Хам и хамелеоны. Роман. Том I - Вячеслав Репин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что-то серьезное?
– Лейкоз… Острый лейкоз, – сказала Аделаида и торопливо отвела взгляд.
– Это что-то с кровью связанное? – спросила Нина.
– Раньше это называли белокровием, а теперь так…
У Ады задрожал подбородок.
– У Сережи?! – изумилась Нина.
– Вроде вылечили, а сейчас вот… опять нужно обследовать.
– Бедный мальчик. Я бы не подумала никогда… Такой живой, такой умница, – с неподдельным сочувствием сказала Нина.
– Я, кстати, собиралась позвонить вам… после того вечера. Ваш знакомый, американец… он просил у меня один адрес и оставил ваш телефон. Но я куда-то его засунула, – сменила Аделаида тему. – А мой друг, он сейчас в командировке, так что спросить было не у кого…
По голосу Адели чувствовалось, что сказанное требует от нее какого-то усилия. И Нина с ходу почему-то догадалась, что Грабе обратился к Аделаиде с пустой просьбой только ради того, чтобы не потерять с ней контакт. Переборов в себе что-то смутное, протестующее, Нина отыскала в сумке ручку и стала торопливо писать на бумажной салфетке:
– Это мобильный, а это домашний… Вы поосторожней с ним, я имею в виду – с Ласло. Не такой уж он растяпа. У всех у них одно на уме… – Нина смущенно умолкла.
Аделаида, потупившись, произнесла:
– Ваш муж говорил, что он очень порядочный, хоть и циник… этот Грабе.
– Мой муж?
– Тогда, в ресторане.
– Мой муж еще и не такого наговорить может.
– Мне он показался человеком… обходительным, – помедлив, прибавила Аделаида.
– Мой муж умеет производить впечатление.
– Нет… я американца имела в виду. Хотя ваш муж тоже выглядит человеком… – Адель не договорила.
– Проныры – что один, что другой. Деньги делают – два сапога пара, – вынесла Нина неожиданный вердикт. – А чтоб дифирамбы друг другу петь – много ли нужно ума?
Аделаида устремила на нее вопросительный взгляд. Нина же, силясь перебороть в себе очередное замешательство, старалась понять, почему тон собеседницы отдает для нее чем-то двусмысленным, чем-то слишком новым.
– А вы? Вы работаете? – спросила Нина.
– Нет. Я живу на содержании, – просто ответила Аделаида.
Нина попыталась скрыть удивление.
– На содержании… у этого человека, Вереницына? С которым вы были в ресторане?
Аделаида кивнула головой и, помешкав, добавила:
– Ничего хорошего, если хотите знать.
– А как же ваш мальчик? – обескураженно спросила Нина.
– С тех пор как я живу у Аристарха… Ивановича, Ёжик то со мной, то с мамой. Вместе и врозь, – сказала Ада. – Но чаще всё же с мамой. У меня своя квартира, здесь рядом. Крохотная… То есть, я ее снимаю… У него столько детей было, что он не любит, когда я привожу в его дом Сережу.
– Вы так не похожи на… – Нина не могла подобрать слова.
– На содержанку? – продолжила Адель.
– Я в дурацкое положение вас ставлю. Извините… Я даже не знаю, как можно жить сегодня, если ты одна, – сказала Нина. – Да еще если ребенок. Не представляю…
– Да нет, всё нормально… Я действительно содержанка… Позорно, нехорошо… И мне действительно стыдно за это… Но я… мне просто некуда деваться. – В голосе Аделаиды прозвучало что-то похожее на упрек. – После смерти папы мы с мамой оказались совсем без средств, не знали, как за квартиру заплатить. Сначала я работала. У жулья всякого. Эти люди мало того что непонятно какие дела проворачивают, фальшивыми бумажками прикрываясь, так еще и зарплату выдают, когда им в голову взбредет. Распространенная практика в наши дни, но пока не столкнешься… Худо-бедно мы сводили концы с концами. А потом Ёжик заболел…
– И как же вы теперь? – растерянно спросила Нина.
– Ничего не поделаешь… Вот так и живем. У меня ведь нет прописки – на работу нормальную не устроиться, а лечение жутко дорогое… Даже не знаю, чем всё это закончится, думать об этом не хочу – боюсь… Острый лимфолейкоз лечить вроде научились, но иногда болезнь возобновляется. Я думала – всё, пронесло. Меня уверяли, что выздоровление полное. Анализы все в норме были. А теперь вот опять хотят положить на обследование… – Аделаида сжала кулаки так, что побелели костяшки, и прошептала: – Стала бояться всего на свете, не представляете… Помощи ждать не приходится. Значит, выкручивайся как знаешь. Латвия – это же теперь заграница. Мы жили в Риге. У мамы и теперь там квартира. Отец работал на военном заводе. После его смерти она там застряла…
– Где вы лечитесь? – помедлив, спросила Нина.
– В Морозовской больнице. Нам предлагают в Республиканскую лечь… это на Ленинском проспекте, у них лучше условия, но драть там с нас будут, как с иностранцев. Тысяч двадцать, как минимум, придется отдать. Долларов, конечно… Есть и другие клиники, но там еще дороже… – Помолчав, Аделаида добавила: – Теперь всё есть – лекарства, условия, врачи хорошие. Были бы деньги…
– Как же другие выходят из положения? – задумчиво спросила Нина.
– Не знаю. Каждый по-своему, наверное. Кто-то квартиру продает, кто-то в долги влезает, кто-то спонсоров ищет, милостыню просит… Да ладно, не всё так фатально. Ляжем в Морозовскую, а там будет видно…
– Если вы живете на содержании у этого человека, почему он вам… не помогает? – осторожно поинтересовалась Нина.
– Не могу же я посадить ему на шею всех своих родственников.
– Но ведь это больной маленький ребенок!
– Господи, всё очень сложно, всего и не расскажешь… У меня ведь тоже есть принципы. Ничего, как-нибудь выкрутимся.
Взглянув на часы над барной стойкой, Аделаида всплеснула руками.
– Уже половина девятого! Мне нужно идти. Ты извини, ради бога! – неожиданно перешла она на «ты».
Нина подозвала официанта, чтобы расплатиться. Аделаида, не дожидаясь, пока он подойдет, вытащила из кошелька пару купюр, положила на стол, несмотря на Нинины протесты, и, на ходу попрощавшись, полетела к выходу.
В безлюдном отделении стоял тяжелый больничный запах. Медсестра за столиком перебирала склянки при свете настольной лампы. В противоположном конце коридора две женщины в белых халатах выводили из процедурной мальчика. Тот с трудом передвигал забинтованные ноги…
С некоторым замиранием в груди Нина шла по коридору, поглядывая на номера палат, и в ту самую секунду, когда взгляд ее наткнулся на нужную дверь, она вдруг начисто лишилась уверенности в себе и повернула назад. Она спустилась в вестибюль, сняла бахилы, забрала в гардеробе пальто и вышла на улицу, решив ждать, как и договаривались, на выходе, возле скамеек и клумбы…
Накануне вечером Нина позвонила Аделаиде, чтобы обрадовать ее хорошей новостью. Знакомый педиатр пообещал организовать консультацию у известного гематолога, который будто бы даже согласился забрать ребенка в свое отделение и провести полное обследование, причем без каких-либо «компенсаций», раз уж не было полной ясности в том, нуждается ли малыш в лечении вообще. Педиатр выдвинул единственное условие: он хотел предварительно ознакомиться с Сережиной историей болезни.
За истекшую неделю мальчика успели положить в Морозовскую больницу, и все его документы, естественно, находились теперь там. Нина попросила Аду забрать их хотя бы на время, чтобы снять копии, но та неожиданно воспротивилась.
Гематолог из Республиканской детской больницы работал по совместительству в клинике Румянцева. Казалось бы, чего еще желать? Но Аделаида вдруг заупрямилась: от Нининых благодеяний наотрез отказывалась, бескорыстную помощь принять не хотела или просто не верила в нее. Нина настаивала, просила о встрече, хотела еще раз всё обсудить с глазу на глаз…
Аделаида показалась в дверях больницы с получасовым опозданием. И едва она быстрым шагом приблизилась к скамье, как Нина сразу уловила исходящее от нее недоверие, которое почувствовала еще по телефону.
– Из окна увидела, что ты уже здесь. Извини, не могла раньше выйти, – сказала Адель. – Холод какой, околеть можно!
– На солнце тепло. А я ведь чуть, было, не… – увидев вопросительный взгляд Ады, Нина поняла, что не должна говорить, что уже поднималась в отделение, подкупив дежурную коробкой зефира в шоколаде. – Ну что там происходит?
Адель опустилась рядом на скамью и покачала головой.
– Врач, с которым я хотела познакомить тебя, порядочный человек, ручаюсь, – тихо сказала Нина.
– Не в этом дело.
– Он со мной сегодня хотел приехать.
– Сюда?!
– Да. Но я подумала, что неловко ведь могло получиться. Здесь же свои врачи. Еще обиделись бы за недоверие… Еле отговорила его.
– Зря ты всё это затеяла, Нина, – уныло произнесла Адель.
– У тебя «стрелка» на чулке… внизу, посмотри, – заметила Нина.
Адель посмотрела на ногу.
– Чертовы тумбочки! А ты бы видела детишек! Как зверюшки на приеме у ветеринара. Такие смирные, послушные… затравленные.