Ночь разбитых сердец - Нора Робертс

Он почти покончил с этим этапом и хотел продлить его, из­влечь из него все возможное, прежде чем двигаться дальше.

Он загнал ее в «Приют» и сделал это безукоризненно, иде­ально! При этой мысли он самодовольно хихикнул. Все должно произойти именно там, иначе давно бы уже произошло: у него было полно возможностей.

Но он всегда стремился к совершенству. Если ему удастся осуществить задуманное, замкнется идеальный, круг. Сначала Аннабелл, потом дочь Аннабелл. Она станет его триумфом, его шедевром!

Какое наслаждение – заявить на нее права, овладеть ею, убить ее…

И каждый этап будет запечатлен на пленке. О, Джо, несо­мненно, оценит. Он с нетерпением ждал момента, когда сможет все объяснить ей – единственному человеку, способному по­нять его амбиции и его талант.

Ее фотографии неодолимо притягивали его, рождали чувство близости к ней. И им предстоит стать еще ближе!

Улыбаясь, он прополоскал отпечаток и положил его в ван­ночку с фиксажем. Аккуратно проверил температуру жидкости и терпеливо ждал, когда зазвенит таймер и можно будет вклю­чить верхний свет.

Прекрасно, просто прекрасно! Отличная композиция. Дра­матичное освещение – идеальный ореол вокруг лица, изуми­тельные тени, подчеркивающие очертания тела и сияние кожи. Да и сам объект – совершенство.

Когда фотография была полностью закреплена, он вынул ее из ванночки и поместил под струю воды. Теперь можно было позволить себе помечтать о будущем.

Сейчас он ближе к ней, чем когда-либо, они связаны этими фотографиями, в которых отразились их жизни. Ему не терпе­лось послать следующую, но он знал, что должен очень точно рассчитать время.

На рабочем столе рядом с ним лежал открытый потрепанный дневник. Четко выведенные слова выцвели от времени, он любил их перечитывать иногда.

Решающее, бесповоротное мгновение – конечная цель моей ра­боты. Я должен запечатлеть на пленке то мимолетное событие, в котором все детали, вся динамика объекта достигают кульмина­ции. А что в мире более бесповоротно, чем смерть? Как еще мо­жет фотограф достичь высшей власти? Спланировать, отрежиссировать эту смерть и стать ее причиной. Только смерть соединяет художника с объектом, и художник становится частью искусст­ва, сливается с созданным им образом.

Как всякое великое творение, этот образ нельзя тиражиро­вать. Мне предстоит убить только одну женщину, и поэтому я выбрал ее с необыкновенной тщательностью.

Ее имя – Аннабелл.

С тихим вздохом он повесил фотографию сушиться и вклю­чил белый свет, чтобы получше рассмотреть ее.

– Аннабелл, – прошептал он. – Ты такая красивая! И твоя дочь – твое воплощение.

Аннабелл продолжала смотреть на него широко раскрытыми мертвыми глазами. Он оставил ее и отправился завершать под­готовку к поездке на остров.

Глава 5

Паром плыл через Пеликанов залив на восток, к острову. Нэтан Делани стоял у поручней правого борта, как когда-то де­сятилетним мальчишкой. Это был другой паром, и Нэтан созна­вал, что давно уже не мальчишка. Но ему хотелось как можно точнее воссоздать в памяти то время.

Холодный ветер налетал с океана, принося с собой резкие, дразнящие запахи. Тогда было теплее, но ведь сейчас только се­редина апреля.

И все-таки очень похоже! – думал он, вспоминая, как стоял с родителями и младшим братом у поручней того, другого, па­рома, стараясь разглядеть таинственный остров, нетерпеливо ожидая начала летних каникул.

Остров не изменился. Все так же вонзались в небо величест­венные виргинские дубы, покрытые кружевными лишайника­ми, по берегам, за полосой песка, росли капустные пальмы и еще не расцветшие магнолии с блестящими листьями.

Цвели ли магнолии тогда? Маленький мальчик, предвкушав­ший приключения, вряд ли обращал внимание на цветы…

Нэтан поднял бинокль, висевший у него на шее. В то далекое утро отец помог ему настроить бинокль, чтобы поймать стреми­тельный бросок дятла. И, конечно, началась драка, потому что Кайл потребовал бинокль, а Нэтан не хотел отдавать.

Он вспомнил, как смеялась над ними мама, а отец наклонился и защекотал Кайла, чтобы отвлечь его. Нэтан мог представить, как они выглядели со стороны. Красивая женщина с развеваю­щимися волосами, с темными, весело сверкающими глазами. Два дерущихся мальчика, крепких, ухоженных. И мужчина – высокий, худой, смуглый.

Теперь из них всех он остался один. Только исчез упитанный мальчик, уступив место взрослому мужчине с длинными ногами и узкими бедрами – как у отца. Когда он смотрел в зеркало, то узнавал темно-серые глаза и впалые щеки отца. Но выразитель­но очерченный рот он унаследовал от матери вместе с ее темно-каштановыми волосами, отливающими красным золотом. Отец говорил, что эти волосы похожи на старое красное дерево.

Неужели дети – действительно всего лишь фотомонтаж, на­ложенные друг на друга отпечатки родительских лиц? – поду­мал Нэтан. И содрогнулся…

Опустив бинокль, он смотрел, как остров постепенно прини­мает четкие очертания. Он уже различал редкие дома, дороги, прямые или извилистые, буйство красок полевых и лесных цве­тов. Среди деревьев мелькнул ручей. Таинственностью веяло от темных теней густого леса, где когда-то жили дикие лошади и кабаны. Загадочно мерцали болота с колышущимися лезвиями золотисто-зеленой травы, поблескивавшей на утреннем солнце.

Все было подернуто зыбкой пеленой. Как во сне…

Затем что-то белое блеснуло на холме. Мигнул солнечный луч, отразившийся от стекла. «Приют», подумал Нэтан и не вы­пускал его из окуляров бинокля, пока паром не повернул к при­чалу и дом не исчез из виду.

Нэтан отвернулся от поручней и пошел к своему джипу. Когда он захлопнул за собой дверцу машины, из звуков оста­лось лишь тихое жужжание паромных двигателей, и он подумал, не сошел ли с ума, решившись вернуться в прошлое и некото­рым образом повторить его.

Когда сложил все необходимое в этот джип, собираясь поки­нуть Нью-Йорк, оказалось, что вещей удивительно мало. Но ведь он никогда ничего не копил. У него просто не было такой потребности. Это, кстати, очень облегчило развод с Морин два года назад: он сэкономил им обоим много сил и времени, когда предложил забрать все, что ей нужно, из их квартиры в Вест-Сайде.

Надо сказать, она поймала его на слове и опустошила квар­тиру, оставив ему лишь матрас и необходимую одежду…

Та часть его жизни закончилась, и уже почти два года он за­нимался только работой. Проектирование зданий было для него и профессией, и страстью. Он путешествовал, изучая строитель­ные площадки, и работал везде, где можно было поставить чер­тежную доску и компьютер, лишь изредка наведываясь в Нью-Йорк. Такая жизнь вполне устраивала Нэтана. Она подарила ему возможность изучить лучшие образцы архитектуры: от величественных соборов Италии и Франции до простых и эле­гантных домов американского юго-запада.