское блюдо, разделенное на секции, в которых лежали засахаренные орешки, кусочки рахат-лукума, халвы и прочее баловство. Что ни говори, быть гостями Масуда было приятно.

Я вегетарианец и к плову — раз рис уже был полит соусом с кусочками мяса — не притрагиваюсь. На этот случай — как всегда, когда я еду в страны, где баранину подают на первое, на второе и на третье, — я всегда беру с собой собственные припасы. Курага, изюм, большой пакет жареного миндаля, «сникерсы». Мои запасы из Москвы и Душанбе быстро таяли, и мы сегодня пополнили их у местного торговца.

Мои работники, как выяснилось, не теряли времени даром. Они сняли во дворе колку дров, мытье котлов, приготовление плова и мучились, что бы еще запечатлеть такое экзотическое. А тут как раз Хусаин приставил к стене лестницу и полез на крышу с огромным ершом в руке. Ребята сообразили, что он будет чистить трубу, и с камерой полезли за ним. Хусаин не возражал и, повинуясь их жестам, делал все, как просили. Крыша была плоская, и там вообще было весело: вот проехала украшенная цветами пролетка с толстой матроной в сплошном балахоне с кучей детей, а за ней «Тойота», полная бородатых мужиков с автоматами. Но потом во дворе появился охранник гостевого дома и стал жутко на них орать, так что ребята слезли с крыши.

Димыч как раз дошел до этого места в своем рассказе, когда к нам в комнату вошел Хабиб. Я даже, испугался: он был белого цвета.

— Они что, лазили на крышу? — с места в карьер спросил он.

— Да! А что такого?

— Прямо залезли на крышу и разгуливали там с камерой?

— Ну да, снимали! Их только потом кто-то из охранников согнал.

— А вы знаете, что их кто угодно мог убить? — Хабиб даже не присел до сих пор к ужину, продолжал стоять. — И правильно бы сделал!

— Это почему же? — сердито спросил я. Хабиб все больше действовал мне на нервы.

— Потому что сверху они могли заглянуть во дворы. А там могли быть женщины без паранджи! И тогда кто угодно — муж, отец, брат — мог взять автомат и перестрелять их там на крыше. И никто бы ему ничего не сделал!

Хабиб был так взволнован, что не остался на плов.

— Советую вам объяснить ребятам, какой опасности они только что избежали, — сказал он на прощание.

Он уже начинал доставать меня со своими советами. Но этому я все же последовал.

— Я только не понял, они здесь все больные или только Хабиб? — резюмировал свое отношение к инциденту Димыч.

— Мы больные, — отозвался Илья. — Что приехали сюда.

Мы уже пили чай, рассматривая мои сокровища, когда за застекленной дверью мелькнули силуэты, а потом она без стука отворилась. Это был Асим, пресс-секретарь Масуда, в сопровождении высокого, статного парня с рыжими волосами и бородой, который был одет в камуфляж. Асим представил его: Наджаф был одним из личных телохранителей Масуда. Асим рассказал своему начальнику, что у нас полетел зарядник, и Масуд попросил Наджафа нам помочь.

Мы еще не закончили трапезу, и парни охотно присоединились к чаю. У Димыча играл плеер: он накупил в Душанбе кассет с записями местной эстрады и теперь каждый вечер потчевал нас музыкой. Как выяснилось, наши друзья афганцы не только понимали каждое слово — оба были таджиками, — но и знали пару песен. Оба бывали в Душанбе, и для них этот город был символом цивилизации, примерно как для жителя сибирской деревни Москва.

— Я передал Масуду ваше пожелание снять интервью с пленными талибами, — сказал Асим, отхлебывая из своей пиалы. Он был похож на поэта или актера — движения его были точными и изящными.

— И что?

— Вы можете сделать это завтра, прямо с утра, как мы и говорили. К сожалению, мы не сможем поехать с вами. Но Хабиб знает, где тюрьма, а там все уже в курсе. Масуд просил, чтобы вы обязательно сняли пакистанского офицера.

Нет, они что, сговорились с Москвой? Я ломал голову, как мне встретиться с пленным пакистанцем, а здесь этого хотят не меньше, чем в Конторе.

— В мире об этом никто не говорит, — продолжал Асим, — но на самом деле мы воюем с иностранной армией.

— Как в свое время с нашей?

Асим деликатно улыбнулся — он сам бы ни за что не сделал обидного для русских намека.

— Почти. С той разницей, что пакистанцы не стали вводить свои войска. Они просто дали оружие и своих офицеров.

— Асим, извините за вопрос, — мне это действительно было интересно, а уж тем более в роли журналиста. — А вы что делали, пока наши войска воевали здесь?

Асим засмеялся, тихо и как-то по-детски. Из всех, с кем мы здесь общались, он был самым симпатичным и заслуживающим доверия.