Развесистая клюква Голливуда - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я хотела выбраться из убежища, но вдруг услышала голоса и замерла.
— Папочка, не хочу, не сегодня, не сейчас, — испуганно говорила девочка, — не трогай меня, будет больно. Нет!
— А папочка хочет сегодня и сейчас, — отозвался мужчина, — а ну иди сюда, моя сладенькая. М-м-м, мой зеленый персик!
— Нет, нет, папочка! Больно! Очень! Не хочу, — заплакала девочка. — Ну пожалуйста!
— Не слушаешься? Папочка тебя накажет, — пропыхтел мужчина.
Потом донесся скрип, прерываемый тихими стонами и всхлипыванием.
Я оцепенела. Сразу узнала дискант капризной Юли и мягкий баритон Геннадия Петровича. Звукоизоляция между номерами оставляет желать лучшего, и я невольно стала свидетельницей отвратительной сцены.
Со мной в школе училась Лариса Кроткина, скромная, незаметная девочка. Лара никогда не принимала участия в забавах, не бегала после уроков с нами в кино, не появлялась на дискотеках и ни с кем не заводила дружбы. Если честно, мы не обращали на Кроткину внимания, знали только, что у нее давно умерла мама и есть младшая сестра Вера, которая тоже учится в нашей школе. Иногда я видела, как Лариса, крепко держа Веру за руку, ведет ее к автобусной остановке. Девочки всегда шли молча, опустив голову, не выглядели ни счастливыми, ни веселыми, ни довольными. Наверное, нам следовало присмотреться к Ларисе: ну не может двенадцатилетний ребенок постоянно находиться в депрессии. Но дети предпочитают не замечать тихонь. Может, и в вашем классе учился излишне застенчивый мальчик или сидела сутулая девочка на задней парте? Вы хотели с ними дружить? Вот и я проходила мимо Ларисы так, словно та была стулом. Учителя тоже не особенно переживали за Кроткину. Она получала четверки, приходила на уроки в чистой форме, вовремя сдавала деньги на завтраки и классные расходы, не безобразничала. У преподавателей хватало забот с двоечниками и хулиганами. Ну и то, что Лариса фактически являлась няней Веры, тоже никого не изумляло. Мать девочек скончалась, бабушек-дедушек нет, отец пропадает на работе, вот Ларисе и приходится вести домашнее хозяйство. Логично, правда?
Потом Кроткина внезапно пропала, а в школу приехала милиция. Учителя забегали по коридорам, словно ошпаренные тараканы, попытались скрыть от детей правду, но шило из мешка всегда вылезет. Не прошло и двух дней, как все классы, от первого до выпускного, оцепенели от ужаса. Лариса убила отца, который после смерти жены решил, что старшая дочь обязана заменить мать не только на кухне и у стиральной машины, а и в его постели. Лара покорно исполняла прихоти взрослого мужчины, но когда тот потянул руки к Вере, взяла нож и зарезала насильника.
Меня эта история потрясла до истерики. Во-первых, я и предположить не могла, что на свете бывают родители, способные проделать такое со своим ребенком. А во-вторых, я ощутила огромное чувство вины и бескрайнюю жалость к Ларе. Кроткина мучилась, страдала, а я не заметила ее состояния, не подошла, не спросила: «Могу тебе чем-либо помочь?»
Я не рассказала Белке про тихую одноклассницу, а ведь бабуля могла легко поднять тревогу, я предпочла не заметить чужую беду. С Кроткиной мы больше никогда не встречались, Лариса и Вера перевелись из нашей школы в какую-то другую, а чувство вины осталось при мне навсегда. С той поры я дала себе честное слово, что постараюсь исправиться, стану более внимательной к людям, не пройду мимо того, кому плохо. И сейчас мне предстояло действовать решительно.
Глава 10
Я ринулась из гардероба, споткнулась о сумку, упала и что есть силы ударилась головой о пол. Из глаз посыпались искры, из носа закапала кровь. У меня слабые сосуды, к кровотечениям я привыкла и знаю, что надо немедленно засунуть в ноздри тампоны из ваты и постоять минуту, задрав голову, иначе станет еще хуже.
Я сходила в ванную, добыла из коробочки два диска, скрутила их жгутиком и глянула в зеркало. Да, Степа, ты сегодня хороша, как никогда! Нос уже опух, на лбу красные пятна, щеки одутловатые, губы почему-то напоминают сосиски. Неужели я так сильно треснулась?
На долгие раздумья времени не было, я поторопилась к себе, умылась, причесалась, убедилась, что из носа больше не бежит кровь, и пошла в номер к Юле.
— Чего надо? — крикнула девочка, услышав мой тихий стук.
— Открой, пожалуйста, — ласково попросила я.
— Ну, входи, — без особого восторга разрешила Юля.
Я вошла.
— Посиди, я сейчас выйду! — крикнула Юля из туалета.
Я быстро осмотрела комнату. Пейзаж подтверждал мои самые плохие предположения. Кровать смята, скомканное покрывало валяется на полу, подушки разбросаны, на полу у тумбочки лежит тонкая полоска ярко-синего цвета. Извините, но я знаю, что это — обрывок от упаковки с презервативом. Геннадий Петрович совершил ошибку, которую довольно часто допускают мужчины. Он вскрыл пакетик, использовал резинку, потом выбросил и упаковку, и гондон, но оставил оторванный в спешке край фольги.
Откуда мне известно про презервативы? Я до сих пор не встретила своего мачо-брюнета, но у меня все же было два скоротечных романа, и я, простите за откровенность, не девушка. А еще у меня большое количество приятельниц, которые рассказывают о своих приключениях.
— Чего пришла? — спросила Юля, выходя в комнату.
Девочка только что приняла душ и сейчас, раскрасневшаяся, с тюрбаном из полотенца на голове, казалась еще более юной.
— Здесь нет Микки-Мауса, — продолжила дочь Геннадия Петровича, — можешь не искать. Я сама все перерыла!
— Юлечка, а где твоя мама? — осторожно спросила я.
— Тебе какое дело? — огрызнулась она.
— Пожалуйста, ответь, — попросила я.
— Она умерла, — спокойно сообщила Юля, — давным-давно, я ее не помню.
— Живешь с отцом? — продолжила я.
— Ага, — кивнула Юля, — нам вместе хорошо. Папа меня любит.
— У тебя есть подруги? — упорствовала я.
— На хрена этот допрос? — начала злиться школьница. — Может, еще анализ крови на сифилис сдать? Топай отсюда.
Я показала пальцем на пол:
— Ты можешь поговорить со мной об этом.
— О чем? — прикинулась она непонимающей.
— Обо всем, — твердо заявила я, — непременно помогу тебе.
Юля мастерски изобразила удивление:
— Ты того, да? Крышу снесло?
Я села в кресло.
— У нас в библиотеке полно книг, в частности, по психологии. Я учусь в институте, где готовят учителей и психологов. Преподаватели у нас хуже некуда, жуют лекции, которые читали еще при монголо-татарском нашествии. Но курс «Психологии пубертатного возраста» ведет суперский дядька. Знаешь, что он нам недавно рассказывал?
— Как сажать первоклашку на горшок, чтобы не повредить его эго? — с ехидным видом осведомилась Юля.
— Нет, — сказала я, — другое. Дети, которые подвергаются в семье насилию, в подавляющем большинстве не обращаются за помощью, никому не рассказывают о том, что творится у них дома. Почему?
— Кому охота рассказывать такую правду? — пожала плечами Юля. — Натреплешь в классе, что тебя мать за двойки крышкой от кастрюли лупит, и чего? Все потешаться будут, а учителя позлорадствуют: «Так тебе и надо! Заслужила трепку, бездельница».
— Под насилием я имела в виду не побои, — уточнила я.
Юля изобразила полнейшее изумление:
— А что? Без ужина оставили, комп отняли?
Я не успокоилась и повторила:
— Дети, которых насилуют родители, считают, что папа или мама правы, а они, малыши, очень плохие, поэтому и заслужили такой ужас. Но это неправда. Ты ни в чем не виновата!
Юля скривилась.
— Степашка, ты нюхаешь клей? Куришь веник? Употребляешь колеса?
Я набралась храбрости и указала на открытую дверь шкафа.
— Совершенно случайно, сидя в гардеробе соседнего номера, я услышала, как ты умоляла отца оставить тебя в покое, плакала, причитала, но Геннадий Петрович не ушел. В отеле плохая звукоизоляция между номерами, а ты не захлопнула створки шкафа. На полу валяется обрывок от упаковки презерватива, кровать похожа на поле сражения. Продолжать?
Юля прикусила губу, потом наклонилась, подняла ленточку фольги и убежала в туалет.
Я услышала шум воды в унитазе.
— Все в порядке, — пробормотала, возвращаясь, дочь Комарова, — зря беспокоишься.
— Вряд ли можно назвать нормальной половую связь отца с дочерью, — возмутилась я, — не надо бояться Геннадия Петровича. Тебе следует прекратить его издевательства.
Юлия странно усмехнулась.
— Он меня обожает, балует, делает подарки, исполняет любые мои капризы, ты же видела! Несется по моему первому приказу чай наливать, конфетки разворачивает. Не лезь к нам, сами разберемся.
Я потеряла дар речи, а Юля сняла с головы тюрбан, встряхнула влажными волосами и продолжила:
— Спасибо, но мне это нравится.
— Нравится, — ошарашенно повторила я, — спать с собственным отцом? Знаешь, как это называется? Инцест и растление малолетних! Ты в шоке и не понимаешь, что говоришь. Давно он тебя в качестве секс-игрушки использует? Не надейся, твоему отцу это преступление с рук не сойдет! Сейчас же пойду к бабушке! Ураган закончится, и мы сдадим насильника в милицию!