Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Очень хорошо, — сказалъ статный джентльменъ. — Надѣюсь, на моемъ хуторѣ вамъ не будетъ скучно, и вы увидите предметы, вполнѣ достойные вашихъ наблюденій. Недѣля мигомъ пролетитъ въ удовольствіяхъ сельской жизни. Джой — ахъ, проклятый, онъ опять заснулъ — Джой, помоги кучеру заложить лошадей.

Лошади заложены; кучеръ сѣлъ на козлы; жирный парень взгромоздился подлѣ него, и коляска сдвинулась съ мѣста. Когда пикквикисты бросили послѣдній взглядъ на своихъ друзей, махавшихъ шляпами и платками, заходящее солнце яркимъ заревомъ освѣтило фигуру жирнаго дѣтины: онъ спалъ крѣпкимъ сномъ, и голова его лежала на плечѣ кучера Тома.

Глава V. Мистеръ Пикквикъ упражняется въ кучерскомъ искусствѣ. Мистеръ Винкель показываетъ удивительные опыты верховой ѣзды

Яркіе лучи утренняго солнца озарили всю природу; воздухъ наполнился благоуханіемъ; птицы стройнымъ хоромъ запѣли свой утренній концертъ. М-ръ Пикквикъ, воспрянувшій отъ сна вмѣстѣ съ восходомъ великолѣпнаго свѣтила, стоялъ на рочестерскомъ мосту, облокотившись о перила. Онъ созерцалъ природу, вдумывался въ мірскую суету и дожидался завтрака. Окружающіе предметы въ самомъ дѣлѣ представляли очаровательный видъ, способный вызвать на размышленіе даже не такую великую душу, какъ y президента знаменитаго клуба.

По лѣвую сторону глубокомысленнаго наблюдателя лежала развалившаяся стѣна, пробитая во многихъ мѣстахъ и упадавшая грубыми и тяжелыми массами на тѣсный морской берегъ. Огромные наросты морской травы, трепетавшей при каждомъ колыханіи вѣтра, висѣли на острыхъ зазубренныхъ камняхъ, и зеленый плющъ печально обвивался вокругъ темныхъ и мрачныхъ бойницъ. За этой руиной возвышался древній замокъ со своими лишенными кровли башнями и массивными стѣнами, готовыми, повидимому, рухнуть отъ перваго прикосновенія; но все это тѣмъ не менѣе громко говорило о силѣ и могуществѣ стариннаго зданія, гдѣ, за семьсотъ лѣтъ отъ нашего времени, раздавался шумъ веселыхъ гостей, сверкали блестящія оружія, и время сокращалось въ продолжительныхъ попойкахъ. По обѣимъ сторонамъ разстилались, на необозримое пространство, берега широкой Медуэ, покрытые нивами и пастбищами, пересѣкаемыми по мѣстамъ вѣтряными мельницами. Богатый и разнообразный ландшафтъ становился еще прекраснѣе отъ мимолетныхъ тѣней, быстро пробѣгавшихъ по этому пространству, по мѣрѣ того какъ тонкія облака исчезали передъ свѣтомъ утренняго солнца. Рѣка, отражавшая небесную лазурь, струилась тихо и спокойно, изрѣдка пересѣкаемая веслами рыбаковъ, спѣшившихъ вдаль на добычу на своихъ живописныхъ лодкахъ.

М-ръ Пикквикъ стоялъ и смотрѣлъ, погруженный въ пріятную задумчивость. Глубокій вздохъ и легкій ударъ по плечу неожиданно прервали нить его поэтическихъ размышленій. Онъ обернулся: передъ нимъ стоялъ горемычный джентльменъ.

— Созерцаете поэтическую сцену? — спросилъ горемычный джентльменъ.

— Да, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— И, конечно, поздравляете себя съ утреннею прогулкой?

М-ръ Пикквикъ улыбнулся въ знакъ согласія.

— О, да! — человѣку нужно вставать рано, чтобъ видѣть солнце во всемъ блескѣ, потому что рѣдко, слишкомъ рѣдко сіяніе его продолжается во весь день. Увы! Утро дня и утро человѣческой жизни имѣютъ множество общихъ сторонъ.

— Истинная правда! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ.

— Какъ справедлива пословица: "Заря быстро всходитъ и быстрѣе исчезаетъ!" — продолжалъ горемычный джентльменъ. — Эфемерная жизнь человѣка — увы! — мелькаетъ какъ заря. О, Боже! — чего бы я ни сдѣлалъ, чтобъ воротить дни своего промелькнувшаго дѣтства! Или ужъ лучше бы забыть мнѣ ихъ разъ навсегда.

— Вы много страдали, сэръ? — сказалъ м-ръ Пикквикъ тономъ истиннаго соболѣзнованія.

— Страдалъ, да, очень много, — отвѣчалъ скороговоркой горемычный джентльменъ. — Моимъ знакомымъ теперь и въ голову не приходитъ, что испыталъ я на своемъ вѣку.

Онъ пріостановился, перевелъ духъ, и потомъ, дѣлая крутой поворотъ, прибавилъ энергическимъ тономъ:

— Случалось ли вамъ думать, что утопиться въ такое утро было бы истиннымъ счастьемъ человѣка?

— О, нѣтъ, какъ это можно! — возразилъ м-ръ Пикквикъ, стремительно отступая отъ перилъ, изъ опасенія, какъ бы горемычный джентльменъ, въ видѣ опыта, не вздумалъ вдругъ подтвердить на немъ свою теорію счастливаго погруженія въ волны.

— Я такъ, напротивъ, часто объ этомъ думалъ, — продолжалъ горемычный джентльменъ, не обращая вниманія на энергическій прыжокъ президента. — Въ журчаньи тихой и прозрачной воды слышится мнѣ таинственный голосъ, призывающій къ вѣчному покою. Прыжокъ — паденіе — кратковременная борьба: нырнули, погрузились опять, — и тихія волны сокрыли вашу голову, — и міръ исчезъ изъ вашихъ глазъ со всѣми бѣдствіями и треволненіями. Прекрасно, прекрасно!

И впалые глаза страдальца сверкали яркимъ блескомъ, когда онъ говорилъ. Скоро, однакожъ, волненіе его прошло: онъ бросилъ спокойный взглядъ на м-ра Пикквика и сказалъ:

— Довольно объ этомъ. Сытый голоднаго не понимаетъ. Мнѣ бы хотѣлось обратить ваше вниманіе на другой предметъ. Вечеромъ третьяго дня, по вашей просьбѣ, читалъ я вамъ свою повѣсть, и, кажется, вы слушали ее съ большимъ вниманіемъ.

— Да, повѣсть во всѣхъ отношеніяхъ…

— Я не спрашиваю вашего мнѣнія и вовсе не желаю знать, что вы можете думать о ней. Вы путешествуете для собственнаго удовольствія — этого довольно. Предположите, что я вручилъ вамъ свою любопытную рукопись… то есть, вы понимаете, что она любопытна не въ художественномъ смыслѣ, a единственно въ томъ отношеніи, что ею представляется очеркъ изъ дѣйствительной жизни. Согласитесь ли вы сообщить ее вашему клубу, который, сколько я могъ замѣтить, безпрестанно вертится y васъ на языкѣ?

— Съ большимъ удовольствіемъ, если вамъ угодно, — отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ. — Рукопись ваша будетъ внесена въ дѣловыя бумаги нашего клуба.

— Въ такомъ случаѣ, вы ее получите, — сказалъ горемычный джентльменъ. — Вашъ адресъ?

Ученый путешественникъ поспѣшилъ сообщить свой вѣроятный маршрутъ, поступившій такимъ образомъ во владѣніе горемычнаго джентльмена. Передъ гостиницей Золотого Быка они раскланялись, и каждый пошелъ своей дорогой.

Товарищи м-ра Пикквика уже встали и давно дожидались своего президента. Завтракъ былъ готовъ, и лакомыя блюда, въ стройномъ порядкѣ, стояли на подносѣ. Вся компанія усѣлась за столь. Чай, кофе, сухари, яйца въ смятку, ветчина, масло и другія принадлежности англійскаго завтрака начали исчезать съ удивительною быстротою, приносившею особенную честь превосходнымъ желудкамъ почтенныхъ сочленовъ.

— Ну, теперь въ Меноръ-Фармъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, доѣдая послѣднее яйцо. — Какъ мы поѣдемъ?

— Всего лучше спросить объ этомъ буфетчика, — замѣтилъ м-ръ Топманъ.

Съ общаго согласія буфетчикъ былъ призванъ на совѣтъ.

— Динглиделль, джентльмены, пятнадцать миль отсюда. Дорога проселочная. Ѣздятъ въ двуколесномъ кабріолетѣ. Хотите?

— Но въ немъ могутъ сидѣть только двое, — возразилъ м-ръ Пикквикъ.

— Такъ точно, прошу извинить, сэръ. Не угодно ли въ телѣжкѣ о четырехъ колесахъ? — Двое сядутъ сзади; одинъ спереди будетъ править… О, прошу извинить, сэръ, это будетъ только для троихъ.

— Что-жъ намъ дѣлать? — сказалъ Снодграсъ.

— Можетъ быть, кто-нибудь изъ васъ любитъ ѣздить верхомъ, — замѣтилъ буфетчикъ, посматривая на м-ра Винкеля. — Верховыя лошади здѣсь очень хороши. Прикажете привести?

— Очень хорошо, — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Винкель, хочешь ѣхать верхомъ?

М-ръ Винкель питалъ въ глубинѣ души весьма значительныя сомнѣнія относительно своего всадническаго искусства, но, не желая помрачить свою репутацію въ какомъ бы то ни было отношеніи, поспѣшилъ отвѣтить скрѣпя сердце:

— Пожалуй, я согласенъ.

— Стало быть, всѣ затрудненія уладились, — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Приготовить лошадей къ одиннадцати часамъ!

— Будутъ готовы, сэръ, — отвѣчалъ буфетчикъ.

Оставалось теперь переодѣться, запастись бѣльемъ и собраться въ добрый путь. Путешественники разошлись по своимъ комнатамъ.

Кончивъ предварительныя распоряженія, м-ръ Пикквикъ вышелъ въ кофейную комнату и смотрѣлъ въ окно на проходящихъ. Черезъ нѣсколько минутъ буфетчикъ доложилъ, что экипажъ готовъ, и тутъ же м-ръ Пикквикъ, передъ самымъ окномъ, увидѣлъ колесницу, снабженную всѣми необходимыми принадлежностями для веселой прогулки.

Это была весьма интересная зеленая телѣжка на четырехъ колесахъ, съ просторнымъ ящикомъ назади для двухъ особъ и съ возвышеннымъ сидѣньемъ напереди. Гнѣдой конь огромнаго размѣра величаво рисовался между длинными оглоблями. Конюхъ, стоявшій подлѣ телѣжки, держалъ за узду другого огромнаго коня, взнузданнаго и осѣдланнаго для верховой ѣзды.