Позови меня… - Ульяна Соболева

Настоящие, чистые, вкусные.

И уже плевать, что согласие вернуться вырвано этой своеобразной пыткой, плевать, что ее колотит крупной дрожью, что после перехода ее ноги подкашиваются и она едва не падает на землю. Подхватываю ее на руки, вдыхая ее запах, чувствуя, как всего на мгновение, но аромат волос кружит голову, и улыбаюсь, когда слышу ее крик. Да, малыш, кричи! Кричи, ведь ты узнала! И этот дом, наш дом, и эти стены, и эту комнату. Это я каждую ночь мучил тебя снами, отправляя воспоминания, свои, твои и наши общие. Это я разделил твою жизнь надвое, не позволяя забыть окончательно эту жизнь, отстраниться от прошлого. Это я вкладывал в твое сознание болезненные картины прошлого, получая удовольствие от осознания того, что хотя бы во сне, но ты будешь со мной. Пусть в кошмарах, но моя. И, как самый страшный кошмар, я постепенно выходил за рамки сновидений, заполняя твои мысли, выплескиваясь на страницы твоих книг… Все в мире материально, малыш. Ничто не возникает ниоткуда. Нет выдуманных героев, нет созданных воображением жизней. Каждая история выстрадана своим автором, каждый герой когда-либо существовал в реальности. Вопрос только в том, в какой…

Глава 8

Меня вывезли с Острова. Мечты сбываются. Сейчас это звучало довольно мрачно. Я понимала, что это не означает ничего хорошего. Но с другой стороны, у меня появилось время. Никто не понимает, насколько дорогим бывает время. Его не купишь за деньги, не подвинешь, не перенесешь, не проигнорируешь, оно неумолимо. Обычно каждую его секунду начинаешь ценить только тогда, когда осознаешь, насколько мало его у тебя осталось, или в те мгновения, когда хочется, чтобы оно остановилось.

Мое внутреннее любопытство и какой-то противоестественный восторг заставляли меня то и дело смотреть в иллюминатор на проплывающие облака, на слепящие лучи солнца. Поразительно, но я чувствовала себя свободной. Да, со связанными руками, изодранной спиной, голодная, напуганная, я чувствовала себя свободной от Острова. Где-то внутри я ясно понимала, что туда уже не вернусь никогда, а значит, я освободилась. Я больше не безликое существо в синей униформе, я та, кто разворошил это осиное гнездо, и меня запомнят. Надолго. А еще я искренне надеялась, что принесла неприятности Фиру. Пусть не такие как у меня, пусть незначительные, но я насолила этой твари.

Конвоирам было совершенно наплевать, что я делаю. Они о чем-то говорили между собой и смеялись. Обо мне забыли. Скорее всего, это плохой знак, но какое им дело до связанного Нихила в драной одежде, измазанной в грязи и вывалянной в песке. Нестерпимо болели раны на спине, но я старалась не думать о них. Вероятнее всего, там, за чертой Острова, меня ждут худшие испытания, чем пытки Фира. Я еще не понимала, почему меня оставили в живых. Но это давало слабую надежду на отсрочку казни. Вытерплю ли я все то, что вытерпели казненные надзиратели? Я не боялась боли. Нас учили ее не бояться, нас вообще приучали к ней как к естественному состоянию. Каждодневные опыты вырабатывали иммунитет к физическим страданиям. Особенно у меня — ведь я их помнила до мельчайших деталей, и, тем не менее, каждый день я должна была делать вид, что ничего не понимаю, и снова идти на эту пытку добровольно, иначе… иначе меня, скорее всего, ждала бы участь ДР24. Хотя, кто знает, может, ей повезло намного больше, чем мне.

Вертолет приземлился, и меня схватили за шкирку, как паршивого котенка, вытащили наружу, пиная и толкая, а когда я падала, за волосы ставили на ноги. Я даже не представляла, во что превратилась моя кожа — в сплошной синяк. Оглядывалась по сторонам, несмотря на весь ужас, на дрожащие колени, сбитые босые ноги, я все же жадно рассматривала тот мир, в который попала. Хотя рассматривать особо было нечего. Изолированный частный аэропорт на пустыре, окруженном голыми деревьями и высоковольтными столбами. И, тем не менее, это не Остров, здесь даже воздух иной, атмосфера. По-прежнему пахло свободой. Наивная идиотка. До свободы в полном смысле этого слова мне еще очень далеко. Если вообще возможно.

Меня забрал автомобиль. Я тогда впервые в жизни села в машину. Очень странно, если учесть, что теоретически я умела ею управлять, практику мы проходили на тренажерах. Я вполне могла сесть за руль с закрытыми глазами, даже за управление вертолетом или мотоциклом. Нас учили всему, кроме способности читать и писать. Хотя я все же старалась научиться сама и иногда на песке выводила те буквы, которые видела, или цифры и запоминала их.

Мы ехали довольно долго, я не могла рассмотреть ровным счетом ничего за тонированными стеклами автомобиля. С двух сторон от меня сидели конвоиры, продолжая беседовать и перекрикиваться с водителем.

— Зачем она ему?

— Не знаю. Понятия не имею. У Нейла какие-то свои критерии и запросы.

— НМ12 мы не возили к нему.

Конвоир бросил взгляд на меня, а потом на своего дружка.

— Плевать, ее все равно уничтожат после допроса.

— НМ12 тут же отправили на задание, которое она провалила и была ликвидирована.

— Тогда какого… зачем сейчас?

— Черт его знает, что у него на уме. Не лезь в это. Меньше знаешь — дольше жив.

Конвоир снова повернулся ко мне, окинул взглядом, словно лапая, словно касаясь, как мерзкими щупальцами, этими сальными глазками «ощупывая» мое тело.

— Красивая.

Второй фыркнул и засмеялся.

— Думаешь? Да у него женщин столько, сколько ты не видел за всю свою жизнь, плюс сто лет вперед. Нахрена ему Нихил, когда можно трахать любовницу Императора, или девку Сезара, или любую другую высокородную шлюху?

— А я бы оттрахал эту.

Он протянул руку и дернул мой локон, который упал мне на глаза. Я повела головой, и он сжал мои волосы пятерней.

— Не дергайся, сука! Когда тебя прикажут казнить, ты пройдешь через меня. Так что будь посговорчивей, и я отымею тебя более гуманно.

Второй фыркнул.

— Она зеленая. Не спелая. Не люблю таких. Несозревших. Кожа да кости.

Пальцы на моих волосах разжались и поползли по шее к груди. Я закусила губы, чтобы не закричать, к горлу подкатил приступ тошноты, когда ладонь накрыла мою грудь и сильно сжала.

— Еще как созрела. Я бы погрыз ее розовые соски, пожевал до крови.

Зажмурилась, мысленно отстраняясь от холодных пальцев ублюдка, которыми он шарил у меня за пазухой.

— Я знаю толк в маленьких, грязных куколках. Они часто проходят через меня перед тем, как отправляются на тот свет. Она многому научена, да, дрянь? Тебя же учили, как ублажать мужчин, маленькая шлюха?

Он сжал мой подбородок, заставляя поднять голову, но я снова повела ею, не поднимая глаз.

— После допроса Нейла от нее останется лишь жалкая тень. Он раздерет ей сознание, покалечит разум, и ты будешь трахать полуживой труп.

— В этом тоже есть своя прелесть. — Его холодные пальцы сжали сосок, и я мысленно раздробила ему все кости, освежевала и посадила на кол, как и тех двоих надзирателей. — Посмотри мне в глаза! Ну! Сука! Смотри мне в глаза!

Я посмотрела, вкладывая в свой взгляд все презрение, которое клокотало во мне.

— Наглая. Дерзкая. Бракованная! Хозяину не понравится твоя дерзость, и он велит выколоть тебе глаза. Так что лучше на него ТАК никогда не смотри.

Шпили башен здания возвышались над высокой серой стеной, обнесенной по периметру колючей проволокой. Массивные ворота поднялись наверх, пропуская автомобиль вовнутрь, и бесшумно опустились за нами. Тогда я не могла точно описать это строение, мне было не с чем сравнивать, разве что с нашими корпусами на Острове. Сейчас я бы сравнила это здание с замком. Но совершенно модернизированным изнутри. Здесь царила странная атмосфера глухой тишины. Никаких звуков, кроме карканья ворон и завывания ветра.

Я видела торчащие из потрескавшейся земли кустарники, голые деревья. Сухая листва хрустела под босыми ногами, клубы тумана путались между деревьями, как рваная вата. Посмотрела на окна здания за тонкими прутьями решеток. Или стекла затонированы, или там кромешная тьма. Если сравнить с секторами и корпусами Острова, то это здание казалось огромным и страшным живым организмом, словно пропитанным мрачностью и угрозой.

Я дрожала, как осиновый лист, мелкой и крупной дрожью, отбивая зубами барабанную дробь от холода, чувствуя, как меня одновременно и тошнит, и сосет под ложечкой от голода. На Острове нас трое суток не кормили. Меня не тащили, я шла следом за надзирателями и чувствовала, как меня переполняют противоречивые чувства: от ужаса до совершенно абсурдного предвкушения встречи. Тогда у меня не было понимания нормальности своих эмоций, мне было опять-таки не с чем сравнивать. Я просто плыла по течению, без права выбора. Но я свой выбор сделала в тот момент, когда нарушила законы Острова, и прекрасно понимала, что за это последует расплата. Мне не было страшно, я была готова умереть, потому что мне никогда не простят того, что я пошла против системы, сломала их размеренную, монотонную жизнь.