Жар-птица - Джек Макдевит

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Но почему, Чейз? Зачем было делать это?

– Не знаю.

– Однако у вас есть гипотеза?

– Да. Они участвовали в некоем эксперименте.

– Какого рода?

– Вероятно, связанном с его идеей об альтернативных вселенных. – Я с трудом произнесла эту фразу, но Рэмси явно обрадовался.

– Можете объяснить подробнее?

– Это всего лишь мои предположения. И я не хочу, чтобы меня цитировали.

– Что ж, прекрасно. Считайте себя надежным источником.

– Не в этой жизни, детка. Хотя у меня нет подтверждений, мне кажется, что он хотел отправить яхты в одну из альтернативных вселенных, о которых постоянно говорил. Либо ему удалось добиться успеха…

– Либо они просто взорвались, одна за другой. – Он покачал головой и что-то записал в блокноте. – Вы действительно так думаете?

Гм… а что я на самом деле думала? Честно говоря, других вариантов я просто не видела.

– Жаль, – сказала я, – что мы не можем полететь туда, куда он отправлял яхты, и посмотреть: вдруг они до сих пор там.

– Как я понимаю, это неосуществимо?

– Абсолютно.

Я снова просмотрела новости о землетрясении. По числу жертв оно стало самой страшной природной катастрофой в современной истории Окраины и второй по величине в Конфедерации.

Погибли десятки тысяч человек – в эпоху, когда считалось, что ничего подобного не может случиться. Признаки близкого восьмибалльного землетрясения почему-то не были зарегистрированы мониторами: оно пришло без предупреждения. Местные жители знали, что живут в опасной зоне, но, несмотря на регулярные подземные толчки, всех заверяли, что современные технологии позволяют предсказать сильное землетрясение задолго до его начала: всем хватит времени, чтобы уйти.

Но случилось иначе. Землетрясение стало практически полной неожиданностью. Хуже того, оно произошло возле самой поверхности и вызвало цунами, погубившее еще несколько тысяч жизней. Видеозаписи с места событий шокировали: люди бегали и кричали среди рушащихся зданий и вспыхивающих пожаров. А потом пришла волна.

После всего, когда спасатели вернулись домой, погибших похоронили, а специалисты дали свои объяснения, начали появляться истории о героизме отдельных людей. Имена многих из тех, кто рисковал жизнью или даже лишился ее, спасая других, навсегда остались неизвестными. Но не все: среди этих был Элиот Чермак. «Он вытащил моих детей прямо из огня: набросил на них одеяло и вынес их из горящего дома. Слава богу, что он там оказался».

Молодая женщина рассказывала, как Чермак вынес ее из пылающего здания. Мужчина, живший с ним по соседству, видел, как он помогал охваченным ужасом людям выбраться на возвышенность. В конце концов Чермак пропал без вести, как и Робин.

Я позвонила Алексу и рассказала обо всем, что слышала и видела.

– Где именно был Чермак, когда все случилось? – спросил он.

– В Кейтон-Ферри.

– Кейтон-Ферри?

– В эпицентре землетрясения, на берегу океана. Северо-западнее Коландры.

– Понятно.

Последовала долгая пауза.

– Хочешь, чтобы я туда съездила?

– Думаю, это хорошая мысль. У них есть какой-то памятник Чермаку. Посмотрим, что еще удастся узнать.

Глава 10

Я желаю моему брату всего наилучшего. Прошу только об одном: чтобы я всегда мог оставаться на шаг впереди.

Не считая нескольких специально сохраненных руин, единственным свидетельством того, что Кейтон-Ферри сорок один год назад был разрушен землетрясением и цунами, является Мемориальный парк: он занимает обширную территорию на западе города, между центром и океаном. Все остальное отстроили, восстановили и заменили.

К моменту катастрофы население Кейтон-Ферри составляло около десяти тысяч человек. С тех пор оно намного увеличилось; как и во многие прибрежные города, сюда устремились туристы. Город известен постройкой под названием Большое Яблоко и Университетом Кризинского, в нем находится самая популярная на континенте трасса для автогонок, а также главные управления трех основных церковных организаций. Как отметил через несколько дней после землетрясения известный атеист Вендель Кавич, все их заявления о близости к Богу, получается, ничего не стоили.

Я поселилась в отеле «Вид на море», рядом с Мемориальным парком, и переоделась в более удобную одежду.

Парк состоял по большей части из тщательно ухоженных лужаек, подстриженных живых изгородей и групп тенистых деревьев. Под двумя куполами можно увидеть руины. Рядом с ними установлены таблички с фотографиями зданий до катастрофы.

В парке есть кинотеатр, где дважды в день показывают «День героя» – документальный фильм о тех событиях. В Г-образном здании располагаются сувенирный магазин, административные помещения и музей.

Я зашла в музей. Там было много предметов снаряжения, которые использовали в те дни спасатели и пожарные. Был выставлен также искин, координировавший их действия и готовый поговорить с любым, у кого имелись вопросы или комментарии. Я немного постояла и послушала.

– Как ты чувствовал себя посреди всего этого? – спросил мальчишка-подросток. – Было страшно? Искинам бывает страшно?

– Меня вдохновляли, – отвечал искин голосом немолодого мужчины, – героические усилия тех, кто пришел на помощь. Я имею в виду не только профессионалов, но и обычных людей, рисковавших жизнью ради друзей и соседей. Было ли мне страшно? Да. Я знал, что нам грозит опасность.

– Ты боялся за себя?

– Да. Я боялся за всех нас.

Пожилой мужчина поведал, что едва пережил натиск стихии.

– Я был на лестнице, – сказал он. – Она обрушилась, и я сломал обе ноги. Дом горел, но тут появилась девушка и вытащила меня. – Он улыбнулся и показал на стоявшую рядом женщину. – Потом я женился на ней.

– Отличный выбор, – одобрил искин.

Парень в флотской форме поинтересовался, почему никто не был готов к землетрясению:

– Как вышло, что оно застигло всех врасплох? Неужели политики оказались ни на что не годны?

– Сейчас, оглядываясь назад, – ответил искин, – нам легко говорить, что мы могли сделать и чего не могли. Мы считали, что настолько сильное стихийное бедствие обязательно даст знать о себе заранее: вот в чем дело. Нас подвела наука.

Галерея героев была посвящена восемнадцати погибшим при землетрясении. Их фотографии занимали большую часть двух стен: молодые и старые, мужчины и женщины, в форме и в гражданском. Среди них был и Элиот Чермак, красивый и бесстрашный, в серебристо-голубом костюме пилота. Под фотографией стояли его имя и годы жизни: 1326–1393.

Героям была посвящена брошюра: на обложке – фотографии, имена и девиз «Величайшая отвага». Я взяла ее и пролистала. Внутри были краткие биографические очерки и десятки фотографий – моменты из личной жизни этих людей до катастрофы. На одном из снимков Чермак стоял рядом с Робином.

Я купила один экземпляр и забрала его с собой.

В книге было фото родителей Чермака. Отец смущенно улыбался фотографу, мать сияла красотой. Сразу становилось понятно, кому Чермак был обязан своей внешностью.

Дальше шли фотографии его самого. Чермак стоит в группе первоклассников у начальной школы в Кардуэлле. Двенадцатилетний Чермак сидит с отцом на пляже. Чермак играет в пальмбол со своим старшим братом Грегори. Чермак обнимает на школьном балу роскошную брюнетку, которая любезно улыбается фотографу.

Чермак в Университете Кризинского, на каникулах, на чьей-то свадьбе. Два фото из летной школы. Снимок, сделанный после его первого самостоятельного полета. На лице Чермака сверкала радостная улыбка. Я прекрасно понимала его: даже много лет спустя это мгновение оставалось самым счастливым в моей жизни.

Две фотографии Чермака во время службы на флоте, где он дослужился до капитан-лейтенанта. И наконец, Чермак на фоне «Волнолома» на одном из причалов Скайдека. Плюс то самое фото Чермака с Робином, который был назван в брошюре «всемирно известным физиком». Робин выглядел слегка надменным и самовлюбленным, Чермак же, видимо, считал, что оказался на вершине мира.

Старший брат Элиота, Грегори, до сих пор жил в городе. О его профессии нигде не говорилось, и я сделала предположение – как оказалось, верное, – что он довольствуется базовым пособием. Я позвонила ему и сообщила, что собираю материалы об Элиоте.

– Это было давно, – сказал он с плохо скрываемым раздражением.

Я решила, что он, возможно, завидует Элиоту, о котором много говорили. Завидует до сих пор, сорок лет спустя?

– Поэтому мы и занимаемся исследовательской работой, – ответила я. – Не найдется ли у вас материалов о брате, на которые я могла бы взглянуть? Мы хотим больше узнать о том, каким он был на самом деле, и о семье, сумевшей воспитать такого человека, как он.

– Что вы имеете в виду?