Московский бунт - Сергей Ермолов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Паника возникает внезапно. Она наполняет меня не постепенно – она стремительно ударяет меня, и этот удар отзывается по всей моей нервной системе.
Я решаю: побегу. Несомненно, так лучше: не терять больше времени.
«Давай же, – подбадриваю я себя. – Это несложно».
Я вдруг понимаю, что тревога стремительно нарастает. Это непонятно и неприятно – я привык полагать себя вполне выдержанным человеком. А причин нервничать вроде пока не наблюдается.
Может быть, это самовнушение. Наверняка. Я никогда особо не верил в предчувствия. Ни в какую интуицию, не основНаташую на опыте и информации.
Но я чувствовал в воздухе враждебность. Сюда удобно заманить человека, а затем разделаться с ним. Здесь им вряд ли кто-нибудь помешает.
Сам я уже почти ничего не чувствую. Я понятия не имею, что происходит.
Как такое могло случиться? Полный хаос. Ничто не пугает людей сильнее, чем непонятное. Впрочем, напоминаю я себе, меня это не касается.
Меня будто подстерегли в темном переулке. Но, откровенно говоря, просто вынудили погрузиться в реальность, которая, была мне безразлична.
В воздухе пахнет горелым, тухлым и немытыми людьми.
Черный дым идет в небо. Горят покрышки автомобилей.
Ни троллейбусов, ни гражданских машин, ни пешеходов. Только десятки спецавтобусов, грузовиков.
Всего этого здесь быть не должно.
6
Где‑то вдали раздаются звуки выстрелов. Сначала одиночные, потом очереди. Выстрелы из автомата не похожи на те, что я обычно слышал в кино. Они напоминают треск сломанной ветки. Потом все стихает. Потом опять одиночные. Слышится мерная, нарастающая дробь. Я встаю на парапет, чтобы рассмотреть, что происходит.
Напротив выстраиваются крытые темно-зеленые военные грузовики, перебегают автоматчики.
Насчитываю около восьми БТРов и более двенадцати грузовиков, медленно двигающихся по встречной полосе. Потом вижу еще БТРы и грузовики. Сверху на нескольких БТРах, идущих по середине дороги, вооруженные автоматами спецназовцы. Они в масках-чулках и черном пятнистом камуфляже. На головах – каски-сферы, все в бронежилетах. Часть грузовиков стоит у правой обочины.
Я ничего не понимаю, но осознаю размах, масштаб. От этого становится жутко. Со лба по лицу, а затем по шее струятся потоки пота.
Бронетехника плохо приспособлена для передвижения в тесных улицах, гусеницы скользят по асфальту. Я боюсь, что меня не заметят и зацепят траком.
Во всей этой неразберихе ясно одно: я прямиком направляюсь в боевые действия.
Я опишу войну в точности, как она проходила. Люди сбились маленькими группками, курят и болтают. Скоро будет не весело, предполагаю я. Если в начале ничего не происходит, то позже случается все сразу.
В людей начинают стрелять. Стрельба идет из десятков автоматов. По-видимому, это сделано скорее для предупреждения и устрашения. Все же вдоль улицы свистят пули, сыплются разбитые стекла из окон домов.
Журналист с фотоаппаратом ложится на асфальт. А я нагибаю голову, хотя понимаю, что это не спасет.
Кто-то стреляет длинной автоматной очередью. Я слышу, как мимо меня просвистели две пули. Невольно дрожат ноги – умирать не хочется.
Видно, как стреляют веером от живота. Кто поверх голов, а кто и не поверх.
Люди падают, пытаются вжаться в асфальт, укрыться на газоне, за парапетом. Практически не видно, как падают убитые и раненые.
Война?
Возможно ли такое? В наше время?
Да, возможно.
Семь-восемь парней, вооруженных автоматами, появляются из укрытия. Сразу видно, что это – настоящие профессионалы. Автоматы держат на уровне пояса. Стреляют короткими очередями и тут же отскакивают то в одну, то в другую сторону, делают перебежки. У них сложные движения. С противоположной стороны по ним тоже стреляют. В двоих из них попадают. Один падает лицом вниз и остается лежать без движения. Второй долго корчится, пытаясь встать. Но в него стреляют еще раз, и он роняет голову на асфальт.
Мое сердце время от времени сбивается с ритма, а голос в голове не устает повторять: «Что ты делаешь?»
Я смеюсь против воли. Люди на асфальте представляют собой отвратительное зрелище. Они все похожи на кукол.
Вспоминая об этом сейчас, я не понимаю, что меня так развеселило. Не было в той ситуации ничего смешного. Весь ужас в том, что начав смеяться, я не мог остановиться.
Опасно пытаться снимать на видео и фотокамеры. Не имея возможности прекратить съемку, могут и выстрелить. И попасть.
– Не убьют, – шепчу я, продолжая щелкать мобильным телефоном.
Мне кажется, что я начинаю ненавидеть разбегающихся людей. За их страх.
Кругом стреляют: по зданиям и из верхних этажей зданий по БТРам. Иногда очереди из БТРов стреляют и в нашу сторону.
Я лежу на животе. Оглядываюсь, вижу убитых. Один лежит головой в сторону баррикады, часть черепа у него снесена, и видны мозги. Другой лежит на спине.
Раздаются взрывы.
Стрельба продолжается минут десять. Наступает затишье, потом стрельба возобновляется.
Рядом лежит прилично одетый молодой человек. В метре от клумбы как-то нелепо и практически вся на виду лежит его девушка. Мы подтягиваем ее между нами. Она садится и неожиданно громко смеется. Это не истеричный, а обычный смех.
Я пролежал за клумбой около часа. Вижу недалеко какого-то человека, открыто ходившего от раненого к раненому и вытащившего на себе трех-четырех пострадавших в безопасное место. Я думаю, что это какой-то сумасшедший – вытаскивает раненых под пулями и не боится. Этот человек открыто подходит ко мне и спрашивает, куда я ранен. Я отвечаю, что не ранен.
Следом под очередями подходит пожилой пенсионер. Дедушка разгневан и громко возмущается: „Неужели нет гранат?! Гранатами надо“ .
Стрельба трассирующими пулями. Это по-настоящему страшно. Запомнился молодой красивый парень в чёрной кожаной куртке, ему пуля попала в спину, и он, лёжа в луже крови, царапал ногтями асфальт, пытаясь встать.
Я пробовал успокоиться, взглянуть на ситуацию хладнокровно. Естественно, это не удалось. Мне приходилось делать выбор, от которого зависела жизнь. Было от чего растеряться. Ничто не безопасно. Я старался успокоить себя тем, что в случившемся нет моей вины.
Крики, стоны, ругань, бегущая толпа и летящие им в спину пули с жутким цоканьем и воем рикошета от мостовой и стен. Я стою, не осознавая, что происходит. Сквозь окна второго этажа по людям тоже начинают стрелять. Практически тут же с противоположной стороны – с крыши дома открывают стрельбу.
Вдруг из-за здания выезжают два бронетранспортера, над которыми развеваются белые флаги. Остановившись напротив здания, они дают несколько пулеметных очередей по его верхним окнам. Народ вскакивает с земли в полной уверенности, что наконец-то им на выручку пришли свои. Но бронемашины словно только этого и ждут. Развернувшись в сторону поднявшихся людей, они открывают по ним стрельбу. Сразу же вслед за этим с противоположной стороны – из второго здания по лежащим на земле людям ударяет очередь. Начинается перекрестный расстрел. БТРы двигаются в направлении лежащих на асфальте – раненых,
