Волшебный дар - Чингиз Абдуллаев

Куда именно — можно было догадаться, даже не зная языка. Когда тебя так далеко и от души посылают…

Дронго вернулся в кресло напротив Брюлея. «Ну и черт с ними, — раздраженно подумал он, — в конце концов, это не наше дело». Комиссар оставался невозмутимым. Он пыхтел своей трубкой, даже не шелохнувшись. Затем посмотрел на Дронго и сказал:

— Кроме французского, я еще знаю английский и немного понимаю итальянский.

— Я тоже понимаю итальянский, — усмехнулся Дронго.

— Перевести тебе, куда он нас послал, или ты понял?

— Здесь перевода не требуется. Я думаю, вы не раз слышали такие выражения в ваших полицейских участках от итальянских эмигрантов.

— И ты думаешь, мне приятно было это слышать?

— Не думаю. Приятно то, что у нас есть повод еще раз поговорить с сеньором Энрико Вилари, — неожиданно заявил Дронго.

— Значит, ты тоже обратил внимание на его слова? — Комиссар достал трубку, посмотрел по сторонам. Жозе Монтейру, словно прочитав его мысли, бросился к ним с пепельницей. Он так и не решился сказать, что здесь нельзя курить. Оставив пепельницу на столике возле комиссара, портье так же быстро исчез.

— Когда начинается скандал, важно следить за каждым словом и каждым жестом говорящих, — улыбнулся Дронго, — кажется, так вы меня учили?

— Я думаю, ты всему научился сам, — добродушно возразил комиссар, — но мы с тобой одновременно обратили внимание на слова Энрико Вилари.

— Он проговорился, — согласился Дронго, — неожиданно для самого себя он проговорился.

— Да, да, — покачал головой Брюлей. — Ты сказал, что ее убили, но ты не говорил, что ее застрелили.

— Верно. А Энрико Вилари ответил, что они не виноваты, поскольку уехали до того, как Сильвию застрелили. Если это так, откуда он знал, что в нее стреляли? Я не говорил ему, как ее убили. И откуда он узнал о времени?

— Все правильно. Я полагаю, что мы поужинаем, а потом его навестим. Только скажи мне честно, ты умеешь посылать так же далеко по-английски?

— Думаю, что получится. Нужно будет немного потренироваться, — ответил Дронго, и они улыбнулись друг другу.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Ужин прошел невесело. Напуганные официанты ходили по залу, стараясь ступать как можно тише, гости почти не разговаривали.

За столиком в углу сидела приехавшая несколько часов назад семья в составе высокого мужчины лет сорока, красивой молодой женщины и двух детей — девочки и мальчика. Семейство прибыло сюда на отдых из Швейцарии. Было заметно, что, несмотря на некоторую сдержанность, присущую жителям немецкоговорящих кантонов этой страны, новые гости недоумевали, почему все вокруг такие мрачные. Им казалось, что экспансивные южане — португальцы и испанцы, должны быть гораздо более шумными и разговорчивыми. Но сегодня здесь не играла музыка, никто не шутил и не смеялся. И поэтому даже дети, догадываясь, что в отеле происходит нечто необычное, старались не шуметь. Тихо подходя к «шведскому столу», они осторожно накладывали себе еду и так же спокойно возвращались на свои места.

Дронго и Брюлей обратили внимание, что Кэтрин и ее супруг так и не появились в ресторане. Не спустились вниз ни мистер Фармер, ни хозяин отеля Мануэль Сильва, в обычные дни предпочитающий ужинать вместе с гостями. Зато адвокат Карнейро пришел на ужин одетый, как на прием в зарубежное посольство. На нем был темно-синий костюм в полоску, белая сорочка и красно-серый галстук. Он сидел в одиночестве и с удивительным, если не сказать неприличным, аппетитом ел рыбу. Увидев комиссара, адвокат кивнул ему в знак приветствия, но к их с Дронго столику подходить не стал.

— У вашего «клиента» такой хороший аппетит, — заметил Дронго, указывая на адвоката, — он ведет себя так, словно ничего не произошло.

— Адвокаты обладают иммунитетом против подобных несчастий, — зло произнес Брюлей. Затем, чуть помолчав, добавил: — И не только адвокаты. Еще и патологоанатомы, которым все равно, кого препарировать, и полицейские комиссары, которые видят столько дерьма в своей жизни, что становятся бесчувственными людьми. Или ты думаешь, что я не прав?

— Это зависит от конкретного человека, — дипломатично заметил Дронго, но не стал развивать свою мысль. Его внимание занимала пани Илона, сидевшая за столиком вместе с Шокальским и что-то ему выговаривавшая. Пан Тадеуш слушал женщину молча. Он качал головой в знак согласия, иногда пытался вставить несколько слов, но в общем не возражал ей. Выглядела пани Томашевская чрезвычайно недовольной.

Мурашенков и Сарычев ужинали, лишь изредка обмениваясь фразами. Причем в основном говорил Сарычев. Мурашенков время от времени что-то отвечал, но чаще слушал своего партнера рассеянно, думая о чем-то своем.

Луиза, сидевшая на краешке стула, вообще ничего не ела. Она медленно ковыряла вилкой у себя в тарелке и иногда умоляюще смотрела в сторону комиссара, словно видя в своем соотечественнике единственного человека, который мог ей помочь.

— Нашу парочку, наверное, допрашивают наверху следователи, — предположил Дронго. — Интересно, откуда этот тип узнал о смерти Сильвии? Или это он все подстроил? Но тогда получается, что у него в отеле был помощник.

— А если он специально сделал все, чтобы подозрение вызвала именно Луиза? — предположил Брюлей. — Я не собираюсь ее защищать, но вполне возможно, что он сам вошел в комнату Сильвии, застрелил ее и затем спустился вниз к жене, с которой уехал в Фаро, уже зная, что Луиза отправится к Сильвии.

— Когда перед отъездом Кэтрин разговаривала со мной на террасе, — начал припоминать Дронго, — Энрико прервал нас, сказав, что им пора ехать. И добавил при этом, что надо бы подняться наверх за куртками, которые им нужно взять с собой на случай прохлады.

— Она была в куртке, — сказал Брюлей, не поднимая головы от тарелки.

— Он тоже, — напомнил Дронго. — Значит, он возвращался утром к ним в номер за куртками. Когда мы разговаривали в холле, она была в той же самой одежде, что была на ней утром, до отъезда. Я не думаю, что Кэтрин тоже поднималась к себе. Иначе она бы обязательно переоделась.

— Ты неплохо разбираешься в психологии этих дамочек. И в их гардеробе, — пробормотал комиссар. — Хорошо, что ты обратил внимание на одежду. Выходит, он поднимался наверх… Чем больше мы говорим об этом прохвосте, тем больше подозрений он вызывает.

— Несколько судимостей, бурная прежняя жизнь… Этот альфонс и жуир, кажется, больше всех мог выиграть от смерти Сильвии Фармер. Конечно, Кэтрин и без того очень богатая женщина. Но теперь она вдобавок и единственная наследница дядюшки-миллиардера.

— И ты думаешь, что Вилари убийца? — спросил Брюлей.

— Уж больно все сходится, — пробормотал Дронго, — я привык не доверять слишком очевидным фактам. Нужно подумать и о других подозреваемых.

— Правильно, — комиссар наконец поднял голову и посмотрел на Дронго. — Дело в том, что мы приписываем этому типу чересчур много ума. Но если он такой умный, то должен был просчитать, что его-то и будут подозревать в первую очередь.

— Именно это мешает мне поверить в его виновность, — пробормотал Дронго, — хотя вы видели, как Кэтрин и Сильвия ненавидели друг друга.

Он опять посмотрел на Илону, которая по-прежнему гневно отчитывала за что-то своего спутника. Шокальский уже пробовал возражать и совершенно очевидно нервничал.

— Кажется, тебе очень нравится эта польская пани, — неожиданно сказал Брюлей, снова опустивший голову. Даже не глядя на Дронго, он догадывался, куда тот смотрит.

— Она недовольна, — заметил Дронго, — она очень недовольна и выговаривает своему спутнику. Тот пытается оправдаться.

— И что ты об этом думаешь? — Комиссар глотнул из высокого стакана. За ужином он не пил вина, предпочитая обычную минеральную газированную воду.

— Мне кажется, она недовольна своим появлением здесь. Ведь многие знают об их отношениях с Джеймсом Фармером двадцать лет назад. И ей неприятно, что она может попасть в список подозреваемых. Хотя местным полицейским, кажется, об этом еще ничего не известно. Но им могут подсказать.

— Тебе нужно с ней поговорить, — заметил комиссар. Он огляделся по сторонам в поисках пепельницы, уже собираясь достать свою трубку. Но запрет на курение в помещении ресторана был категорическим. Курить разрешалось только за столиками на открытой террасе.

Илона поднялась и, не дожидаясь десерта, вышла из ресторана. Шокальский что-то неразборчиво пробормотал ей вслед. Адвокат Карнейро, следивший за ними, разрешил официантке убрать его тарелку и принести ему кофе. Мурашенков и Сарычев сделали вид, что не смотрят в сторону поляков, хотя было заметно, как они внимательно наблюдали за ссорой своих возможных соперников.

Ужин подошел к концу.

— Мне нужно еще раз поговорить с этим Карнейро, — поднимаясь из-за стола, сказал комиссар и презрительно мотнул головой в сторону адвоката, — хочу узнать, кого он подозревал, когда вызывал меня в Алгарве. И если подозревал конкретного человека, почему не сообщил мне об этом раньше.