Черный пробел - Андрей Добрынин

Глава 8

Нарочито удлиненным путем, по нескольку раз проходя одни и те же улицы и переулки, Валера вышел наконец из новой части города и углубился в трущобы, которые до прихода бандитов так и не успели снести. Невдалеке пролегала полоса отчуждения железной дороги. Валера между огородов, ветхих сарайчиков и заборов пробрался к железнодорожной насыпи и пошел вдоль нее по безлюдной тропинке. Впереди какая–то семья на своем клочке земли копала картошку, но, завидев Валеру, побросала лопаты и пустилась наутек. Валера грустно усмехнулся и продолжил свой путь. Места были мрачные: покосившиеся гнилые заборы, ветхие сараи, мусорные кучи, поросшие бурьяном, — все это тянулось куда–то вдаль и образовывало своеобразные городские джунгли, в каждом уголке которых, казалось, таилась опасность. Подойдя к одному из заборов, Валера остановился и огляделся. Вокруг было пустынно. Тогда он раздвинул доски и проскользнул в щель, прошел огород, перелез еще через несколько заборов и, протискиваясь в щели между сараями, проник наконец в маленький садик, в глубине которого виднелась постройка, сколоченная из разнокалиберных досок, с одним узким окном. Справа у забора возвышалась куча всякого деревянного хлама. Валера остановился и посвистел особым образом. «Проходи», — послышался из кучи приглушенный голос. Посторонний наблюдатель никогда бы не догадался, что в груде обломков оборудован наблюдательный пункт. Валера подошел к сараю. Чья–то рука отворила перед ним скрипучую дверь, и он очутился во мраке. Откуда–то снизу доносились голоса. «Принес?» — спросили Валеру. По голосу он узнал рабочего Шестернева. «Принес, Пал Палыч», — отозвался Валера и вынул из–за пазухи мешочек с деталями типографского станка, которые были выточены по его указаниям в железнодорожных мастерских. «Молодец, проходи. Наши все в сборе», — сказал Шестернев. Он отворил люк в подполье, и Валера спустился вниз по скрипучей лесенке. В погребе размещалась подпольная типография. На земляной пол были положены доски, справа стоял типографский станок, возле которого возвышались пачки чистой бумаги и готовых номеров «Зари свободы». На ящиках, расставленных полукругом напротив лесенки, сидели сотрудники газеты. «А где Колесов?» — спросил Валера, заметив отсутствие товарища. Ответом стало неловкое молчание, никто не хотел встречаться с юношей взглядом, будто у каждого на сердце лежала не высказанная словами вина. Валера все понял и медленно потащил с головы кепку. «Как это случилось?» — глухо спросил он. «Его схватили за расклеиванием листовок», — объяснил редактор газеты, старый рабочий Маховиков, и тут же зашелся в надрывном кашле. Он поднес платок ко рту, и на белой ткани расползлось кровавое пятно. Почти вся редакция «Зари свободы» страдала чахоткой на разных стадиях. «Колесова сегодня утром повесили», — докончил рассказ редактора наборщик Железнов. «Я сегодня заметил за собой «хвоста», — сказал Валера. — Пришлось убрать». «Никто не видел?» — откашлявшись, осведомился Маховиков. «Нет, все в порядке», — ответил Валера. «Ну что ж, приступим? Что сегодня на повестке дня?» — спросил рабочий Молотов, один из членов редколлегии. «Начнем, — сказал Маховиков. — Сегодня у нас разбор статьи в ихней газетенке (он имел в виду статью в газете «Уркаган», где подпольщики обвинялись в бандитизме, а в доказательство приводились последние «эксы»). — Итак, разбор этой статейки и как на нее ответить Затем статья товарища Сыпнякова. Инструкция населению по изготовлению бомб. Тут у нас специалист по подрывным устройствам», — Маховиков показал направо от себя. В углу поднялся невысокий крепыш в телогрейке. «Младший лейтенант Дзюба», — представился он. «Вы не родственник майора Дзюбы?» — спросил Железнов. «Я его племянник», — просто ответил младший лейтенант. «Простите», — смущенно сказал Железнов. «Ничего, — сказал Дзюба. — Инструкцию я разработал, как было приказано, — продолжал он, — вот только воззвание для меня трудновато. Писать–то я не мастер», — он смущенно улыбнулся. «Ладно, это я сделаю сам, — сказал Маховиков. — И самое главное — теоретическая статья». «Ну, это прямо для тебя, Петрович, — заговорили, обращаясь к Маховикову, члены редакции, — ты у нас мужик башковитый, справишься». «Я не более башковитый, чем все вы, — с доброй улыбкой, неожиданно осветившей его суровое лицо, сказал главный редактор. — Но я возьмусь за это дело». Тут он снова разразился надрывным кашлем и сел на место, махнув рукой. Поднялся Валера Сыпняков. «Разрешите? Я тут набросал тезисы ответа на их статейку». Валера подождал, пока смолкнет кашель, раздававшийся сразу изо всех углов помещения, и начал: «Товарищи! Наши враги утверждают, что экспроприации награбленных ими денег — это с нашей стороны якобы бандитизм. Не будем приводить поговорку о том, что с волками жить — по–волчьи выть. Лучше спросим: а куда шли эти деньги? Может быть, они шли на зарплату рабочим, или на производственные нужды, или на благоустройство города? Можно подумать, что это именно так. Мы хотим обратиться к нашим читателям…» «Минуточку, — сказал Маховиков, — здесь небольшая стилистическая погрешность. Слово «именно» повторяется дважды». «Какое это имеет значение! — удивился Валера. — Важен общий смысл!» «Нет, вы не правы, — сказал Маховиков. — Наша задача не просто разоблачать бандитов. Мы должны это делать так, чтобы по всем статьям, в том числе и по языку, по нашему стилю, быть выше их на голову. Кроме того, наша газета должна нести и воспитательную нагрузку, должна во всем, даже в языке, подавать людям пример. Не надо так легкомысленно к этому относиться». Валера смущенно замолчал. «Да вы не расстраивайтесь, — улыбаясь, сказал Маховиков, — поначалу со всеми бывает. Наберетесь опыта, еще и нас, стариков, поучите. Ну, продолжайте. Начало у вас хорошее». Валера с благодарностью взглянул на старого редактора и продолжил чтение. Очередное заседание подпольной редакции шло своим чередом.

ЧАСТЬ 5

Глава 1

Своим чередом шло и заточение Вареньки. Поначалу Ганюк был уверен, что долго она не продержится. «Все они, бабы, одинаковы, — думал он, — главное им вовремя хвост прижать». Однако время шло, а Варенька и не думала сдаваться. Ганюк несколько раз во время своих визитов (якобы для проверки качества пищи) делал попытки вступить в разговор, но на все его демарши Варенька отвечала презрительным молчанием. Тогда Ганюк, оставшись с нею наедине, попытался добиться успеха с помощью грубой силы, но Варенька сопротивлялась так отчаянно, что он оставил эту затею. У него чесались руки избить непокорную супругу, но он понимал, что этим он окончательно оттолкнет ее от себя, а он еще на что–то надеялся. Не то чтобы он любил Вареньку. В его отуманенной разгулом голове носились приятные картины: вот раскаявшаяся Варенька валяется у него в ногах, прося пощады; вот он, будто бы нехотя, уступает ее мольбам и затем окончательно отвергает ее, смеясь ей в лицо, а она возвращается и бегает за ним, как собачонка. Действительность, однако, нисколько не походила на эти мечты, отчего Ганюк зверел все больше и больше. В один прекрасный день он во главе нескольких бандитов ворвался к Вареньке и отобрал у нее все платья и всю косметику, оставив взамен какой–то линялый халат. Однако его постоянно мучила подспудная догадка, что и этот шаг не приведет к успеху. Провожаемые язвительным смехом Вареньки, они вышли в коридор, и тут же в коридоре Ганюк отдал Жерепу приказ с этой минуты посадить Вареньку на хлеб и воду. К Вареньке приставили охранницу, вечно пьяную старуху, которая раньше собирала кружки в пивной. На боку у этой старой фурии висела кобура с пистолетом, а во рту вечно торчала козья ножка (старуха курила махорку). Однако Вареньке удалось задобрить старуху, угощая ее спиртом из бутыли, забытой Ганюком в ящике письменного стола: чтобы впасть в состояние блаженного оцепенения, старухе не требовалось больше пары глотков. После этого она сидела на табурете у двери, что–то напевала себе под нос, дымила самокруткой и изредка надрывно кашляла. Однажды Варенька шла по бесконечному коридору здания УВД на прогулку во внутренний двор. За ней по пятам тащилась старуха. Порой им попадались узники, которых, вели в кандалах на допрос. Звон цепей разносился по гулким коридорам. Они шли так довольно долго, и вдруг Варенька вздрогнула, почувствовав на себе чей–то пристальный взгляд. У поворота коридора стоял высокий широкоплечий заключенный и глядел на нее в упор. В его лице, покрытом следами побоев, но от того не менее запоминающемся, Вареньке почудилось что–то знакомое. «Значит, и вас тоже», — негромко и печально сказал незнакомец, когда Варенька поравнялась с ним. «Извините, — смущенно сказала Варенька, — мы, видимо, где–то встречались, а где — я не помню». «Я вам подскажу, — отвечал заключенный, — это было на торжественном собрании, в кинотеатре «Рассвет». Мы там сидели рядом». «Боже мой, — воскликнула Варенька, — неужели…» «Да–да, это я, полковник Зубов», — с грустной усмешкой отвечал полковник. Варенька в ужасе глядела на него. Как не походил этот оборванный, с изуродованным лицом, страшно исхудавший человек на тoгo статного, подтянутого, молодцеватого полковника, который когда–то целый вечер ухаживал за Варенькой, развлекал ее шутками и от души аплодировал ораторам и артистам, а когда мероприятие кончилось, проводил Вареньку до остановки пригородного автобуса и помог ей сесть. С тех пор они не виделись каких–нибудь полтора года, а сколько с тех пор переменилось! Вдруг, прервав нахлынувшие на Зубова и Вареньку воспоминания, из туалета вылез бандит с винтовкой. «Пошли!» — заорал он и грубо ткнул Зубова прикладом в спину, так что полковник пошатнулся и оперся рукой о стену. «Моя камера — 202», — успел шепнуть Зубов, и вслед за этим они разошлись.