Крейсерова соната - Александр Проханов

– Да живы они, живы!.. Им воздуха в лодке на месяц хватит!.. Ждут спасения, просят Бога о помощи!.. А их не спасают, потому что они правду знают!.. За это их хотят погубить!..

– Женщины, если власть наших мужей и детей не хочет спасать, поедемте сами их вызволять! Наймем корабли, водолазов, деньги заплатим!.. Сами под воду спустимся, а наших дорогих, ненаглядных на воздух подымем!..

– Муж мой – первый офицер на флоте!.. Лучший командир-подводник!.. Я, жена офицера-подводника, обращаюсь к флоту!.. Не бросайте в беде товарищей!.. Выводите из базы свои корабли!.. Ведите их в океан!.. Я вас сама поведу!.. Мое сердце укажет маршрут!.. А предателей, которые засели в Кремле, достанет ваша ракета или бригада морской пехоты!..

Забушевали, истошно заголосили, засверкали беспощадно глазами. Потянули худые цепкие руки, желая разодрать, растерзать на куски, отомстить за смерть любимых.

В этот момент истошных воплей и вскриков растворились узорные двери. Легкий, пылкий, словно на стремительном прозрачном пропеллере, влетел Президент. Он был бледен. Огромные серо-голубые глаза полнились яркими, сверкающими слезами. На нем был черный изящный костюм. В белых манжетах зеленели изумруды цвета океанской волны. В руках он держал серебряную чашу, светлую, как полярные льды. Прошел сквозь расступившуюся толпу в ее самую горючую, стенающую, раскаленную сердцевину. Встал среди неистовых женщин.

– Братья и сестры!.. Я явился к вам прямо из океана!.. С того трагического места, где погибла наша могучая лодка!.. Вот чаша с морской водой, которую я там зачерпнул через борт!.. В ней растворилось дыхание наших погибших героев!.. В ней их прощальные слова и заповеди!.. Она горько-соленая от ваших и моих слез!.. Я привез эту священную воду, соединяющую живых и мертвых!..

Одной рукой он прижал к груди серебряную чашу, другой, гибкой и легкой, стал черпать воду и кропить стоящих подле него женщин. Капли блестели на лету, брызги попадали на лица, на траурные облачения, на портретики моряков. Президент казался пастырем, окропляющим свою горюющую паству. Женщины жадно ловили капли, хватали их в воздухе, целовали, пили, омывали лица, глаза. Словно их любимые были теперь вместе с ними. Этот изящный человек, разбрызгивавший драгоценную воду, совершил ради них подвиг. Побывал в бушующем океане и принес эту целительную и священную чашу.

– Родные мои, люди русские!.. Велика ваша и моя утрата!.. Но в этот час непомерного горя сплотимся теснее!.. Не дадим друг другу пропасть!.. Не дадим погибнуть России, которая скорбит вместе с нами, шлет в этот горестный зал свои поклоны и поцелуи!.. Пусть знают наши злопыхатели и враги, что в минуты горя русские люди становятся непобедимы!.. Будем же вместе – народ и армия, флот и Россия!.. Такова заповедь наших героев, которая доносится сюда из пучины!..

Он искоса взглянул на Мэра и Плинтуса. Те отступили в тень, затрепетали от его разящего, сверкающего взгляда. Женщины тянулись к Президенту, целовали край серебряной чаши, прижимались губами к зеленым изумрудам, так напоминавшим цвет океанской воды.

– Бессовестные, жестокие люди желают столкнуть Президента и народ!.. Ослабить власть, ослабить Россию!.. Льют крокодиловы слезы по поводу нашей потери!.. Но почему они отбирают у флота последние деньги и тратят их на свои роскошные виллы и дворцы?… Почему нежатся в своих золоченых чертогах среди лазурных бассейнов и зимних садов, в то время как герои страны ютятся в промороженных комнатах с протекающими потолками?… Почему превратили священную Москву в развратный Вавилон, погрязли в воровстве и распутстве, в то время как мужественные русские люди уходят в океан, выполняя священный воинский долг?… Так долго продолжаться не может!.. Мы восстановим нашу русскую справедливость!..

Мэр и Плинтус, услышав беспощадную угрозу, закрыли лица локтями. Между тем Модельер что-то нашептывал начальнику президентской охраны. Тот прижал к губам крохотную усатую рацию, передавая указание высоким молодцам, что из разных углов бдительно, по-орлиному взирали на Президента. Те кинулись к операторам и репортерам, которых привели на тризну коварные Мэр и Плинтус. Стали бесцеремонно оттеснять прочь, сдвигать в угол зала, где вскрывали их телекамеры, отбирали кассеты, выталкивали взашей.

На смену этой разношерстной развязной стае в зале появились два оператора из президентского протокола. Четко и умело нацелили новенькие телекамеры на женщин, целующих чашу, на взволнованное, красивое лицо Президента, который гладил по русой голове сиротку.

– Каюсь перед вами!.. – Президент упал на колени, умоляюще протянул руки к окружавшим его матерям и вдовам. – Не уберег наших мальчиков!.. Вся вина на мне!.. Простите меня!.. Все сделаю, чтобы поднять их со дна морского и похоронить в русской родной земле как героев!.. Обещаю вам, мы построим новый подводный крейсер и наречем его «Святая Москва»!.. Сегодня же объявляю всенародный сбор средств!.. Пусть каждый, богатый и бедный, пожертвует что может!.. – Стоя на коленях, он снял с правой руки браслет с золотыми часами и опустил в чашу. Отцепил изумрудные запонки и со стуком метнул в жертвенный сосуд.

И все, кто был в зале, стали снимать обручальные колечки, сережки с камушками, женские часики. Опускали их в чашу. Склонялись к своему Президенту, целовали ему руки, обнимали. А он, потрясенный, стоял среди них на коленях и рыдал. Операторы осторожно, бережно вели окуляры по его рыдающему бледному лицу.

Модельер изумлялся со стороны, не умея скрыть восхищенной улыбки. Счастливчик, выполняя его режиссерский замысел, добился высшего артистического воплощения. Сам, без наущения, придумал чашу с водой, в которой растворил медицинскую морскую соль. Сам объявил сбор пожертвований, напоминавший древний русский обычай. Он заслуживал самых высших похвал. Внезапно Модельер увидел, как сквозь толпу смятенных, стенающих женщин прорвалась одна, рыжеволосая, с черной лентой, стягивающей огненный пук.

– Лжец!.. Убийца!.. – Она рвалась к Президенту.

Другая женщина, вдова шифровальщика, старалась ее удержать:

– Нинель, не надо, Нинель!..

Но Нинель пробилась к стоящему на коленях Счастливчику, расширила свои яростно-зеленые, рысьи глаза, уставила ему в лоб острый, указующий перст, продолжала выкрикивать:

– Ты лжец, паяц!.. Погубил наших мальчиков!.. Оставил их на съедение рыбам!.. Знаю твою страшную тайну!.. Погибнешь!..

Президент отшатнулся, с ужасом выронил чашу. Колечки и сережки покатились по полу. Счастливчик стал страшно бледен, с синеватым отливом утопленника. На впалой щеке его вдруг обнаружилось фиолетово-зеленое трупное пятно.

– Охрана!.. – возопил Модельер.

Несколько дюжих молодцов, разрезая толпу, расшвыривая вдов и сирот, устремились к Президенту. Схватили рыжую женщину. Заламывали ей за спину руки, выволакивали из зала. А та зло озиралась на Президента, плевала в него, безумно выкрикивала:

– Людоед!.. Мальчиков наших заживо съел!..

Ее уволокли, и казалось, ее появление было наваждением. И уже входили в зал с рокочущими песнопениями облаченные в ризы священники. Несли пылающие свечи, уложив на шитую золотую парчу свои тяжелые великолепные бороды. Окруженный клиром, величаво ступал Патриарх в золотой митре, сиявшей как нимб. Черный лицом, с выпуклыми эфиопскими белками и алым языком, весь усыпанный алмазами, напоминал ослепительную люстру. Все кланялись, подходили под благословение. И первым, кого он облобызал отеческим утешительным целованием, щекотнув кольчатой черной бородкой, был Президент, уже поднявшийся с колен, с непросохшими, искренними слезами сострадания.

Обильно поднимался к потолку сладкий кадильный дым. Трепетало в руках множество тонких поминальных свечек.

Мэр и Плинтус держали по свече, кланяясь навстречу серебряному кадилу, в котором багровел маленький жаркий уголь. Патриарх перемежал старославянские и эфиопские слова, мягко вплетал в богослужение строки из пушкинского «Ориона» – «Нас было много на челне…». Молился за души усопших воинов, посылая свою молитву в Царствие Небесное, где уже обретались погибшие моряки.

Поминальная служба транслировалась по телевидению. Граждане огромной страны плакали и скорбели о безвременной гибели своих сыновей. Электронные табло на площадях, на фасадах, на лобовых частях несущихся тепловозов, в подземных станциях метро, в кабинетах правительства, в роскошных дворцах богачей и утлых квартирах бедняков – рейтингомеры – указывали повышение популярности Президента на целых два пункта. Драгоценно, словно вышитое золотой нитью, на фасаде отеля мерцало число – «81». И уже мчались во все концы порхающие вереницы неутомимых юмористов и смехачей, посланных Модельером в русские дали, чтобы отвлечь народ от страшной беды, умягчить сжатые в камень сердца, заставить улыбнуться искусанные губы.

– Не правда ли, председатель Совбеза Крышайло похож на крысу? – шутил один юморист.