Генералиссимус князь Суворов - Александр Петрушевский

Прямых данных для такого пути нет; никаких документов 60-х годов прошлого столетия, касающихся служебной деятельности Суворова, не существует или не отыскано. Но материал этот имеется за годы, непосредственно следовавшие за мирною его деятельностью в Ладоге. Тогда Суворов действовал под живым воспоминанием своего командования полком; он, так сказать, репетировал свои ладожские уроки, указывал на способы приложения их к делу, комментировал их, ссылаясь на недавнее прошлое. Тогда он только что вышел из полковых командиров, сфера его начальствования расширилась незначительно, и служебные занятия последних лет сохраняли еще для него весь свой интерес. Данные, заключающиеся в документах 1770-72 годов, поэтому восполняют в некоторой степени пробел 60-х годов. Они отрывочны, бедны и не дают возможности изобразить стройное целое, но дозволяют воспроизвести некоторые части и, связав их общею идеею, чрез них проходящею, получит понятие о первообразе Суворовской военной теории в главных её очертаниях. Последующее расширение военной деятельности Суворова пополнит в свое время пробелы и документально подтвердит или опровергнет верность первоначально сделанных выводов.

Предполагаемое на войне невозможным по теории, на практике оказывается сплошь и рядом исполнимым, и именно оттого, что считается за невозможное. Для этого надобно вселить в неприятеля веру в нашу непобедимость, а свои собственные войска воспитать так, чтобы их ничто не могло на войне озадачить, чтобы они имели твердую уверенность в своей силе и не допускали мысли, что могут быть побиты. В этом убеждении заключается действительная сила, боязливое отношение к неприятелю составляет действительную слабость. Эти общие истины были по преимуществу Суворовскими истинами. A priori они принимаются почти всеми, но едва ли кто, в такой степени как Суворов, усвоил их всем своим существом и вводил в практику дела. Они были краеугольным камнем его боевой теории. Из всех его приказаний и наставлений подведомственным ему войскам в 1770 — 72 годах, во время польской конфедератской войны, видно, что основным условием военного успеха он считал смелость. Он предписывает отрядам смелость во всяком случае; если нельзя дело сделать, то хоть доказать неприятелю несомненную, осязательную готовность к энергическому действию; убедить его в своей смелости. После одного незначительного, но стоившего потерь дела, он дает объяснение своему начальнику, генерал-поручику Веймарну, в январе 1770 года: «Они рекогносцировали, а что так дерзновенны, я один тому виной; как в Ладоге, так и под Смоленском, зимою и летом, я их приучал к смелой, нападательной тактике». В приказе одному из полков, отданном в январе 1771 года, Суворов пишет: «Непохвальным нахожу, что на бунтовщиков (как на официальном языке назывались у нас тогда конфедераты) но близости тотчас не ударено; хотя бы таковой поиск был иногда и пустой, но служит всегда для страха». Развитие в подчиненных нравственной силы он обставляет всеми способами и ревниво оберегает их от прикосновения понятий противоположного характера, запрещая даже употребление на официальном языке некоторых слов. В этом отношении любопытен его приказ одному из отрядных начальников, ротмистру Вагнеру, 25 февраля 1771 года: «сикурс есть слово ненадежной слабости, а резерв - склонности к мужественному нападению; опасность есть слово робкое и никогда, как сикурс, неупотребляемое и от меня заказанное, А на то служит осторожность, а кто в воинском искусстве тверд, то предосторожность, но не торопливость... Свыше же резерва называется усилие, т.е. что и без него (резерва) начальник войска по его размеру искусства и храбрости сильным быть себя почитает» 8.

Действуя на нравственные силы своих подчиненных разными воспитательными приемами, Суворов не только не пренебрегает их строевым обучением, или, по тогдашнему выражению, «экзерцицией», но придает ему особенную важность. Начальнику своему, Веймарну, он пишет в 1771 году: «Каролинцы (войска Карла ХII), их победами надменные, надеясь на себя излишне, отдыхают в Дрездене по-капуанскому (как Аннибал в Капуе (и перебегши земли неисчетные, падают при Полтаве перед Петром Великим, который между тем экзерцирует свое войско». В другом письме к Веймарну Суворов говорит про необходимость скорейшего подавления конфедерации: «Примите мое представление за блого, что чрез продолжение сих мятежей, они (конфедераты) где ни есть мешкая в углах, более времени имеют выэкзерцироваться, нежели мы». В третьем рапорте от того же времени он объясняет своему начальнику необходимость обучения войск примером Юлия Цезаря, который «в Африке со сборным слоновым войском не дрался с Юбою и со Сципионом вправду, давая им еще волю бродить, доколе он основательно не выэкзерцировал свое войско». В приказе по войскам 25 июня 1771 года, Суворов, подтверждая начальникам — «обучать в праздное время на постах их команды в тонкость», и давая разные по этому предмету указания, в заключение говорит: «Хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех случаях потребны, только тщетны они, ежели не будут истекать от искусства, которое возрастает от испытаний, при внушениях и затверждениях каждому должности его» 9.

Эти два основные правила, воспитание нравственной природы человека в смысле наибольшего развития военных боевых качеств и тщательное обучение его механизму военного дела, — сливались у Суворова в одно. и второе вполне служило первому. V него механическая часть обучения велась исключительно по указаниям боевого нравственного элемента. Бюжо, один из лучших французских маршалов, сказал, что между войсками, обладающими высоким нравственным чувством, храбрыми и проникнутыми правильными понятиями о бое — и между устроенными и обученными так, как большая часть войск европейских, — существует такая же разница, как между взрослыми и детьми. Суворов приготовлял в Ладоге взрослых.

Самый короткий и верный путь к приучению человека смело смотреть в глаза опасности, состоит в том, чтобы не выжидать ее, а идти ей на встречу. Этого принципа Суворов и держался, проводя его с помощью исключительно наступательных экзерциций и давая атаке холодным оружием преобладающее значение над прочими частями строевого устава. Атака в штыки есть действие, требующее большого напряжения воли. Трудность штыковых атак привела к попытке — дать огнестрельному оружию значение оружия решительного, заменив огнем удар. Попытка не удалась; войны в XVI столетии длились десятки лет, решительных сражений почти не было. Стали назначать для рукопашного боя отборные войска; если большие части войск пускались в атаку и доводили ее до конца, то подвиг их приводился в пример другим. Из западно-европейских армий, французская была наиболее способна к атакам холодным оружием; немцы обращали больше внимания на огонь, стараясь сделать его правильным и частым. Одним из главных военных принципов Фридриха Великого было усовершенствование огня. Успехи Фридриха вселили во всех дух подражания, в том числе и во французов; штыком стали пренебрегать. Но общий поток не унес с собою безвестного полкового командира русской армии; вопреки всей Европе, он придал штыку первостепенное значение и сделал его главным военно-воспитательным средством. Он добился своего, ибо в приказе его 25 мая 1770 года читаем: «Доселе во всех командах моей бригады атаковали только на палашах и штыках, кроме что стреляют егеря». Впоследствии он продолжал настаивать на верности своего взгляда и не ошибся. Его боевая карьера еще не успела дойти до своего апогея, как разразились войны французской революции; Французы опять перешли к боевым привычкам, сродным их национальному характеру, достигли успехов удивительных и произвели в европейской тактике такую же перемену, какая незадолго перед тем была сделана у них самих гримером Фридриха.