Время надежд (Книга 1) - Игорь Русый

Ему и не приходило в голову, что стал он одним из десятков, сотен тысяч людей, которых зачислят без вести пропавшими.

Низкий пятнистый автомобиль остановился у ворот.

Шофер тут же распахнул дверцу. Из автомобиля вылез коротконогий, толстый немец, что-то сказал вытянувшемуся перед ним офицеру, и тот бегом направился в коровник.

- Должно, ихнее начальство, - сказал боец. - Отъелся, стерва!

- Шо-сь будэ? - проговорил другой.

- А ничего не будет. Либо погонят дальше, либо укокают всех тут... Сопли только не распускай!

В сопровождении офицера из коровника вышел пленный военврач.

- Стройся! - крикнул он.

Пленные медленно начали вставать и строиться Когда все поднялись, Волков заметил, что, кроме него, тут нет ни одного человека в командирской форме. Приехавший коротконогий немец, держа руки за спиной, в сопровождении другого офицера и двух автоматчиков шел вдоль этой ломаной шеренги.

- О, лейтенант? - проговорил он.

Стиснув зубы, Волков глянул в его розовощекое лицо с тяжелым подбородком. На плечах толстяка серебрились витые погоны майора.

- Los, los! [Не задерживаться! (нем.)] - крикнул автоматчик и толкнул Волкова. Этот же солдат отвел его к месту, где стоял военврач. Не найдя других русских командиров, сюда возвратился и коротконогий. Он вдруг по-русски спросил:

- Где есть другие пленные офицеры?

Военврач растерянно глядел на него:

- Были... Но трое умерли.

Майор тихо заговорил по-немецки, а военврач стал переводить:

- Сейчас всех отпустят. Будете иметь пропуска до места жительства. Кто жил на территории, еще не. . занятой германскими войсками, будет пока работать здесь.

Недоверчивый говор катился по шеренге.

- А не брешет? - спрашивали друг друга пленные. - Зараз и отпустят? Это что ж... Всех?

Коротконогий майор сказал что-то офицеру, повернулся и зашагал к автомобилю.

- Komm! - солдат автоматом подтолкнул Волкова Ефрейтор-шофер с копной густых льняных волос, затушив сигарету, брезгливо покосился на испачканную, разорванную пулей гимнастерку русского лейтенанта.

Майор сел около шофера, а Волкова солдат усадил позади. Этот солдат погрозил Волкову кулаком и, хлопнув ладонью по автомату, добавил:

- Паф, паф!

От фуражки до воротника майора вздулась розовая складка. Когда машина тронулась, он повернул голову и уставился на лейтенанта маленькими хитрыми глазами.

- Вам была сделана медицинская помощь?

- Да, - несколько удивленный этим, ответил Волков и тут же плотно сомкнул губы.

- Кто ваш отец? - спросил майор.

Но Волков лишь криво усмехнулся.

- Я майор военной разведки Ганзен, - заговорил тот, по-стариковски шамкая ртом. - Будем хорошо беседовать. Как видели, мы не стреляем, а отправляем домой. Это совсем не похоже на то, что вы знаете? Германская армия не воюет с русским народом. Мы освобождаем русский народ.

- А вас не просили, - ответил Волков.

- О!.. Хорошо сказано, - Ганзен затрясся от беззвучного смеха.

Машина уже выехала на широкую улицу села. Перед церквушкой разворачивался танк. За плетнями грудастые молодки в ярких кофточках лузгали семечки.

Вид этой мирной жизни представился Волкову чем-то нереальным, как сон. И нереальным казалось лицо смеющегося рядом майора...

XVII

В комнате было душно. Ганзен уселся в мягкое кресло и, достав сигарету, щелкнул зажигалкой. Она имела форму земного шара, при щелчке шар точно раскалывался, выплескивая синеватое пламя. Майор подвинул Волкову сигареты.

- Курите, лейтенант. Bitte.

Волков, проглотив слюну, отвернулся.

- Или рюмку вина?.. Это не допрос. Мы будем говорить вообще. У меня такой же сын, как вы.

- Я ничего не скажу, - перебил Волков. Он сидел на дубовом стуле с высокой резной спинкой, которая заставляла держаться прямо.

- Военные тайны? - улыбнулся Ганзен. - Что вы могли бы сообщить, уже не имеет цены. Мы просто будем говорить. Когда человеку есть шестьдесят лет, из всех удовольствий жизни начинаешь предпочитать хорошую беседу. - Он взял со стола высокую бутылку, налил в рюмки вино. - Это верно, что к шестидесяти остаются два врага: старое вино и молодые женщины.

Он поднял свою рюмку, глядя на лейтенанта. Волков отрицательно качнул головой. Майор отпил вина и, смакуя его, даже прикрыл глаза.

- Gut... Превосходно... Это вино сын прислал из Парижа. Теперь его эскадрилья уже в Африке... Хочу понять. Допустим, интернационализм. Но вы любите Россию, а я Германию. Нельзя сделать так, чтобы немец думал, как русский, а француз, как японец... Вы не хотите спорить?

Он еще отпил глоток вина.

- А что есть борьба классов? У нас тоже социализм, но мы не разъединяли, а объединяли нацию, сохранили ее мозг. Это национальный социализм. И германские солдаты... много солдат - хорошие пролетарии.

Что же есть? Русские пролетарии стреляют в немецкие пролетарии. Может быть, все так хотят умирать?

"Чего он хочет от меня? - думал Волков. - Стукнуть бы его бутылкой и уйти в окно. Но там часовые".

За раскрытым окном, где была акация, в темноте слышалась какая-то возня и женский шепот: "Цо пан хоче? Ой, пан!.."

Ганзен допил вино и, поставив рюмку на край стола, засмеялся:

- Интернациональны только женщины... Но я не имею к вам зла. Сейчас есть мысль: почему вас не отправить домой? Через линию фронта... Карл! обернувшись, крикнул он. Возня за окном стихла, затем вбежал ефрейтор-шофер, тяжело дыша, с красным недовольным лицом Майор жестом указал на стол.

- Jawohl! - гаркнул ефрейтор, прижав ладони к бедрам, и опять скрылся за дверью.

- Почему не отправить вас домой? - Ганзен замолчал, оценивая эффект слов и глядя, как вздулись на скулах пленного желваки.

"Чего он все-таки хочет?" - думал Волков.

Будто угадав ход мыслей русского лейтенанта, Ганзен сказал:

- Трудно верить? Зачем отсылать пленного назад, в его армию? Но война скоро кончится. И один, даже тысяча лишних солдат в русской армии ничего не изменят. А мы, немцы, сентиментальны. Вы имеете желание?

Волков облизнул сухие губы.

- Gut, - кивнул Ганзен.

- И что за это потребуете? - спросил Волков, теперь взглянув прямо в его испещренные красными жилками глаза.

Ганзен опять засмеялся:

- Разделить мой ужин... Больше ничего.

Волков стиснул колени ладонями. Какой-то сумбур был в мыслях. Он ждал допросов, расстрела и готовил себя к этому. Но теперь в нем заронили слабую надежду. И сомнения, надежда, отчаяние - все перемешалось.

- Если бы здесь не стояла охрана, - Ганзен слегка наклонился, - вы... как это... попробовали убить меня?

- Попробовал бы, - сказал Волков.

Губы майора на какой-то миг поджались, но сразу расплылись в мягкой улыбке:

- Это солдатская прямота. Я могу ценить. Прошу взять бокал!