Гоблины. Жребий брошен - Андрей Константинов

— Знаешь, дружище, порой так хочется, чтобы нежно любили твою душу, а между тем тебя ежедневно грубо имеют в мозг.

— Ты в последнее время как-то слишком философски настроен. Я усматриваю в этом последствия оседлой семейной жизни, — усмехнулся Зеча.

— Семейной — да, согласен. А вот для оседлой еще придется малость покочевать. Вот когда окончательно переберемся за речку…

— Ты решил вербануться в талибы?

— Я не за ту речку гутарю. Здесь я имею в виду Дунай.

— Ах вот как? Что ж, вынужден признать: у вас с Катериной отменный вкус.

— А ты тоже женись. Может, тогда и у тебя, наконец, вкус появится.

— Издеваешься? Хотя… если ты мне свою Катюху уступишь, могу подумать. Только, чур, ваши спиногрызы останутся с тобой.

— Ни хрена подобного — уступлю только в полной комплектации.

— Тогда на фиг! Буду и дальше обходиться юными блядями. Тем более что жёны имеют привычку стареть, а вот юные бляди, они, вечно юны… Ладно, чегой-то мы с тобой куда-то не в те горы полезли… Пойду я, пожалуй. Пора, — с этими словами Зеча нацепил солнечные очки и, сунувшись в салон, извлек на свет тяжелую сумку с инструментами.

— Может, все-таки пособить?

— Обижаешь! По-твоему, я уже не в состоянии в одиночку справиться с домашним сейфом? В конце концов, на крайняк у меня есть граната.

— Ну, тады я за тебя спокоен. Я так понимаю, что при таких раскладах в Нижний мы вылетаем завтра?

— Точно так… Ты это… дислокацию поменяй. Давай-ка, встань во-он там, у общаги.

— Будет исполнено, мессир…

Зеча двинулся в сторону панельной девятиэтажки, а Бугаец сел за руль, лихо развернулся и, проехав метров двести, зачалился в указанном месте…

…Ольга и Андрей поднялись на маленькое крылечко и остановились перед неприметной покрытой ражавчиной, словно патиной, дверью. На уровне высоты человеческого роста на ней виднелись следы краски, которой явно замазали и явно недавно какую-то надпись.

— Вот он, заветный вход в нашу каморку. Нарисованного очага, правда, нет, зато ещё неделю назад здесь было написано «Менты-козлы».

— И это конспиративная квартира? — усмехнулась Ольга. — Забавно. Выяснили, и кто же это вас расшиб?

— Бывшая клиентка. Она почему-то была уверена, что в целях обеспечения безопасности мы оплатим ей пластические операции. Словно бы увеличив бюст и придав носу классическую греческую форму, маньяк её ни за что не опознает. — Мешок открыл дверь своим ключом. Сразу за ней оказалась другая, на этот раз с двумя магнитными замками. — Запоминайте, Ольга: верхний код — 1410. Год, в который состоялась битва при Грюнвальде. Помните такую?

— Что-то припоминаю. Это когда поляки намяли бока рыцарям Тевтонского ордена?

— Именно так всё и было. Ну, а нижний — это совсем просто: 1975.

— А какая битва случилась тогда?

— Вроде бы никакой. Просто в 1975-м родился я.

— Да, от скромности вы не умрете, — усмехнулась Ольга.

— Да я вроде пока и не собираюсь. Умирать. — Мешок набрал оба кода и распахнул дверь, пропуская Ольгу вперед: — Милости прошу к нашему шалашу!

Подъезд, в который они вошли, оказался частной вотчиной «гоблинов». Огромная расселенная коммуналка, переделанная в конспиративную квартиру, располагалась на последнем, четвертом этаже. Соответственно, двери былых квартир, выходившие на лестничные площадки второго и третьего этажей, оказались заложены кирпичами. Судя по всему, для их обитателей прорубили новые входы-выходы

Конспиративная квартира представляла собой гигантский, даже по старорежимным меркам коридор, по правой стороне которого шла глухая стена, а по левой выстроились шесть дверей подряд. Все они были без опознавательных табличек-знаков. И все в данный момент были закрыты.

— Идем по порядку, — начал мини-экскурсию Андрей, ведя Ольгу в конец коридора. — Здесь кабинет начальника. Это серверная. Далее оружейка и «секретка». Кабинет, который я делю с Олегом Семеновичем. Кладовка, она же гардеробная. Общая оперская.

Сразу за оперской коридор делал правый поворот на девяносто градусов.

— Соответственно, там, в конце коридора, комната отдыха, — пояснил Андрей. — Она же кухня, она же курилка. Там же отхожие места и душ.

— Ого! Даже душ имеется?

— Имеется. Правда с горячей водой у нас вечная напряженка: она как бы и есть, но ее почему-то постоянно нет… Итак, Ольга, вы готовы начать знакомство с личным составом?

— Вроде да.

— Тогда вперёд! — скомандовал Андрей и, толкнув ногой дверь, зычно скомандовал: — Господа офицеры!..

…В уже знакомой нам комнате в этот час находились четверо сотрудников. Двое из них — Наташа Северова и Тарас, — сидели за компьютерами, но при этом занимались вещами перпендикулярными. Если Наташа, ожесточенно колотя по клавиатуре, явно фиксировала нечто служебное, то вот Тарас, пользуясь отсутствием начальства, беззастенчиво вёл переписку с многочисленными подругами из социальных сетей. Вучетич в своём углу колдовал над разобранной радиостанцией. Женя Крутов сосредоточенно «работал иглой», сшивая материалы архивного дела.

На возглас Андрея все четверо дружно повернули головы и уже в следующую секунду Вучетич и Тарас подскочили с мест, шутливо вытягиваясь во фрунт. При этом Тарас, реагируя на появление Ольги, произнес растянуто-восхищенное «Вау!», рефлекторно пытаясь свернуть страничку на экране монитора. Крутов нехотя поднялся вслед за ними, но при этом смотрел на Ольгу также с интересом. Одна лишь Наташа осталась сидеть, с места буравя новенькую оценивающим взглядом.

— Прошу знакомиться: капитан милиции Ольга Николаевна Прилепина. Будет стажироваться на должность старшего оперуполномоченного… Тарас, будь любезен, верни нижнюю челюсть в исходное положение, а то у тебя сейчас слишком идиотский вид. И перестань насиловать «мышку», я и так знаю, что у тебя там открыто.

— Здравствуйте! — коротко поздоровалась Ольга, бегло оглядывая народ и окружающие декорации.

— Здрасьте-здрасьте, — фыркнула с места Северова.

Новенькая не понравилась ей сразу — уже одним лишь тем, как преувеличенно-заинтригованно вперились в неё все, без исключения, «гоблины-самцы». Хотя смотреть там, по мнению Натальи, особо было и не на что: не лишённая приятности («но не более того!») мордашка, абсолютно неуместное каре («обычная коротая стрижка, — с её-то глазищами! — смотрелась бы куда более эффектно»), не самая выдающаяся грудь («у меня побольше будет!»). Плюс — самоуверенный («чересчур самоуверенный для первого появления на новом месте!»), даже где-то дерзкий взгляд. «А ногти! Это же просто кошмар! — с презрением профессионала заключила Северова. — Ей что, вообще неизвестно о существовании педикюра?»

Между тем Вучетич, приветливо улыбаясь, подошел к Ольге и протянул ей руку:

— Виталий Алексеевич. Можно просто Виталий. Э…э… язычок. Вы позволите?

— Что?

— У вас на сумочке язычок от молнии отломался, — показал глазами Вучетич. — Давайте починю. У меня, кажется, было что-то похожее.

— Ой, и правда! А с утра еще на месте был, — подрастерялась Ольга. — Это, наверное, в метро…

— Виталя у нас в отделе навроде Левши, — пояснил ей Мешок. — Ремонтирует, рационализирует, выводит из строя и вводит обратно. Починяет примуса и подержанные иномарки. Паяет всё, что паяется, лудит всё, что лудится…

Очухавшись, к новенькой подскочил Тарас и, среагировав на автоматически протянутую руку, не пожал оную, а неожиданно чмокнул в запястье.

— Тарас! Шевченко! Чертовски приятно!

— Мудит, всё, что мудится. Тупит, всё, что тупится, — пояснил Вучетич с предыдущей интонацией начальника.

Шевченко бросил на него недовольный взгляд:

— А вы, молодой человек, попридержали бы язык! И, в самом деле, займитесь-ка лучше язычком.

Виталий, усмехнувшись, возвратился на свое место, положил Ольгину сумку на стол и принялся рыться в ящиках в поисках «чего-то похожего».

— Безумно рад! — снова обратился Шевченко к Ольге. — По первости, пока не обзаведетесь полноценным рабочим местом, готов разделить с вами служебный стол. Будем, так сказать, работать в тандеме.

— А «Шевченко» — это что, прозвище такое?

— Обижаете, я на самом деле Тарас Шевченко. Поэт-песенник. Хотите, могу служебное удостоверение показать?

— Ты мне лучше сопроводиловку по Айрапетяну покажи, — вмешался Андрей. — Шеф лютует. Говорит, ему в убойном всю плешь проели…

— Ну, начинается! — скривился досадливо Тарас и, усевшись за компьютер, принялся нарочито громко стучать по клавиатуре.

— А это — ум, честь и совесть нашего подразделения, преподобный Евгений Александрович Крутов. Некоторым он представляется излишне угрюмым, но здесь, скорее, аскетичность философа, нежели безнадежие пессимиста, — Крутов, чуть поморщившись от озвученной Мешком характеристики, молча пожал Ольге руке. — Ну, и наконец, из присутствующих представляю нашего аналитика. Она же — секретчик. Она же — делопроизводитель. Она же — очаровательная, хотя и не без вредности, женщина…