Гибель старых богов (СИ) - Чайка Дмитрий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так на нем тоже обвинение висело во взяточничестве. Пять лет рабских бараков светило. Искупил, так сказать.
— Тогда следим за ассирийцами. Где-то через год готовьте караван в ту дыру. И подгадайте к какому-нибудь празднику. Ну, чтобы там перепились все.
— Да, великий.
Через год. Мидия. Княжество Дайаэ. Город Укка. Год 696 до Р.Х.
Почтенный купец Син-Или сидел за столом местного князя Манийаэ и произносил здравицу. Сегодня был священный праздник богини Анахиты, и в честь него правитель организовал пир, на который позвал всех более или менее заметных людей, имевших несчастье оказаться в зоне его досягаемости. Местный князек, называвший себя царем (ну а как иначе?) был существом на редкость глупым, хвастливым и амбициозным. Одно то, что его княжество никогда не было завоевано, давало ему право считать себя непобедимым, хотя его заслуги тут, в общем-то, и не было.
Первой причиной, по которой Укка и окрестности не знали завоевания, было то, что город находился высоко в горах, куда вела узкая дорога, больше подходящая для горных коз, чем для торговых караванов. Небольшой камнепад мог остановить не то, что наступающую армию, а и шагающего бога Энлиля, реши он повоевать в этих местах. Говоря простым языком, Укка была неприступна.
Второй, и главной причиной победоносности местного князя было то, что вторую такую нищую дыру было еще поискать. Организовывать труднейшую горную экспедицию для того, чтобы получить в качестве добычи отару баранов? Смешно. Ну, и конечно же, горцы были ребятами суровыми. Все мужское население было воинами и, с длиннейшими кинжалами-акинаками расставалось только во сне. Поэтому войны тут случались регулярно и носили местечковый характер, заключавшийся в эпической битве триста на триста человек с добычей в виде стада овец. Сами мидяне были родственны персам, парфянам и ариям, проживающим восточнее, и говорили на схожем языке. В отличие от жителей Двуречья, все эти народы носили штаны и короткие сапоги, что было вполне обоснованно. В сандалиях по горам не побегаешь. Но если персы надевали облегающие мохнатые безрукавки, то мидяне ходили в просторных одеждах с рукавами и в высоких войлочных колпаках, по которым их узнавали по всей Ойкумене. Уже пару лет, как все местные князья выбрали своим верховным правителем некоего Дейока, который назвался Царем Царей и был предком правителей Мидии, которая вскоре уничтожит Ассирийское царство, и раскинется от Каспия до Индии. Но это было в той реальности, откуда пришел Макс, а пока Мидия была горной областью, состоящей из кучи мелких княжеств, часть из которых громил в настоящее время Синаххериб, утомившись от их набегов. Да и великий Царь Царей таковым пока не был, выполняя, по сути, роль третейского судьи.
Вот этому никому неизвестному царству, с десятком тысяч подданных, предстояло сыграть важнейшую роль, и спасти сотни тысяч жизней. И, возможно, ценой жизней собственных.
Пир разгорался, как сухая трава. Почтенный купец Син-Или уважил местного князя, доставив на праздник множество бурдюков крепчайшего вина. Местные горцы, не привыкшие к излишествам, были уже сильно навеселе. Немногочисленные купцы, попавшие на этот праздник, приняли неизбежное, и ели сочную баранину, только-только снятую с огня. Как обычно бывает в таких случаях, рекой полилось хвастовство и рассказы о неимоверной крутизне местной армии, воспоминания о битве у Кривого ручья, случившей в прошлом году и громадной добыче, захваченной у соседнего племени. Почувствовав, что публика дошла до кондиции, Син-Или вздохнул, помянув Ахурамазду, которого принял всем своим купеческим сердцем, посчитав расходы на жертвы, и понял: Пора!
— А что, царь! Я думаю, что полутысяча ассирийцев вытопчет твое княжество и не заметит. — заявил он.
Надо сказать, замечание было совершенно справедливое, но крайне несвоевременное. Царь как раз врал напропалую, как в одиночку победил трех воинов, и спустить подобное не мог.
— Да ты что, купец, с ума сошел? Вздумал оскорблять меня за моим же столом?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Нет, князь, я не оскорблял тебя. Просто я думаю, что царь Ассирии великий полководец, а его воинам нет равных противников. Да они вас в камни втопчут, и даже не заметят.
Собрание зашумело. Купец уже наговорил столько, что местным обычаям ему полагался красивый полет со скалы, но слово было за Манийаэ.
— Да если царь Ассирии придет сюда, ему придется уйти поджать хвост, как побитому шакалу. Мои воины непобедимы!
— Да! — заорало высокое собрание.
— Но великий царь Синаххериб…..- попытался продолжить купец.
— Да к демонам его! Не боимся мы этого царька. А придет к нам, мы его тут и похороним. А потом с гор спустимся и его города на копье возьмем! А потом его баб возьмем. А самого царя на кол посадим. Я сказал!
— Да! — орали пьяные горцы. — Мы их всех положим!
Побледневшие купцы стали собираться, внезапно вспомнив, что у них есть очень важные дела. Ведь первый, кто сообщит о неслыханном оскорблении людям великого царя, скорее всего, останется жив. А из этого места нужно срочно убираться, тут скоро будет очень неспокойно.
— Я думаю, царь, ты просто хвастун! Ты не справишься с ними.
Багрово-красный Манийаэ встал и вытащил купца за бороду в центр зала.
— Я тебя зарежу, купец. Молись.
— Великий царь, не убивай, — заверещал Син-Или. — Я дарю тебе весь мой товар, только не убивай!
Манийаэ с наслаждением отхлестал купца по щекам и пинками выгнал его на улицу.
— Если ты, паршивая собака еще будешь тут, когда закончится пир, я тебя лично на куски порежу. И чтобы в моих землях не появлялся больше.
Пир закончился не раньше, чем закончилось вино, то есть под утро. Проснувшийся к обеду князь, вышел во двор, моргая опухшими глазами.
— А где все купцы?
— Уехали рано утром.
— А этот?
— И он уехал. Его верблюдов мы охраняем. Без тебя, царь, не трогали ничего.
— Ну пойдем, посмотрим.
Вскрыв тюки, царь сумасшедшим взглядом осматривал свалившееся на голову богатство. Двести чешуйчатых панцирей, двести шлемов, столько же мечей и щитов. И на закуску- пятьсот дротиков и двадцать тысяч стрел отличного, невиданного в нищих горах, качества.
— Да это же…. — царь задохнулся от открывающихся перспектив. — Да мы же тут всех….
— Никого мы тут, — сурово припечатал стоящий рядом сотник, — воинов поберечь надо. Может боги дадут, отобьемся от Великого Царя, с таким-то оружием.
— Ка… ка… какого Великого Царя? — изумленно промычал Манийаэ.
— Да ты, князь, вчера столько наговорил, что Великого Царя Ассирии в гости ждем. Думаю, сам приедет, чтобы на тебя посмотреть.
Через три месяца. Аншан.
— Сиятельный, я прощён? Я могу вернуться к своим делам и к свой семье? — спросил склоненный Син-Или.
— Да, купец, у великого царя больше нет к тебе вопросов. Ты можешь заниматься торговлей, и твоя семья в полной безопасности, как и твое имущество. — заявил Надзирающий за Порядком Великого Царя Аншана и Персии. — Но если еще раз… То по всей строгости закона и сразу, запомни.
— Да, сиятельный. Спасибо, спасибо! — и купец, пятясь задом выполз из двери, вытирая градом катящийся пот.
Про Надзирающего за Порядком ходили самые странные слухи. Одни говорили, что он бывший жрец великого бога Иншушинака, другие- что он был учителем и преподавал математику. Но никто этим врунам не верил, потому что ни на жреца, и уж тем более на учителя, сиятельный Хутран похож не был. Человек, вычистивший Аншан от преступности с совершенно свирепой эффективностью, не мог быть служителем бога. А представить его в роли учителя математики было просто смешно.
Суровый аскет, равнодушный к богатствам, происходил из старой жреческой семьи и семейное дело продолжил потому, что таков был обычай. После захвата Аншана персами он, по просьбе Пророка, был принят преподавателем в школу, но не задалось. Сам Отец, тряся серебряной пайцзой, ворвался к Максу и, брызгая слюной, потребовал удаления этого типа из школы. По словам Отца Школы, тому надо было не учителем работать, а разбойников ловить. Пророк задумался и вызвал своего бывшего патрона на разговор. С этой беседы учитель Хутран вышел сиятельным Хутраном, Надзирающим за Порядком царства Аншана и Персии.