На Быстрянке - Янка Брыль

А гул все приближался. Потом за поворотом, между двух рядов камыша, засветились вдали фары.

- Сейчас понесет, как с горы, - сказал Максим, - вот только въедем в канал. Видел, куда отсюда бобры удрали? И рыбки мелиораторы, должно быть, понабрали в излучинах!

Вскоре лодка поравнялась с экскаватором, под оглушительный до боли в ушах грохот его (даже "здравствуй" не крикнешь!) вышла из-за последнего поворота в новое, прямое русло, и ее действительно понесло, точно к водопаду.

По разработанному дома плану первая ночевка назначена была на Немане. Кое-что из этого плана уже бесповоротно отпало: ни жареной утки, ни ухи сегодня не будет. А потом и весь план оказался под угрозой срыва.

Берега были по-прежнему высокие и черные, только теперь они не шумели вместо камыша по обе стороны встали крутые торфянистые стены недавно выпрямленного русла. Над правым берегом таинственно скользила красная краюха месяца, поднявшегося уже довольно высоко. Течение начало успокаиваться: Быстрянка, казалось, перебесилась, пошла потише.

И тут вдруг - совершенно неожиданно, вне всяких планов - в этом черном, глубоком и бесконечно длинном корыте лодке преградило путь что-то вроде плотины.

- Приехали, - сказал Максим, упираясь шестом, чтобы смягчить толчок.

Вода шла низом, а на воде, во всю ширину реки, лежал какой-то непонятный мост из бревен, веток и земли. Под ногами - Максим испытал это первым - бревна прогибались, тонули.

- Придется нам здесь исполнить ноктюрн, - сказал Толя, следом за Максимом выбравшись из лодки на мост. - Старое, брат, сравнение, но проверку выдержит: гляди - словно клавиши под пальцами.

- Покурим, - не теряя спокойствия, решил Максим, - а потом втащим свой корабль на эти клавиши. По способу предков - волоком. Вот только смола со дна обдерется.

Способ предков оказался нелегким. Не так даже тяжело было тащить, как трудно, неудобно держаться на скользких и шатких бревнах. Обошлось, однако, без особого шума. Нагруженная чайка вползла наконец на мост, съехала брюхом на воду и снова понесла вперед усталых, но все еще веселых путешественников. Значительно больше шуму было на самом пороге Немана, у первых хат деревни Острова. Порогом этим был крепкий проезжий мост, настолько низкий, что под ним не проедешь, и настолько высокий, что лодку на него не втащить. А оба берега - крутые...

- Вот где будет ноктюрн, - плюнул Максим и впервые за всю дорогу выругался.

А затем ему, после короткого раздумья, пришла гениальная мысль, на которой они оба, доведенные до отупения усталостью и досадой, и остановились. Будущий ученый стал на четвереньки на носу лодки, а будущий писатель начал ногами проталкивать чайку под мост, осаживая ее глубже в воду тоже гениальным способом - он уперся руками в мост снизу с такой силой, что казалось, хочет вытащить со дна его толстые сваи... "Е-ще! Е-ще! Рраз-зом!" И вдруг из-под моста донесся отчаянный крик аспиранта.

Вытащить лодку назад оказалось еще труднее, тем более что и у студента разыгрались нервы. Но вот, дав ребятам возможность вдосталь отвести душу крепким словом, старая бывалая чайка вылезла из-под моста и, повернувшись кормой по течению, спокойно пришвартовалась к бревнам настила.

Максим присел на мосту, пощупал шею, которую ему в этой неприветливой темноте придавило балкой, помолчал минутку, а потом вдруг залился своим беззвучным смехом. И Толя, как по сигналу, от всей души присоединился к нему.

Хохот их был вдруг прерван собачьим лаем. Ребята оглянулись.

- Добрый вечер, люди! - послышался голос мужчины, точно из-под земли появившегося на берегу. - Тише ты, Мурза! Пошел! Видать, проезжие?

Собака успокоилась, даже обнюхала Максима, обдав его теплым и щекочущим собачьим духом.

Дядька был инвалид, на деревяшке и с ружьем. Он, видимо, сторожил колхозный двор, постройки которого и высокие стога тускло вырисовывались на сером небе.

Толя узнал его: это был Соболь, вчерашний помольщик. Но Толя решил пока помолчать: не очень хотелось признаваться...

А Соболь, видать, не узнал его...

От предложения сторожа - занести вещи к нему в хату, "вот тут, недалеко", а самим пойти в сарай на сено - путники отказались.

- Что вы, будем вам ночь разбивать, - сказал Максим. - Мы ее сейчас вытащим.

Выложили из чайки на мост и перенесли на берег все свое хозяйство, затем дядька прислонил ружье к дереву, и они втроем, покряхтев, выволокли лодку на сушу. Толя сложил пожитки в носу лодки, в головах, и стал готовить ночлег. У него было сено, две плащ-палатки и Максимова, еще военная, шинель.

- А может, все-таки в хату бы, - еще раз предложил сторож, и в голосе его, несмотря на искреннее радушие, послышалась скрытая тревога из-за их соседства с колхозным добром.

Получив в ответ еще одно "спасибо", Соболь стал закуривать.

- Давайте моего, - протянул он хлопцам кисет. - Самосадику. Островецкого. А про новость вы, конечно, слыхали?

- Какую?

- Как это какую?.. А про налог?

- А что? - спросил Максим, незаметно толкнув Толю локтем.

- Как это что? Я сам по радио слушал, вот так, как с вами говорю. А сегодня мужики еще раз читали в газете, кто не слышал, да и кто слышал. Облегчение нашему брату. А как же! И налог убавили, и недоимки все скостили. И как это вы не слышали, а?

В голосе инвалида снова зазвучала нотка тревоги: что такие за люди свои, не свои?.. И с ружьем, и часы на руках, и без шапок... Куда это им так не терпится, что и ночью не спят?

Почувствовав тревогу дядьки, Максим сказал:

- Слышали, конечно, и мы. Я, дядька, из Лозовичей, - прибавил он. Нагорного сын, с мельницы. А это мой товарищ. Ясно?

- Ага! - нагнулся Соболь над Толей, который уже забрался под шинель и палатки. - Мое почтенье, товарищ студент! А я гляжу, да боюсь вляпаться: то ли знакомый, то ли нет? В прятки играете. Под одеяльце нырнули.

От этих слов у Толи в душе снова всплыли стыд и боль вчерашнего отступления. Но студент прикрыл их напускной веселостью.

- Добрый вечер, товарищ Соболь, - сказал он и принужденно засмеялся. Я вас узнал, но вижу, что вы так испугались, - дай, думаю, проверим, что вы за страж.

- Испугался? Все может быть... А вы не слыхали, говорите?.. Да весь свет об этом услышал. А как же! Чего доброго, без батьки, сиротами, начнем лучше жить, чем при батьке. - Прислушавшись к паузе, он точно спохватился, что ляпнул лишнее. Стал поправлять себя: - И жить скоро начнем лучше, и войны, видать, не будет. Кого ж нам бояться? Всюду наша пролетарская струна прошла. Только б она как след звенела. А вы, должно, будете спать?

- Да уж, видно, так, - ответил Максим, укладываясь рядом с Толей. Наша работа днем.

- И это верно. Я так днем поспал.

Он помолчал.

- А может, хлопцы, и правда в хату, - предложил еще раз. - У воды оно все ж таки проберет. Как-то негоже, чтоб свой человек, да возле твоей хаты, на холоде, ровно как собака.

Сквозь сладкую дрему Толя услышал, как Максим засмеялся, а потом сказал:

- Спасибо, дядька. Сколько уж тут осталось до утра.

А Соболь все никак не успокоится. Постоял, подумал и, преодолевая неловкость, снова заговорил:

- Может, еще и с поставками будет легче? А то кричат, а то гонят!.. "Первая заповедь"... По-моему, ты сначала погляди, чтоб с поля все было убрано как след, а тогда уже молоти. Ведь все оно наше, никуда не денется. Только бы его побольше было. По-хозяйски надо. А как же!.. Ну, спокойной ночи.

Уже засыпая, Толя слышал, как сторож пошел, шаркая по траве сапогом и деревяшкой, а потом за кустами свистом подозвал своего помощника.

День у путешественников начался до рассвета.

Первым проснулся Толя. Сначала что-то долго и настойчиво гудело ему в уши, дергая нервы, стараясь разбудить. И разбудило. Дум-дум-дум-дум... гудел этот неумолимый и безжалостный кто-то. Дум-дум-дум...

Сперва по привычке, появившейся в Лозовичах, гуденье это он принял за грохот мельницы. Но здесь было что-то другое. Старая мельница шумела спокойнее, по-стариковски. А здесь звук был молодой, бодрый, сильный. Металлический стук мотора отзывался в мозгу короткими, отрывистыми ударами: дум-дум-дум-дум!

- Ну, что там? - сказал Толя, вылезая из-под плащ-палатки и шинели. Чего ты дудишь? - повторил он, щурясь от света.

- Движок, - отвечал из своего суконно-брезентового гнезда Максим.

- Не спишь? Какой движок? Давай поглядим.

- Я себе это могу и без лишнего беспокойства представить, - лениво пробормотал разнежившийся в тепле аспирант. - Впрочем, чтоб ты мне тут с утра пораньше писательской морали не читал, скажу: во-первых, это довольно далеко от берега; во-вторых, все свои пожитки мы туда с собой не потащим, а в-третьих, и это главное, я там вчера, по пути домой, уже был. Электростанцию будут закладывать. Покуда привезли только локомобиль. Во, слышишь, и циркулярка запела. За сосенку взялись: шпунты для котлована опиливают. Что - тема? Правильно. Будешь назад добираться - поглядишь. Через неделю начнется самое интересное. А сейчас мы и так опаздываем. Ясно?